Учебка. Армейский роман. - Андрей Геращенко

Кинотеатр «Москва» поразил Игоря своей величиной и великолепием. Витебский «Беларусь» был, в принципе, лишь немногим меньше, но Тищенко был там всего несколько раз и, к тому же, все новое всегда производит более сильное впечатление, чем виденное ранее. Только возле самого кинотеатра Денисов разрешил спрятать сигнальные флажки, вызывавшие до этого немало насмешек прохожих.

Внутри «Москвы» тоже было неплохо, но такого растительного великолепия, какое было на втором этаже витебского кинотеатра «Беларусь», Игорь не увидел. Но это ничуть не испортило его первоначального впечатления. После казармы «Москва» показалась Игорю если не жилищем Бога, то уж дворцом монарха наверняка.

В зал пока еще никого не приглашали, и Денисов посадил людей в фойе на стулья, правильными рядами расставленные напротив большого белого экрана. Минут через пять экран засветился, потому что на него начали проецировать мультфильмы. Пришли какие-то танкисты, а затем и артиллеристы. Игорь внимательно всматривался в лица проходящих мимо солдат в надежде, что среди них окажется Алексеевич. Но напрасно. Игорь посмотрел несколько выпусков «Ну, погоди!», а потом, когда пошли какие-то аллегорические ленты, ему это надоело, и курсант принялся смотреть больше по сторонам, чем на экран. Так делали почти все остальные. Заметив это, Денисов разрешил сходить в буфет. Почти все представители второй роты вскочили со своих мест, но тут раздался предостерегающий окрик Гришневича:

— Не толкаться, придурки! Это же кинотеатр!

Несколько человек, одетых в хорошие костюмы, удивленно обернулись и взглянули на сержанта. Денисов вспыхнул, подошел к Гришневичу и что-то процедил сквозь плотно сжатые губы. Сержант смутился и всю остальную часть вечера вел себя более сдержанно.

В буфете образовалась большая очередь, но Игорь, тем не менее, без колебаний пристроился сзади — пока все равно было больше нечего делать. В очереди стояли солдаты самых разных родов войск и редкие гражданские посетители. Именно благодаря присутствию последних, а также нескольких офицеров в очереди сохранялся строгий порядок, и «дедам» и сержантам приходились стоять столько же, сколько и «духам». За стеклом прилавка-витрины были выставлены всевозможные сладости и соки. Некоторые из них Игорь видел впервые в жизни. Ему очень хотелось попробовать яблочное желе, но он не знал названия блюда и решил спросить у Лупьяненко:

— Антон.

— Чего тебе?

— Как ЭТО называется?

— Что?

— Да вон — на холодец похоже.

— Ну, ты даешь! Неужели ты это видишь в первый раз? — удивился Лупьяненко.

— Почему это в первый раз? — смутился Игорь.

— Потому, что ты об этом спрашиваешь.

— Я ел ЭТО раньше, просто забыл название.

— Так говоришь — название забыл? — хитро улыбнулся Лупьяненко.

Игорю стало стыдно за свою дремучую провинциальность, но, вместе с тем, он пришел в раздражение из-за бесцеремонности Антона:

— А если даже и не ел, то что с того? Не хочешь говорить — не говори!

— Ладно — не обижайся! Это яблочное желе.

— А-а. Сюда, наверное, желатин добавляют, — с видом знатока кулинарии сказал Игорь.

— Не знаю — может быть, — равнодушно ответил Антон, все своим видом показывая, что ему все равно, что туда добавляют.

Впрочем, Игоря это тоже не слишком волновало, и он стал выбирать, что бы купить еще. Тищенко добрался до кассы и тут вдруг понял, что забыл название заинтересовавшего его блюда. Лупьяненко только что отошел к одному из столиков, и спрашивать было не у кого. Правда, позади стоял Гутиковский, но Тищенко не хотел, чтобы через пять минут весь взвод узнал, что Игорь — дремучий провинциал.

— Что вам, молодой человек? Говорите быстрее! — раздраженно потребовала грузная тетка, стоящая за прилавком.

— Тищенко — не тормози! — подтолкнул его в бок Гутиковский.

Делать было нечего, и Игорь попросил самую обычную кремовую корзинку за двадцать две копейки, двести граммов мороженого и по стакану яблочного и березового сока. Блюдо, так заинтересовавшее Игоря, сохранило свою тайну.

— А почему ты не взял желе? — удивленно спросил Лупьяненко, когда Игорь перенес на столик все свои покупки.

«Тьфу ты, черт — желе! Как же я мог забыть!» — раздраженно подумал Игорь, но постеснялся признаться в этом Антону:

— Я передумал. Вдруг оно невкусное? Только зря бы деньги перевел!

— Так ведь чтобы узнать, вкусно или нет, надо вначале попробовать.

