Корабль странников (сборник) - Боб Шоу

— В сторону, лейтенант! — крикнул слева Дрэбл. — А то я не смогу попасть в него!

Голлубей повернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как второй ковер падает на Дрэбла, уже присевшего и изготовившегося стрелять. Сжавшись в тугой комок, чудовище падало на жертву как камень, и лишь над самой головой Дрэбла развернулось во всю ширь. Дрэбл не закричал, но ярость его схватки с монстром яснее всяких слов сказала Голлубею, что он должен поскорее исполнить последний, и самый дорогой, дружеский долг.

Беззвучно шевеля губами, Голлубей попробовал прицелиться. И тут он услышал какой-то слабый шум в ветвях прямо над головой. Он отшвырнул винтовку и побежал как человек, за которым гонятся демоны… и бежал еще долго, пока не очутился на спасительной опушке…

Долго глядел Мирр в таинственные серые глубины заиндевевшего окна. Он дошел до конца дороги, и дорога кончилась тупиком. Он узнал, кто он такой, он узнал, что он такое, и понял, что жить с этим знанием не сможет. Слишком тяжела ноша.

«Мне осталось одно, — решил он, — вступить в Легион. И забыть…»

Физическое его состояние было весьма плачевным, но зазывалы Легиона так стремились пополнить убывающие ряды его полков, что брали любого, если его можно было привести в норму, не укладывая на месяц в хирургическое отделение. По той же самой причине от новобранцев никогда не требовали деталей их прошлой жизни, но Мирру вполне определенно было указано, что без псевдонима ему не обойтись. Известность его семьи в Легионе подразумевала, что он не может назваться Норманом Голубеем, а на пути принятия имени Лев Толстой стояли неисчислимые трудности.

— Анна Каренина — слишком рискованно, — бормотал он себе в бороду, — я и с мужскими-то именами ухитрился два раза не справиться.

Раздобыв у бармена клочок бумаги, он подумал немного, и написал на нем печатными буквами: ИУДА ФИНК.

Посмотрев с печальным удовлетворением на бумажку, он засунул ее в карман и направился к выходу, но у самой двери остановился, размышляя о поджидающих за ней холоде и ненависти. Прошло несколько секунд, прежде чем он осознал беспочвенность своих страхов — после того, что он пережил, будущее, любое будущее, окажется для него светлым.

Он открыл дверь, вышел из бара, и чуть не столкнулся с двумя оскарами.

Бронзовые великаны мгновенно преградили ему путь, загоняя обратно в бар, и он понял, что если не произойдет чуда, на этот раз он обречен.

Он уже поднимал руки в знак того, что сдается, когда нечто похожее на чудо все-таки произошло. Его второе «я», Норман Голлубей, закончив, очевидно, дела в парикмахерской, пересек улицу неподалеку от них и направил свои стопы к обшарпанным стенам Форт-Экклса. Не обращая внимания на окружающее и не поднимая глаз, Голлубей втащил свое тело на невысокое крылечко и скрылся за дверями призывного пункта.

Оскары внимательно следили за его появлением и исчезновением, потом головы их повернулись, они уставились друг другу в глаза, и Мирр мог бы поклясться, что лица их выражали в этот момент растерянность и удивление. Благодаря небо за ниспосланную возможность, он проскользнул под все еще вытянутыми руками оскаров и ринулся к свободе. Адская боль в ребрах несколько замедлила его бег, но в нескольких шагах уже виднелся вход в неизбежную аллею и, благодарно всхлипывая, Мирр бросился в нее.

Грузовик, выезжавший из аллеи в это самое мгновение, ударил его, подбросив в воздух.

Мирр неподвижно лежал на асфальте и смотрел в небо. Он знал, что нет смысла стараться вделать что-нибудь более конструктивное — он слышал, как хрустнули его кости, и чувствовал, как сместились составные части его тела. Где-то далеко водитель грузовика кричал, что он не виноват, но замолк, увидев появившихся на месте происшествия оскаров.

Бронзовые лица склонились над Мирром, широкие бронзовые плечи затмили небо. Один из оскаров поднял его, взял на руки, и боль, которую принесло это движение, подсказала Мирру, что смерть близка. Долгое паломничество кончилось.

Потом все смешалось. Боль и сознание уходили и возвращались с таинственной регулярностью, напоминавшей смену дня и ночи. Он слабо сознавал, что его с бешеной скоростью несут по городским улицам, что кожа оскаров теплая, а не холодная, как ему казалось раньше… Лязг тяжелых стальных дверей звездолета… звезды на черном экране… звезды, несущиеся мимо… вид из космоса на зеленую с белым планету, которая могла быть только Аспатрией… пляшущие пятна света и тени, по которым он, сделав неимоверное умственное усилие, определил, что лежит под переплетенными ветвями… под ветвями деревьев… под переплетенными ветвями в горном лесу на Аспатрии…

— Нет!!! — хотел закричать ошеломленный предчувствием Мирр, но горло его уже не могло производить членораздельных звуков, из него вырвался только хрип. И сразу же за отчаянием пришла благодарность, запоздалое осознание того, что долгожданный покой придет к нему только тогда, когда он сам пройдет через те же страдания, что перенесли по его вине другие.

Оскары были ангелами мести, бесстрастными инструментами божественного правосудия, и за это Мирр благодарил их, потому что желаннее жизни казалась ему смерть с чистой совестью.

Он тихо лежал на земле, усыпанной желтеющими листьями, смотрел на принесенный оскарами ковер-самолет… и улыбнулся, когда миллионы кроваво-красных извивающихся микроскопических щупалец жадно впились в его лицеи изломанное тело.

12

Войнан Мирр всегда надеялся, что после смерти его ждет вторая жизнь, но не предполагал, что она придет так скоро.

Он сел, чувствуя себя невыразимо сильным и здоровым, и с изумлением оглядел свое новое сверкающее тело, похожее на ожившую скульптуру Микеланджело — героическую симфонию мощи, пропорций и красоты.

Одним гибким движением, от которого золотые огоньки побежали по его золотой коже, он вскочил на ноги и огляделся.

Ковра-самолета нигде не было видно, но принесшие его оскары стояли неподалеку и улыбались. Мирр не испугался, поняв, что теперь он — один из них и что лица их не так одинаковы, как казалось ему раньше. Каждый был самим собой, личностью, и к тому же до боли знакомой…

— Так это вы! — воскликнул он, не веря своим новым рубиновым глазам.

— Оззи Дрэбл и Хек Мэгилл!

— Верно, Норман, — ответил Дрэбл, подходя к нему. — Если бы ты узнал нас немного пораньше, это спасло бы нас от многих дней беготни.

— Но я был уверен, что вы мертвы!

— Легко объяснимая ошибка, — вступил в разговор Мэгилл. — Все уверены, что ковры-самолеты едят людей. На самом деле они стремятся к симбиозу с ними, но выглядит это, согласен, весьма пугающе.