Тишина - Василий Проходцев

– Знаешь ли ты, что запрещено христиан в рабство обращать и продавать? Зачем баб и детишек ремнями скрутили, они, что ли, с вами воевали?

– Какое же рабство, твоя милость? Велено было, чтобы гнездо это разбойничье искоренить, перевести их в соседние волости, а сюда других мужиков переселить. Ну а как вести-то не связав? Разбегутся, версты не успеем пройти. Очень уж злой здесь народ, боярин, не знаешь, от кого и подлости ждать: и ребята, и бабы, случалось, исподтишка или вилами кольнут, или яда подсыплют.

– Ах вы, бедные… И за это вы всю деревню соседнюю вырезали, трупами колодцы завалили?

– Да почему же ты, боярин, так плохо про нас, грешных, думаешь? Не мы это: та самая шляхта, которая здесь укрывалась и мужиков бунтовала, их и вырезала другим в назидание, чтобы слушались. Видать, та деревня против других не такая воровская была, за это и поплатилась.

– А в меня зачем стреляли? Зачем старшие ваши стрельцов побили и ускакали? Чего боялись нас, раз ничего плохого не делали?

– Так кто же знал, как вы с нами поступить собираетесь? Да и непонятно вначале было, кто по нам палит: московские войска или ляхи? Обложили по всем правилам, и наступают. А мы, казаки, без боя помирать не привыкли. Часть товарищей решила прорваться, и воеводам пожаловаться на такое самоуправство: пошли, мол, по царскому указу, а нас же за это из пушек расстреливают. Ты, боярин, подумай, как на это посмотрят.

– Ты говори, да не заговаривайся. А когда я к вам на переговоры шел, все еще невдомек было, что я не лях, и истреблять вас не собираюсь? Зачем вы в меня стреляли?

– Да, тут грешны, боярин, ты уж нас прости.

– Бог простит, а мне до твоих грехов дела нет. Знаешь ли, какое наказание за убийство посла бывает?

– Так то-то и оно, боярин, что никто твою милость убивать не собирался.

– И на том спасибо.

– Хотели бы – ой, не промахнулись бы с пятидесяти шагов, у нас стрелки меткие.

– Да ты уж совсем обнаглел, не иначе?

Матвей тронул с места коня и подъехал к казаку, который отошел на пару шагов назад.

– Да нет же, боярин, я за то и прощения прошу, что так нам поступить пришлось: решили мы эдак внимание отвлечь, чтобы товарищам легче прорваться и уйти было. А что не очень вежливо вышло – так куда там о вежливости думать, когда с полсотни трупов уже по улицам лежит.

"Черт их знает" – подумал Артемонов – "Вдруг, и правда, они по указу действуют, а тогда я получаюсь вор, а не они. Опять, просто так их отпустить – зачем спрашивается, тогда весь приступ устраивали и людей положили? По указу… Но зачем же тогда князь…". Размышления Матвея были прерваны появлением совершенно неожиданных лиц: стрельцы вели по улице простоволосую женщину с пухлым малышом лет двух от роду на руках. Женщина была довольно высокого роста, одета почти как московская боярыня и держалась с большим достоинством, хотя и слегка прихрамывала, а ее прекрасные, ярко рыжие волосы развевались по ветру как олицетворение греха и соблазна. Мальчик, сидевший у нее на руках, также обладал густой копной ярко-рыжих волос. Увидев Матвея, она так бесстрашно и нагло уставилась прямо на него, что полковник вынужден был отвести глаза. "Господи! – тяжко вздохнул про себя Артемонов – Только этой ведьмы и не хватало! К тому же с ребятенком…".

– Это еще кто такая?

– Матвей Сергеевич, в том отряде была, который к реке ушел. Отстала, а мы ее и догнали.

– Волосы-то прикройте, что за срам!

– А что, не нравятся тебе мои волосы, полковник? – вмешалась в разговор сама пленница. Матвей, вынужденный признать про себя, что волосы ему очень даже нравятся, не отвечая, отвернулся в сторону. Хороши в ней были не только волосы, но и многое другое: женщина была очень молода, но уже входила в пору зрелости, силы и уверенной в себе красоты. Стрельцы притащили из избы какой-то балахон и накинули его на пленницу. Малыш, до сих пор сидевший спокойно, громко расплакался.

– Уведите ее! Григорий, сопроводи ее в ставку, к Ордину, да проследи, чтобы в дороге ничего дурного с ней не случилось, да и с дитем тоже. Думаю, птица она непростая, ты на платье одно погляди.

– А ты заметь, Матвей Сергеич, как она вон на того кудрявого посматривает, да и он на нее – не чужие они, ой, не чужие! – зашептал Котов на ухо Матвею.

– Ну вот, и его прихвати без шума. Только допрашивать отдельно… Да кого я учу!

Подьячий с видимой радостью бросился исполнять поручение, и вскоре уже галантно держал загадочную казачку под локоток, рассыпаясь в любезностях. Тут и сам Артемонов приметил бешеные взгляды, которые бросал время от время искоса на эту сцену высокий кудрявый казак. "Прав подьячий!" – подумал Матвей, – "Но женщина в казачьем полку, да еще и в походе в военное время – чудеса, да и только. Пожалуй, лежи они все пьяные вповалку, и то не так чудно было бы. Что-то здесь интересное кроется. Ну да Ордин с Илларионовым разберутся, кому же, как не им в таком разбираться".

Артемонов распорядился связать казаков хорошенько, и под надежной стражей отправить также в ставку полка для разбирательства, сам же решил съездить в соседнюю деревню, куда отправился отряд Мирона и Хитрова. Но как только Матвей начал собираться в поездку, на дороге показалось облако пыли, с шумом приближавшееся к деревне. "Кого же еще Бог послал?" – недоумевал Артемонов, уже несколько утомленный за последние дни необычными происшествиями. Из облака вырвался вперед всадник, оказавшийся князем Долгоруковым, следом за которым на деревенскую улицу въехали еще сотни три дворянской конницы.

– Ох, Матвей, боялся, что опоздаю! – взволнованно прокричал князь, – Слава Богу, сами справились. Я-то думал, тут пара сотен взбунтовалась, а здесь целый полк! Ты уж меня прости, полковник, что в такое дело тебя втравил! Сам не знал, ей Богу, не знал!

– Да что уж, на то мы и царские ратные люди… – смущенно бормотал Артемонов, не знавший, как отвечать на извинения такой знатной особы. – Старшину, правда, мы упустили, виноваты.

– Да будет! Главное, сами в порядке! Сейчас почти целого полка лишиться, да еще и по глупости – ох и тяжело было бы, главные битвы-то впереди. И все