— Как-нибудь в следующий раз. Интересно, а скоро все это начнется?

— Сейчас поедим и начнется. Чего нам торопиться?

— А вдруг все это мероприятие продлиться до одиннадцати, а нас в половину десятого уведут в казарму?

— Наверное, Денисов знал, когда все закончится, раз нас сюда привел! К тому же… Неужели ты всерьез думаешь, что можно ни с того, ни с сего увести несколько взводов во время демонстрации фильма? Ведь самый настоящий скандал может получиться!

Доводы Лупьяненко вполне убедили Игоря, и он принялся поглощать купленные сладости. Едва Игорь успел допить березовый сок, как в буфет ворвался Шорох:

— Быстрэе заканчывайте и выхадите — пара садицца.

Игоря удивило такое обращение. Логичнее было бы услышать что-нибудь вроде: «Две минуты — и все отсюда улетели!»

— Наверное, Шорох потому такой добрый, что здесь есть гражданские, — догадался Тищенко.

— Конечно, поэтому! Или ты подумал, что он волнуется, чтобы ты свой сок допил?! — усмехнулся Лупьяненко.

Игорь быстро допил свой сок и поспешил вместе с другими курсантами к выходу. Там их уже поджидал Денисов:

— Быстрее. Рассаживаться на два наших ряда, там вам их покажет старший прапорщик Федоров.

В наполовину заполненном зале курсантов поджидал Федоров. Он приказал рассаживаться на тридцатый и тридцать первый ряды. Нельзя сказать, чтобы эти ряды были очень уж близко расположены к сцене, но по сравнению с последними рядами места достались вполне приличные. Тем более что достались они совершенно бесплатно. Хотя в этом Игорь засомневался и спросил у сидевшего справа Туя:

— Слушай, а мы бесплатно сюда пришли или за нас часть заплатила?

— А я почем знаю? Скорее всего — бесплатно. Наш комабат за копейку удавится — лучше лишнюю банку краски для штаба купит! — после некоторого раздумья ответил ефрейтор.

Игорь ничего же мог сказать о щедрости или скупости Томченко, поэтому не стал спорить, а просто принял слова Туя к сведению.

Народ тем временем потихоньку прибывал, и вскоре почти весь зал оказался заполненным. Правда, массовость не в последнюю очередь обеспечивалась за счет стройных рядов школьников, студентов, милиционеров и тех же солдат и курсантов. Наконец, на сцену вышла плотная, светловолосая женщина лет сорока, и гудящий зал затих, словно она успокоила его одним взмахом волшебной палочки. Но застыл зал вовсе не из-за уважения, а из простого любопытства. Едва только женщина пояснила, что до начала демонстрации фильма она скажет несколько слов о его создателях и истории, как гул тут же возобновился. Игорю было интересно послушать женщину, но сидящий неподалеку Байраков смешил всех какими-то пошлыми анекдотами, и из-за этого ничего нельзя было услышать. Тищенко даже обрадовался, когда Гришневич прикрикнул на не в меру расходившегося курсанта. Байраков моментально затих, и Игорь получил возможность слушать женщину. Она долго рассказывала о фильме и об исполнителе главной роли Золотухине. Игорь полюбил одного из героев Золотухина — Бумбараша и к тому же читал, что Золотухин работал вместе с Высоцким в театре на Таганке и был чуть ли не другом последнего. Высоцкого Игорь почти боготворил, поэтому рассказ о Золотухине слушал очень внимательно, стараясь не пропустить ни единого слова. После женщины появилась актриса, также игравшая в этом фильме. Ее Игорь слушал уже с гораздо меньшим интересом. Во-первых, потому, что она говорила слишком долго, а, во-вторых, подругой Высоцкого она не была. Вспомнив о том, как Байраков моментально затих после окрика сержанта, Игорь принялся размышлять о пользе и вреде тоталитарного воспитания: «Вот вроде бы и плохо, что Гришневич так на нас орет и слишком жестко держит в узде, а с другой стороны, он лишь слово сказал и Байраков сразу же успокоился. А вот будь на нашем месте школьники — учителю пришлось бы здорово попотеть, чтобы ученики сидели так же тихо, как сейчас сидим мы. А, может быть, и вообще учитель не смог бы?! И то плохо, и это! Где же выход? В сознательности? Но разве есть сознательность и воспитанность у Байракова, Резняка, да и многих остальных?! Но, с другой стороны, разве я имею право их осуждать? А, может, им просто скучно, вот и всё?!» Задав себе массу вопросов и не найдя ответов на большую часть из них, Игорь вновь переключился на происходящее на сцене.

— А сейчас мы выносим на ваш суд фильм «Человек с аккордеоном»! — объявила женщина, рассказывавшая про Золотухина.