Черный Дракон - Денис Анатольевич Бушлатов

      — Я рад буду рассказать все как есть, — говорит он сквозь стиснутые на мундштуке зубы, — но мне будет намного приятнее, если прежде я узнаю имена своих слушателей.

      — Мы не назовем ни одного имени, пока я не буду уверена, что вы заслуживаете моего доверия, — отрезает Гидра. — Сир.

      В ее голосе — непреклонная сталь, но она не бросается на него и не применяет своих сил, хоть руки ее пока и укрыты под столом. В проходе вырисовывается фигура наблюдающей за ними женщины со скрещенными руками, но Амиан не осмеливается смотреть на нее, лишь самым краем глаза отмечает яркие рыжие эльфийские волосы.

      — Двадцать пять лет назад меня назвали рыцарем Священного Ордена имени Венсана Кассатора. Двадцать лет назад, — сир Дагмар берет трубку в руку и выпускает первое облако дыма, — меня определили служить на Рагнадад. А шестнадцать лет назад император Дедрик отпустил меня на военную пенсию, когда я… потерял возможность как следует держать лук и служить Ордену. Желание же делать это я потерял намного раньше.

      — Вы лишились руки из-за абаддона?

      Она спрашивает в лоб, мгновенно, пока Амиан и все остальные лишь только пытаются осознать, что их угораздило оказаться за одним столом с кассатором, повстречать которых в этом городе всем им хотелось меньше всего. И даже сейчас, видя прямо перед собой его увечье и их явное численное превосходство, Амиан чувствует невольную дрожь, ползущую по позвоночнику и оставляющую его недвижимым.

      — Да, из-за абаддона. Дело, с которым вы и ваши спутники пришли сюда, мона, не терпит отлагательств или же вы желаете услышать мою историю?

      — Не терпит, но я не заговорю о нем раньше, чем буду в вас уверена. Пока же я вижу перед собой только калеку-кассатора, одного из тех, кто были бы рады вогнать стрелу мне и любому из нас в сердце или запереть в резервации до скончания времен.

      Настороженный взгляд Амиана мечется с Гидры на кассатора, в любой момент ожидая от него чего угодно, но тот лишь кивает.

      — У вас есть право на эти опасения, но последнее, чего я хотел бы, это убивать и запирать где-либо любого из тех, кого я принял у себя и усадил с собой за стол. Напротив. Я помогал абаддонам сколько мог, пока служил в Ордене, и продолжаю по сей день, пока от подозрений меня бережет титул. Я был в резервации достаточно лет, хоть и по другую сторону изгороди. Я знаю, что там происходит и может происходить, не хуже вас.

      — И помогаете абаддонам, хотя один оттяпал вам руку? — не выдерживает Клык.

      — То, что многие кассаторы жестоки к абаддонам и считают вас не больше чем дикими животными еще не значит, что я не могу понимать несправедливость этого и желать помочь. Так и один абаддон, причинивший мне вред по случайности, а не из злого умысла, не значит, что все абаддоны жестоки и безжалостны, а уродование и убийство людей — единственное, чего они желают в этой жизни. Мы все здесь родились просто людьми, так ведь?

      — Я всегда знал, кем был мой отец и кем стану я, если умру, — Клык поднимает голову, больше не пытаясь прятать зубы во время разговора, и Амиан ловит удивленный взгляд кассатора, чуть задержавшийся на его лице. — Я знал свою ответственность, но имперцам было все равно, что я еще даже не был абаддоном. Мог бы умереть простым полукровкой в старости, но это были они, они сделали меня абаддоном и отобрали все остальное.

      — Ваши слова справедливы, сир Дагмар, но наш мир — совсем нет, — Гидра кладет обе руки на стол, чтобы их стало видно, и внутри Амиана расслабляется что-то, о напряжении чего он не догадывался до этого самого момента. — И мы тоже не безгрешны, одни больше, другие меньше, и не всякий раз в этом виноваты кассаторы, хоть в большинстве случаев это именно они. Но вы и сами это знаете, потому и противостоите тому, что происходит… Почему именно вы стали кассатором?

      — Не от самых благих намерений, мона, не хочу вам лгать. Император Дедрик, как и его отец до него, грезил войной и новыми завоеваниями, при них военным жилось особенно хорошо, а жалованье кассаторов в любое время выделялось среди прочих. Отец умер, когда мне как раз должно было стукнуть пятнадцать, оставил меня с больной матерью и маленькой сестрой. Я рано понял, что что-то там было не так, еще до того, как оказался в резервации, но по-настоящему все началось с Арианны. Она дала мне сил и храбрости действовать. Познакомьтесь и с ней тоже, если я все еще не вызываю вашего доверия.

      Все разом они оборачиваются к женщине, что, услышав свое имя, все же вошла в зал. Она выглядит очень молодой, особенно в сравнении с рано поседевшим кассатором, рыжие кудри рассыпаны по круглым плечам не скрытым платьем и, хоть черты эльфийских предков без малейшего труда угадываются в ее лице и волосах, сама она оказывается совсем не по-эльфийски низкой и округлой во всех присущих человеческой женщине местах. Арианна мнет в руках сухое уже полотенце, с головой выдающее, что она была свидетелем всего их разговора, и качает головой:

      — Все ждала, чтобы ты вперед разговоров подумал, как давно дети не ели как следует в бегах, да предложил бы уже.

      Неожиданно для себя Амиан видит что-то похожее на смущение на лице Гидры и чувствует, как у самого внутри скручивается противный узел голода. Он пытается, но не может вспомнить, когда именно ему в последний раз доводилось есть досыта.

      — Отчего же нам стоит узнать вас? — Гидра прочищает горло прежде чем задать этот вопрос, когда трактирщик поспешно оставляет их, а женщина занимает его место за столом.

      — Она абаддон, — вместо той отвечает Видящая. — Намного старше нас, кажется.

      — Он не любит, чтобы ему помогали, — женщина как ни в чем ни бывало кивает вслед ушедшему. — Намного старше вас, это верно, если родиться вы успели только в этом веке. Но не достаточно старше, чтобы хвастать личным знакомством с Орлом, как могли некоторые в этом зале.

      — Значит, вы вместе помогаете абаддонам?

      В стороне кухни гремит посуда и громыхает металл, но женщина остается на своем месте без единого шелоха.

      — Вперед прочего, вместе мы растим наших