Тяжесть короны (СИ) - Ольга Булгакова

Нурканни не лгал, говоря, что Дор-Марвэну будет больно. Когда моя ненависть проявилась во всей красе и мощи, казалось, что ее яд опаляет отчима, причиняя физическую боль. Дор-Марвэн, по-прежнему держащий меня за руки, дрожал и стонал, когда просматривал последующие воспоминания, которых было удивительно мало. Зато все они были окрашены ненавистью. Яркой и сильной. Она чувствовалась во всех, совершенно во всех воспоминаниях. Будь то заседание Совета, где я не могла собраться с мыслями, потому что вынуждена была находиться рядом с Дор-Марвэном, будь то короткие случайные встречи с отчимом или официальный прием. Ненависть, показавшая мое истинное отношение к столь милым сердцу Дор-Марвэна семейным ужинам, превратившимся для меня в пытку, буквально выбила почву из-под ног преклонившего рядом со мной колено регента. Он пошатнулся и, потеряв равновесие, вынужден был упереться свободной рукой в пол.

Следующим ударом для отчима, после которого он даже на время перестал дышать, стало воспоминание о смерти мамы. Но его эмоции, которые ярче, чем хотелось бы, отзывались во мне, удивили безмерно. Учитывая биографию Дор-Марвэна, то, как он, представитель давно разорившегося, потерявшего всякий вес и уважение семейства, пробирался наверх, принимая во внимание его постоянное стремление к абсолютной власти, я постепенно стала воспринимать отчима исключительно как расчетливого и ловкого политика. Да, мама любила Дор-Марвэна, но его любовь вызывала закономерные сомнения. Как оказалось, зря. Он маму не просто любил. Он ее боготворил. День ее смерти стал одним из ужаснейших дней в его жизни. Дор-Марвэну было так плохо, что Нурканни все тем же громким и неприятным голосом предложил сделать перерыв. Но отчим шепотом попросил продолжать.

Окончание траура, известие о моей помолвке. К новой волне ненависти Дор-Марвэн оказался готов, и стон боли ему удалось сдержать. А его ужас, окрасивший воспоминания следующего дня, когда я чуть не умерла, выпив яд Беллы, удивил меня еще больше, чем любовь отчима к маме. Никогда бы не подумала, что Стратег искренне переживал за меня.

Бал, более близкое знакомство с муожскими послами, дела приюта… Смерть Франа.

Ни намека на побег, ни слова о Ромэре, ни упоминания о моих еженощных посещениях тюрьмы. Ни единого воспоминания о пути в Арданг, о жизни в Челна, об общении с Ромэром и его родственниками. Провал, разрыв в полотне памяти, который безмерно взбесил регента.

— В чем дело? — процедил он, крепче стиснув мои пальцы.

— Я не могу пробиться, — гулко ответил колдун. В его голосе слышалось раздражение.

— Пытайся!

— Отстань! — рявкнул в ответ Нурканни, а мою голову, словно раскаленным гвоздем, пробило от виска к виску. Горло свело от ужасной боли, вдохнуть не было сил. Глядя в жуткие, совершенно не похожие на человеческие глаза колдуна, понимала, что если он не получит желаемые сведения достаточно быстро, то может меня убить. Не рассчитает силу.

Удивительно, но заставляя себя сделать судорожный вдох, просила небеса не об избавлении от мучений, нет… Я умоляла Секелая о покровительстве, чтобы он, ангел Арданга, скрыл мои воспоминания от Нурканни, чтобы отчим никогда не нашел Ромэра и тех людей, которые были ему дороги. Перед глазами возник образ Защитника, такой же строгий как на фреске в церкви Солома. Я старалась сосредоточиться на Секелае и не думать ни о чем ином.

Боль постепенно усиливалась, хотя казалось, больше некуда. Дрожали стиснутые в пальцах отчима руки. Сердце словно охватил раскаленный металлический обод. По щекам текли слезы, за каждый вдох приходилось бороться. Когда уже почти потеряла сознание от боли, глаза Нурканни изменились, стали почти обычными. Я в совершенном изнеможении упала на кровать. Повернувшись на спину, невидящим взглядом смотрела на пляшущее на потолке пятно света. Впервые за нескончаемо долгое время этого ужасного допроса смогла вздохнуть полной грудью. И благодарила небеса за то, что сберегли мою тайну.

Дор-Марвэн встал с колен, осторожно поднял мои ноги на кровать, взяв сложенное на полу второе одеяло, развернул его и бережно меня укрыл. О несуразности этого жеста я смогла подумать значительно позже… Но понять смысла этой странной заботы не смогла. Ведь отчим чувствовал мою боль. Видел образ Секелая, который я изо всех сил удерживала перед мысленным взором. И отчим хотел, чтобы Нурканни вытянул из меня сведения, любую информацию, да что угодно о Ромэре, побеге, Арданге, невзирая на то, сколько боли колдун причиняет своей магией.

— Я же говорил, не пробиться, — хриплый голос Нурканни выдавал раздражение и усталость. — Она своей ненавистью вызвала того духа из ваших. Ты его тоже только что видел. Он помогал им, закрывал их тогда, закрывает и сейчас. Ты не найдешь князя, пока он сам не захочет, чтобы его нашли.

— Но ты же смог зацепиться за Аквиль, — разочарованно напомнил отчим.

— Все не так просто. Я почувствовал направление, когда она подумала обо мне, мысленно назвала по имени. Тогда увидел город. Но и все. А смог зацепить только этого духа, — бусинки в руках колдуна постукивали друг о друга, а маг собирался с мыслями. — У нее среди новых знакомых есть священник, похожий на этого вашего духа. Тот бродяга-богослов, которого ты велел поймать. Но кроме этого человека мне никого больше не удалось увидеть. Ни тогда, ни теперь. А я старался…

— Да верю я, что ты старался, — вздохнул Дор-Марвэн. — Как могло так случиться?… Как?

Краем глаза видела, что отчим сел рядом со мной на кровать и, запустив пальцы в волосы, пытался думать. Но даже сейчас, когда связь между нами, хвала Господу, прервалась, я чувствовала, как ему плохо.

— Она всегда была тихой, спокойной, — едва слышно бормотал Стратег. — Милая скромная добрая девочка. Я давал себе слово, что буду любить детей Мильды. Как своих. Но ни с ней, ни с Брэмом не приходилось даже прилагать усилий. Чудесные дети, иных у Мильды быть и не могло… С Нэйлой никогда не было трудностей… — он покачал головой и горько, противореча сам себе, сказал: — Нет. Были. Однажды. Все началось осенью, через пару недель после «подарка» Тарлану. Я и подумать не мог, что это как-то взаимосвязано…

— Кто же мог знать, что она все видела? — скучающим тоном спросил Нурканни. — Я тоже решил, что все проблемы из-за взросления. Но теперь ты понимаешь, что она сама сбежала?

— Да, — помолчав немного, выдохнул отчим. — Ужасно… столько ненависти… А я даже не догадывался…

— Что дальше делать будем? — по-деловому поинтересовался колдун. Кажется, он надеялся так привести Стратега в чувство. Не удалось.