«Звезды», покорившие миллионы сердец - Серафима Чеботарь

А в жизнь Айседоры вошла новая любовь. Хотя вошла – это слишком мягко сказано: однажды декабрьским вечером после спектакля к ней в гримерку буквально ворвался молодой темноволосый мужчина, который с порога закричал на Айседору: «Вы! Вы поразительны, вы необыкновенны! Вы украли мои идеи! Вы украли мои декорации!» Айседора пыталась объяснить, что ее задник – неизменный голубой занавес – она придумала сама еще в ранней юности, но мужчина уже ушел… Айседоре объяснили: это был знаменитый английский актер Гордон Крэг, сын великой актрисы Элен Терри. Правда, в последнее время он уже не играет на сцене, а пробует себя как художник, режиссер и сценограф, делает совершенно невообразимые декорации и бредит реформой театра. Айседора немедленно почувствовала, что с этим человеком ее связывает гораздо большее, чем одна случайная встреча, – и она оказалась права.

Уже через несколько дней они встретились снова – случайно столкнувшись на улице, они много часов бродили по Берлину, пока не оказались в студии Крэга. Едва за ними закрылась дверь, они бросились друг другу в объятия… Гордон все время повторял: «Ты – моя сестра!», и это не было простыми словами: уже в тот первый вечер они поняли, что связавшая их воедино любовь – лишь проявление той общности, того родства душ, которое бывает, кажется, лишь у близнецов. Айседора писала об этом: «Мы горели одним огнем, как два слившихся языка пламени. Наконец я нашла своего друга, свою любовь, себя самое! Но нас было не двое, мы сливались в одно целое… Это было не соединение мужчины с женщиной, а встреча двух душ-близнецов».

Они любили друг друга две недели, прерываясь лишь на сон и скудную трапезу. Все это время полиция была уверена, что речь идет о похищении с целью выкупа, мать Айседоры и ее импресарио безуспешно прочесывали город в поисках пропавшей танцовщицы… В конце концов они дали объявление в газету: «Госпожа Дункан из-за приступа тонзиллита временно отменяет свои выступления».

Когда Айседора наконец вышла из своего любовного плена, Берлин был уже полон слухов и сплетен о ее загадочном тонзиллите и методах его лечения: как ни странно, слухи были близки к истине, хотя оказались – редкий случай – гораздо бледнее правды. Газеты не стесняясь обвиняли Айседору в неподобающем поведении, а берлинские дамы-патронессы основанной Айседорой детской танцевальной школы составили недвусмысленное послание, в котором заявляли, что мисс Дункан имеет весьма слабые представления о морали, в связи с чем они отказываются иметь с ней дело… Под посланием стояла и подпись сестры Айседоры – Элизабет. Она, как и их мать, весьма не одобряла и поведение Айседоры, и ее выбор: Крэг славился на всю Европу не только своим талантом и революционными идеями, но и любовными похождениями – несколько лет назад он бросил жену с четырьмя детьми ради любовницы, а потом оставил и любовницу ради другой! Но Айседора не обращала на злые языки никакого внимания. Для нее любить было также естественно, как дышать, и желание любви было почти таким же сильным, как желание танцевать. В Гордоне Крэге Айседора нашла, казалось, все, что ей было нужно: красоту, перед которой она преклонялась, ум, который она ценила, огромный талант, которым она восхищалась, и главное – понимание и трепет перед ее собственным талантом. Они с упоением обсуждали их общее будущее, и смелые планы реформирования старого искусства сочетались в их беседах с проектами совместных спектаклей, а обсуждение программы ее гастролей – с его мечтами о выставках и декорациях к новым спектаклям. Правда, пока Крэгу не спешили предлагать работу – как не считающийся с авторитетами скандалист он был известен не меньше, чем талантливый актер и режиссер, так что с деньгами у него было туго.

Гордон Крэг, 1909 г,

Айседора взяла его в свою труппу администратором и от большой любви закрывала глаза на то, что Крэг практически не занимается делами, а лишь пишет или рисует – ведь рисовал он ее, и его стихи были о ней. Они объездили пол-Европы, и везде ее принимали с восторгом… а его – лишь с интересом. Айседора, свято уверенная в гениальности Крэга, рекомендовала его режиссерам и антрепренерам, помогла в организации выставок его рисунков, а в один прекрасный момент объявила ему, что ждет ребенка. Правда, его реакция была не такой, как ожидала счастливая Айседора: у него уже было восемь детей, и радости отцовства давно ему надоели. А подумала ли она, что будет с ее фигурой, с ее карьерой?

Айседора подумала. Ей были нужны деньги – для школы, для семьи, для самого Гордона… Она танцевала, пока могла – гастроли в России, Германии, Англии, – а 24 сентября 1906 года у нее родилась дочь, которую назвали ирландским именем Дейдре, что в переводе означает «печаль».

После тяжелых родов Айседора написала: «Кто придумал, что женщина должна рожать в муках? Я не хочу слышать ни о каких женских общественных движениях до тех пор, пока кто-нибудь не додумается, как сделать роды безболезненными».

Почти сразу после рождения дочери Крэг уехал во Флоренцию – Айседора все же убедила свою подругу Элеонору Дузе пригласить Крэга для оформления спектакля. Крэг и Дузе моментально разругались, спектакль оказался провальным… Крэг впал в меланхолию, и Айседоре становилось все труднее и труднее его отвлекать от мрачных мыслей. Он, как всякий гениальный художник, чрезвычайно болезненно переживал свой неуспех, особенно заметный на фоне постоянных триумфов Айседоры. Постепенно ее искусство, перед которым он еще недавно преклонялся, начало его раздражать. «Почему ты хочешь появляться на сцене и размахивать руками? – спрашивал он ее. – Почему бы тебе не остаться дома и не точить мне карандаши?»

Постоянные ссоры и непонимание делали свое дело: без Крэга Айседора не могла, но не могла она и рядом с ним. Его амбиции и талант, ее любовь и искусство поставили ее перед выбором: или он, или ее танец. Сам он свой выбор давно сделал. Она мучилась еще несколько месяцев, пока в очередной раз не поняла: ее танец превыше всего, ибо искусство вечно, а любовь вечной не бывает.

Короткое утешение принесли Айседоре гастроли в России, во время которых она подружилась с Анной Павловой и встречалась со Станиславским. С великим режиссером Айседора познакомилась еще в 1905 году, во время первых гастролей, и даже, как она позже вспоминала, между ними был небольшой роман, закончившийся весьма смешной сценой: когда она однажды поцеловала его в губы, «у него был страшно удивленный вид… он, глядя на меня, с ужасом воскликнул: «Но что же мы будем делать с ребенком?» «Каким ребенком?» – поинтересовалась я. «Нашим, конечно». Я расхохоталась, а он посмотрел на меня с грустью и ушел».