Дрожь в основании ада - Дэвид Вебер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Казначей поморщился от направления собственных мыслей. Бывали времена, когда он с радостью перерезал бы горло Тринейру за его участие в этом безумии, и полного отсутствия морального мужества у канцлера было достаточно, чтобы его вывернуло наизнанку. Но не было никакого смысла притворяться, что Тринейр собирается сейчас изменить курс. И, в некотором смысле, учитывая альтернативы, как человека, его было трудно винить. В то же время он был викарием Церкви-Матери. Это означало, что у него были некоторые обязанности перед Богом и Божьими детьми, и…
Дючейрн прервал эту мысль и глубоко вздохнул.
Он уже боялся Жаспара, — напомнил он себе. — Теперь, когда инквизиция официально взяла на себя все «функции безопасности» здесь, в Зионе, от храмовой стражи, Замсин слишком напуган, чтобы переходить ему дорогу в чем-либо, и если честно, не без причины. Жаспар никогда не был тем, что кто-то мог бы назвать «разумным», и сейчас становится чертовски намного хуже. Он тоже не рассказывает нам всего. Он никогда этого не делал — Аллейн прав насчет того, что он «преуменьшает» неудобные новости, — но прошло пять дней с тех пор, как он предоставил нам какой-либо отчет о ходе работ в лагерях временного содержания. Это своего рода отчет сам по себе, учитывая то, как он всегда злорадствовал над ними в прошлом. Я тоже не верю ему, когда он говорит, что Рейно добивается прогресса в борьбе с «кулаком Кау-Юнга», и чертовски уверен, что эти пропагандистские листовки беспокоят его намного больше, чем он готов признать!
Вера Жаспара Клинтана в железный стержень и силу ужаса — вот с чего начался этот многолетний кошмар. Во что он никогда не верил, по крайней мере вначале, несмотря на все неудачи, с которыми он мог столкнуться на этом пути, так это в то, что он действительно может проиграть. Что бы ни случилось в краткосрочной перспективе, в долгосрочной победа была несомненной, а вместе с ней и уничтожение всех тех врагов, реальных или воображаемых, которые осмелились поднять руку на Мать-Церковь… и на него.
Но теперь, впервые, Мать-Церковь дальше столкнулась не просто с еще одной неудачей для него в сокрушении Чариса и раскола. Теперь она оказалась лицом к лицу с очень реальной возможностью того, что они победят ее… и вместе с ней, Жаспара Клинтана. Дючейрн сомневался, что великий инквизитор был готов признаться в этом даже самому себе и даже сейчас, но под всем, с чем он мог бы открыто столкнуться, неуверенность, сомнение — страх — были подобны кислоте, прогрызающей себе путь сквозь броню его высокомерия.
И потому, что это так, он становится все более и более отчаянным… и фанатичным, — подумал казначей. — Любое предложение — любой намек — на то, что мы должны уступить, даже временно, автоматически неприемлемо для него. Так как же, во имя Лэнгхорна, нам теперь заставить его образумиться?
* * *— Вся эта идея смехотворна! — рявкнул Жаспар Клинтан, его тяжелые щеки покрылись пятнами ярости. — Уиршим даже не подвергся нападению, а ты уже хочешь, чтобы он отступил?! Никогда!
— Жаспар, Аллейн объяснил тебе это в самых простых возможных выражениях. — Дючейрн старался говорить как можно более рассудительным тоном. — Дело не в том, чтобы хотеть, чтобы он отступил; дело в том, чтобы спасти то, что мы можем.
— Драконье дерьмо! — Клинтан хлопнул мясистой ладонью по полированному столу, затем сердито оглядел зал совета, сила его гнева наполнила воздух, как приглушенный гром. — Это драконье дерьмо! Вы хотите, чтобы он отказался от своей позиции, отказался почти от всего, что мы получили в прошлогодней кампании, — вот чего вы хотите! — Его губы шевелились, как будто он хотел сплюнуть. — Это пораженчество. Это значит отказаться от джихада, отдать победу собственным врагам Бога! Если ты думаешь, что я — если ты думаешь, что управление инквизиции — будет стоять в стороне и смотреть, как это происходит, ты глубоко ошибаешься, Робейр!
— Никто не является пораженцем, — запротестовал Аллейн. Что, по мнению Дючейрна, было менее точным, чем он, возможно, предпочел бы. — Я хочу сохранить армию Уиршима и присоединить ее к армии Кейтсуирта, Жаспар! Предполагая, что оценки Кейтсуирта относительно сил еретиков, собирающихся против него, хотя бы отдаленно точны, ему понадобятся все подкрепления, которые он сможет получить, а Уиршим слишком далеко продвинулся вперед, чтобы мы могли его поддержать. Знаю, ты не хочешь сдавать позиции, которые он занял, но нам нужно… скорректировать наши собственные позиции. Позволь мне сделать это. Пусть Робейр закончит перевооружение нашей армии, а также харчонгцев новыми винтовками и новой артиллерией. Пусть Долар восстановит хотя бы часть своей силы. Если уж на то пошло, Харчонг уже собирает еще пятьсот тысяч человек, чтобы добавить к этому, и император обещал еще больше! Как только мы это сделаем, мы сможем возобновить наше собственное наступление, не беспокоясь о разрушенных линиях снабжения и армиях, которые мы даже не можем прокормить.
— Нет, — решительно сказал Клинтан, и его глаза превратились в щелочки ярости. Замсин Тринейр сидел молча, уставившись в стол, с бледным лицом, а великий инквизитор свирепо смотрел на двух других членов храмовой четверки. — Уиршим останется там, где он есть.
— Жаспар, я капитан-генерал Матери-Церкви, — сказал Мейгвейр, встретив этот взгляд. — И это военное решение.
— Это лишь отчасти «военное решение», — усмехнулся Клинтан. — Если вы отзовете Уиршима, вы раскроете все лагеря генерал-инквизитора Уилбира. Вы отдаете всю территорию, которую мы отвоевали для Матери-Церкви — территорию, за возвращение которой Богу отвечает инквизиция, а не армия. Вы отказываетесь от своих обязанностей генерал-капитана во время величайшей нужды Бога и архангелов в мире со времен самой войны против падших! Вот что произойдет, если ты прикажешь Уиршиму отступить, Аллейн. Готов ли ты к последствиям, если таким
