Королевская кровь. Книга вторая - Ирина Котова

Он шутил, и я улыбнулась ему в шею. Тема была, признаться, горячая, но и здесь он как-то увел ее от неловкости.

— И вообще, Марина, мне надо с тобой провести воспитательную работу. То ты меня Мартюшей обзываешь, то считаешь, что я могу предпочесть Зигфрида тебе. Что дальше? Будешь советоваться со мной, какой маникюр сделать? Я себя чувствую твоей подружкой, а не мужчиной.

— О нет, — я прикоснулась губами к его плечу, — ты мужчина, Мартин. Самый лучший в мире. Самый классный. Самый мне нужный.

— Ты слишком много льстишь, — произнес он смешливо, — так что случилось, что ты пришла ко мне с выражением ужаса на лице? Увидела мышь или зловещую тень за окном?

Я включила телефон и показала ему сообщение.

— Мда, — произнес он мне в макушку с иронией. — Вот мужика корежит-то, Марина. Я уже говорил, что ты страшная женщина?

— Что мне делать? — всхлипнула я. — Все так было хорошо, и он все испортил.

— Нууу, — протянул блакориец, поглаживая меня по спине, — я могу сейчас доставить тебя во дворец. И поедешь к нему. Хочешь?

— Нет! — возмутилась я, чувствуя, как взрывается в животе предательский горячий комок радости — только при одной мысли — а, может, да? и, одновременно с ним — колючий и холодный шар злости в голове. — Не надо, Март. Я спрашиваю, что мне делать вообще. Он же отравил меня собой, Март!

— Девочка моя, — глубокомысленно произнес он, целуя меня куда-то за ухо, а затем прикусывая мочку и смешно рыча, от чего я прикрыла глаза и немного расслабилась, — я тебя не буду утешать. Увы, в твоем случае твой яд является твоим лекарством. И рано или поздно тебе придется это признать. И чем раньше ты это сделаешь, тем менее катастрофичными будут последствия для окружающих.

— А, может, просто поженимся, Март? — я серьезно глянула ему в глаза. — Мы ведь можем быть счастливы.

Он легко поцеловал меня в губы. Потом еще и еще, потом сильнее и страстнее, так мощно, что у меня закружилась голова, и я уперлась ладонью ему в грудь.

— Вот-вот, — усмехнулся он. — Марина, не смеши меня, это слишком избитый сюжет. Я готов поиграть в твоего жениха, если тебе очень нужно, но ведь итог будет один. Тебя тянет к нему, его тянет к тебе, и при всей твоей воле, железная ты Рудлог, однажды вы окажетесь в постели. Вот когда — и если — наиграешься им, тогда и поговорим о нашей возможной семейной жизни.

— Нет, — сказала я твердо, и он недоверчиво тряхнул головой. — Не окажусь.

Он покачивал меня на коленях, а я молчала. Тихо играла музыка, и было слышно, как потрескивают поленья в камине гостиной. Сейчас очень остро чувствовалось, что мужчина, в чьих руках я успокаиваюсь, действительно много старше меня. Много опытней. И много мудрее. И он не позволял мне врать себе.

— Знаешь, — сказал он весело, — давай-ка повторим вечерний глинтвейн. Если уж тосковать и не спать, то под хорошее вино. Угу? Напьемся?

— Угу, — согласилась я. — Только за сигаретами схожу.

И мы правда напились, и тоска часа через два куда-то ушла. Последнее, что помню, как мы кружились под музыку посреди спальни, и я горячо уверяла Мартина, что обожаю и люблю его, а он клялся мне в том же в ответ.

Проснулись мы около полудня, в одной кровати, и не было ни неловскости, ни стыда, Март балагурил, я язвила, за окнами светило солнце, кофе был прекрасен, потому что его было много, и во дворец я вернулась в хорошем настроении. И новости дома были хорошие — нашлась Пол, и на радостях я взяла Али и поехала по магазинам. Надо было оторваться — ведь завтра был первый рабочий день. Вот я и оторвалась.

И даже почти не вспоминала о невозможном Люке, и о том, что его дом в десяти минутах езды от дворца, и о том, что нужно выбросить телефон, и вернуть ему машину — чтобы избавиться, наконец, от всего, что связано с ним.

Люк Кембритч

Воскресенье

Ставки сделаны, рулетка твоей собственной рукой раскручена так мощно, чтобы не было ни единого шанса отгадать результат, и стучит — скачет шарик судьбы, и жизнь замерла в ожидании — красное или черное? Красное? Или черное?

И если ты счастливчик, и если рука твоя не дрогнула, и ты рассчитал усилие, то можно отвернуться на мгновение от всепоглощающего, привычного азарта, и прислушаться к себе, чтобы понять — что в тебе такого, что заставляет раз за разом начинать игру снова, и повышать ставки, испытывая свою удачу?

Но игра уже начата, и нужно довести этот раунд до конца. И, хотя ты знаешь, что почти наверняка выиграешь, и вопрос лишь в том, что и сколько ты поставил и насколько ты готов рискнуть, беспокойство все равно поднимает голову. Все ли ты сделал правильно? Достаточно ли все просчитал? Нет ли чего, чего ты по самоуверенности своей не заметил?

Люку снилась Марина в красном и черном. Она сидела на коленях блакорийского мага, спиной к Кембритчу, обхватив любовника ногами, сжав его черные волосы пальцами, и целовала.

Не трогай его, Марина. Не надо.

Светлые короткие волосы.

Будто светящаяся золотистая кожа.

Прошу.

Стройные ноги, напряженные бедра, изгиб тонкой спины.

Полустон оттуда. Где нет его.

Вокруг них дымчатым маревом пульсировала страсть.

Чужие руки на той, кого хочет он. Как она посмела?!! Как он посмел?!!

«Я не твоя», — жестко сказала Марина, оглянувшись, и голос ее подхватило эхо, и с каждой волной звука что-то било Люка в грудь, что-то, похожее на желание убивать. Он задыхался от ярости, парил на ней, раскинув руки, запрокинув голову, она пульсировала в голове, в кулаках, в груди, и реальность плавилась, сгорала в ней, исчезала горьким едким дымом. Было горячо, ново и больно.

Он проснулся еще в темноте, и лежал, глядя в потолок, чувствуя, как болит после ночного загула тело. Затем встал, как был, нагим, подошел к окну, распахнул его настежь, в осеннюю тьму и ветер, чуть не сорвав мешающуюся штору. И закурил, чувствуя на груди и бедрах, на всем своем сухощавом теле капельки моросящего косого холодного дождя.

— Это и есть ревность, мой болезный друг, — сказал он себе голосом Тандаджи и хрипло засмеялся.

Телефон молчал. Кто бы сомневался, что она не приедет. Да и не нужно это.

Вчера, в субботу, у него был день звонков. С утра позвонил Тандаджи, коротко и сухо сообщил, что поведение Кембритча на посольской встрече в пятницу вызвало международный резонанс, и, хотя газеты молчат — потому что информация распространяется только по дипломатическим и родственным каналам, вся аристократия континента наверняка уже в курсе. А у птичек тишина, будто и не было ничего.

«Не мне учить тебя ждать», — сказал ему Люк.

Шарик стучал и катился, и ничего еще нельзя было разглядеть на колесе, но сигналы о том, что все идет верно, поступали.