Край Ветров: некроманс - Диэр Кусуриури

— И именно эта ненадежность связи не дает тебе доступа к резервам души, кроме прочего.

— Прочего — чего?

Ромка, задумчиво потерев подбородок, стал излагать, как ему все это увиделось:

— К тебе будто бы по умолчанию привязан «слепой узел». То есть — сколько ни перевязывай, он все равно с тобой. А накладываясь на общечеловеческое ограничение, он существенно снижает все твои способности. Наверное… наверное, если все это развязать, узел удалить, снять «глушитель», укрепить связь, то… — Ромка замялся. Варамира смотрела на него пристально. Мальчик сглотнул. — То ты станешь очень могущественной.

Он хотел сказать «опасной». Но это было бы опасно само по себе. Рискованно.

— И здесь, — продолжил мысль Ромка, — тебе нужен тот, кто умеет плести нити, у кого к этому дар. Я так понимаю, этот кто-то — я.

— Так и есть, — кивнула Варамира удовлетворенно. — Ты поможешь мне.

— Но, — произнес Ромка осторожно, — мне кажется, что, хоть я и могу, но я… не сумею. Мало того, что я не знаю, как… так ведь и мои собственные силы ограничены общечеловеческим «глушителем». Из нас троих только Зорея имеет доступ к душе. Но, не будучи судьбоплетом, дать этот доступ кому-то еще он не может. Разве что какое заклятие…

— Тут у нас два пути, — сказала «бабка». — Первый — освободить все человечество от Оков Тишины. Но от этого слишком несет человеколюбием, как по мне. Или… наоборот. Да и, кроме прочего, для этого нам понадобится Исключительный Чародей — а я видала такого только один раз в жизни. И то, это мне чуть было ее не стоило. И второй вариант: мы должны достичь горы Антарг, Сердца Мира. Игольное Ушко — само по себе заклинание. И если его настроить, как надо, и активировать мощью судьбоплета — то у нас все получится. Оно послужит катализатором. Я стану полноценной. Целой. Я перестану мучительно умирать.

Варамира наклонилась к Роману и заглянула в глаза:

— Ты ведь поможешь мне, правда?

Ромка знал, что медлить с ответом нельзя. Ведь иначе она не поверит. Все прочтет по глазам. Все поймет. И потому он сказал:

— Конечно. Мы ведь… как это говорится? Семья?

Варамира улыбнулась — вполне искренне, как показалось Ромке.

— Семья, — кивнула она. Приобняла мальчика за плечо. — Пойдем. Мы не будем мешкать — надо отправляться в путь прямо сейчас.

Ромка послушно двинулся рядом с ней.

Старик-чтец, которого Варамира назвала Зореей и который помог ей возродиться этой ночью, шел сразу за ними на расстоянии в пару шагов.

Ромка, на самом деле, не понимал, как Варамира может надеяться на его помощь, не рассчитывая дать хоть что-то взамен. Ничего не предлагая. Не пытаясь прельстить его хоть чем-то. Все, что она обещала — это научить пользоваться силой. Что ж. Теперь он видит изнанку и понимает ее. Теперь проще. Теперь можно даже полагаться на себя самого. Главное ведь тут не столько практика, сколько восприятие и понимание. А они поменялись. Качественно. И это первый и самый главный шаг к обретению власти над своими способностями.

Ромке подумалось даже, что «бабка» так наивно надеется на помощь потому, что мыслит иначе. Она просто… другая. Для нее и он, и все остальные люди — части нее. Как рука или ухо. И она искренне не понимает, как ее воле можно противиться. И правда, что за нонсенс — восставшая против хозяина рука? Ухо, выражающее несогласие?

Бред.

Но Ромке не хотелось ошибаться, — а ошибка тут вполне могла быть. Может, он все не так понял и просто оправдывает Варамиру, как умеет, как понимает. Может, не стоит этого делать.

И совсем не известно, что будет, если он ей воспротивится.

Не захочет ли она отрубить взбунтовавшуюся «часть тела»?

Ромка понимал, что ждать от этой женщины можно чего угодно. И что никакая они не «семья».

Знал он теперь и кое-что еще. И даже подобрал для этого слово, — вроде как, емкое и передающее суть. Когда тысячи сияющих нитей привязали к новому, практически рукотворному телу душу Варамиры, проявившуюся в реальность из Морока, Ромка почуял, какова она. Он осознал, какой силой обладает Варамира, что она за колдунья. И представил себе чем эта сила обернется, если Варамира станет окончательно живой и, с его помощью, обретет доступ к резервам души.

Это будет эпическая ошибка. Это будет неконтролируемая беда. Это будет самый темный, жгучий, ласковый, кровавый хаос, который можно себе представить.

И если от нее убежать — она найдет его во сне. И наяву найдет. Наплодит подобных себе тварей и пошлет по следу.

И будет снова пытаться убить его друзей — это наверняка.

Она затеяла фарс, заранее обреченный быть раскрытым. Как будто бы иначе попросту не умеет.

Но — все это ни в коем случае нельзя произносить вслух.

Пока Ромка молчит — Варамира играет пьесу под названием «Семья». Плохо играет. Не достоверно. Мальчик знал — стоит ему раскрыть рот и озвучить все это… сюжет представления останется тем же, а вот декорации сменятся враз.

А потому пока — не стоит. Надо молчать и изображать дурачка, пока нет четкого плана. И пока есть время его придумать.

Ну и гнилое нутро оказалось у этой истории. Кто б знал.

Как это дед с ней жил? Неужели здесь и правда замешано родство? Может, врет она все?

Ромка поднял взгляд вверх, обратив внимание на россыпь звезд, ставших в одно мгновение особенно яркими — а потом потускневшими до обычного состояния.

Что за шутки шутит с ним зрение? Со всей этой магией недолго и с катушек съехать — вон уже, мерещится всякое.

Варамира на странное поведение звездного света внимания не обратила, продвигаясь вперед очень даже целенаправленно. Теперь она вела Ромку на другую сторону Шелковичного острова. Очевидно, где-то там и начнется путь к Сердцу Мира… каким бы он ни был.

По аналогии с тем именем, что назвала ему баба Паша в памятном домике в лесу, Ромка придумал слово для Варамиры: «Судьбоед».

— Ну… и… как оно? — спросил Камориль. — Мйар? Тебя уже опустил приступ божественного великолепия?

Они все так же сидели на берегу, очень близко к воде, вот только молча, и уже, наверное, полчаса как. Некромант, наконец, решился спросить у Мйара, что это такое было вообще. Но тот, как это у него частенько случалось, будто бы ничего не понял:

— А? — Мйар моргнул. — В смысле?

— Ну, глаза у тебя больше не светятся, сожрать меня ты тоже, вроде бы, не пытаешься — вот я и подумал, может, с тобой все снова, как было, — проговорил Камориль, откидываясь назад и опираясь на песок ладонями. — Ты ж, выходит, вспомнил всё. Ну и… каково оно? Что ты вспомнил?

Мйар молчал. Хмурился. Поглядел в обе стороны от себя, потом уставился на Камориль как-то растерянно: