История Советского государства. 1900-1991 - Николя Верт

Своего рода сигналом стала реабилитация поэта Н.Гумилева, расстрелянного в 1921 г. За ней последовали другие реабилитации, в частности писателей, принадлежащих к первой волне эмиграции (Г.Иванова, В.Ходасевича, В.Набокова), затем реабилитации авторов, репрессированных в 20 — 30-е гг. Лишь незначительная часть произведений этих авторов (Е.Замятина, Б.Пильняка, А.Платонова, М.Булгакова, О.Мандельштама и др.) была напечатана при их жизни или в период хрущевской «оттепели». Выход в свет произведений, ранее запрещенных цензурой, увеличился в 1987 — 1989 гг.: «Реквием» А.Ахматовой, «Софья Петровна» Л.Чуковской, «Доктор Живаго» Б.Пастернака и т.д. Наряду с этими, изданными во многих странах и ставшими классическими произведениями было издано множество неравных по качеству книг, написанных главным образом в 60 — 70-е гг., и иногда писателями вполне лояльными к режиму. Чаще всего эти произведения попадали под запрет из-за того, что затрагивали сталинскую тему. Ограничимся здесь наиболее заметными из них: «Дети Арбата» А.Рыбакова, «Белые одежды» В.Дудинцева, «Зубр» Д.Гранина, «Исчезновение» Ю.Трифонова, «Жизнь и судьба» В.Гроссмана, «Ночевала тучка золотая» А.Приставкина и т.д. Помимо художественной прозы увидели свет многочисленные мемуары, документы, дневники: «Воспоминания» Н.Мандельштам, дневник К.Симонова «Глазами человека моего поколения», воспоминания Л.Разгона, А.Жигулина, Е.Драбкиной, И.Твардовского и т.д.

Кульминационной точкой процесса освобождения слова можно считать снятие запрета с творчества представителей «третьей волны» эмиграции, покинувших или изгнанных из СССР в 70-е гг., и вообще с диссидентства. В этом отношении заметным событием стало издание стихов И.Бродского, произведений А.Галича, В.Некрасова и особенно А.Солженицына. Помимо художественной литературы в процесс переосмысления прошлого и в идейные дискуссии 1987 — 1990 гг. большой вклад внесли литературная критика и публицистика, представители которых выступили с острополемическими статьями-размышлениями на политические, социальные и экономические темы. Среди наиболее ярких можно привести экономические и политологические эссе Н.Шмелева, Г.Попова, В.Селюнина и особенно многочисленные очерки о путях социализма, о корнях сталинизма, о значении и смысле происходящих преобразований И.Клямкина, Ю.Карякина, А.Ципко и др.

Начав с «толстых» ежемесячных журналов, тираж которых вырос в несколько раз (во всяком случае, у самых «либеральных»), гласность быстро распространилась и на другие источники формирования общественного мнения, менее элитарные и более доступные: на еженедельники, чьи паруса наполнял «ветер перемен», прежде всего «Московские новости» и «Огонек», на кино (с выходом антисталинских фильмов «Покаяние», «Завтра была война», «Холодное лето пятьдесят третьего...», «Власть соловецкая» или просто реалистических картин, без прикрас изображавших возвращение в обычную жизнь отвоевавших в Афганистане «воинов-интернационалистов», убогость будней или привилегии номенклатуры) и особенно на телевидение, некоторые передачи которого стали очень популярными благодаря их откровенности и свободному тону («Двенадцатый этаж», «Взгляд», «До и после полуночи», «Пятое колесо»). Эти передачи осмелились обратиться к самым жгучим и самым трагическим темам: потерянность молодежи, приведшая к росту наркомании, алкоголизма и преступности, экологические катастрофы Чернобыля, Арала и Волги, произвол бюрократии и т.п.

3. «Издержки» гласности

Ворвавшаяся в общество свобода слова должна была неминуемо привести к дискуссиям, сопротивлению и многочисленным непредвиденным последствиям. Вопрос о сталинизме повлек за собой и вопрос о его истоках. Не соответствовало ли возникновение такого феномена, как сталинизм, духу «русской традиции» (термин Т.Самуэли), на протяжении веков неизменно пренебрегавшей демократией (И.Клямкин, В.Селюнин)? Какова в действительности роль личности Сталина, который отверг правильный по существу проект Ленина и в 30-е гг. возродил «военный коммунизм», узаконенный мифом об осажденной крепости (М.Шатров, Р.Медведев)? В какой мере связано утверждение тоталитаризма с «международными силами» (под которыми подразумевалось «всемирное еврейство»), виновными в разрушении старой Москвы при Кагановиче, в коллективизации деревни, приписываемой Яковлеву-Эпштейну, в терроре, организованном преемниками Ягоды и Ежова в НКВД, такими, как Розаль, Паукер, Берман, Рапопорт, Коган и т.д. (В.Кожинов)? В связи с вопросом о сталинизме встал вопрос о природе общества, которое из него возникло: социалистическое ли это общество? Есть ли разница между социализмом и сталинизмом? Если и был социализм, то какой? Казарменный, первоначальный, но все же социализм, несмотря на все его недостатки? Третий сюжет дебатов: какие ценности надо теперь поставить во главу угла, чтобы осуществить необходимое моральное возрождение общества? Национальные, то есть прежде всего русские, коренившиеся в исконной традиции взаимопомощи крестьянских общин, в христианской морали, или «общечеловеческие ценности», которые препятствовали бы торжеству «русской идеи», способной вскормить шовинизм и антисемитизм, скрытые в народе.

Гласность, безусловно, оживила старые споры между либеральными «западниками» и «славянофилами», теперь именуемыми «русофилами». Когда же настало время кардинального пересмотра всей совокупности отношений между бывшими союзными республиками, то есть прежде всего между Россией и «прочими», прежние идейные расхождения не замедлили превратиться в политическую конфронтацию.

«Сведение счетов» между различными группировками: «либералами», участвовавшими в прошлом в официальных структурах и расколовшимися на «осторожных реформаторов» и открытых противников реформ; «русофилами», также разделившимися на «сталинистов» и «антисталинистов», — было еще наименьшим злом гласности, которая гораздо больше ощущалась в крупных интеллектуальных центрах, чем в маленьких провинциальных городах. Как не без юмора писал один читатель «Огонька» в июле 1988 г., «существует «гласность 1» в Москве, «гласность 2» в Киеве, «гласность 3» в Черкассах и «гласность 4» в Миргороде или в Конотопе. Такая многоступенчатая гласность может ли считаться гласностью?».

Тем не менее вот уже три года, как критика и гласность успешно завоевывают все новые сферы общественной жизни и средства массовой информации (телевидение и радио), несмотря на ожесточенную оппозицию и серьезные препятствия. Более не осталось запретных тем, и газетные киоски переполнены сотнями изданий-однодневок, свободных от какой-либо цензуры. Однако параллельно прогрессируют и их «издержки».

Распространение гласности усилило растерянность и разобщенность умов: что могли думать о социальной справедливости трудящиеся, зарабатывавшие 150 руб. в месяц, посмотрев фильм «Запретная зона», в мельчайших подробностях показавший привилегии номенклатуры, или думать о прошлом своей страны студенты, ставшие свидетелями неожиданного исчезновения экзамена по истории КПСС, в течение десятилетий бывшего важнейшим предметом, под тем предлогом, что все учебники должны быть «осовременены»?

Гласность подняла на новый уровень недовольство существующим порядком и поощрила самые разнообразные формы протеста против него и в итоге политизацию и идеологическую поляризацию все более широких слоев общества, происходившие на фоне резкого ухудшения условий жизни и экономического кризиса, Именно этот процесс определял социально-политическую динамику пяти последних лет. Все большее недовольство стало возникать в самых различных социальных слоях: и в интеллигенции, и среди рабочих. С 1986 — 1987 гг. гласность, выражавшаяся в подробных описаниях сразу привилегий элиты и граничащих с абсолютной нищетой условий жизни «класса-гегемона», растила чувство злости человека-труженика против номенклатуры. Гласность и пропаганда реформ освободили социальные процессы, которые начали трансформировать растворенное в рабочей среде недовольство в настоящее, организованное и структурированное движение общественного протеста — к вящему изумлению как правительства, так и интеллигенции, долгое время считавшей себя единственным социальным слоем, способным инспирировать общественное сопротивление власти. И все же наиболее потрясающие — ив конечном счете наиболее опасные для горбачевского проекта перестройки — выражения недовольства возникли в националистических движениях и в огне межнациональных конфликтов.

В этих условиях новое руководство должно было расплатиться по долгам своих предшественников: за извращения, связанные с «построением социализма в одной стране» и дискредитацией подлинного интернационализма; за сталинскую национальную политику, предельно бюрократическую и репрессивную; за брежневскую «кадровую политику», которая пыталась обезвредить бомбу замедленного действия национального вопроса, систематически опираясь на бюрократические региональные «мафии» и не желая решать ни одной серьезной проблемы, связанной с отношениями между различными республиками внутри Союза. С началом демократизации и восстановления исторической правды накопившееся за долгое время напряжение разрядилось в стремительно нараставших центробежных силах. Так, годовщина подписания советско-германского пакта 1939 г. (впервые за многие годы оказавшегося в центре внимания печати) стала поводом для массовых манифестаций 23 августа 1987 г. в столицах трех Прибалтийских республик. Эти выступления положили начало процессу, завершившемуся позднее провозглашением независимости этих республик.