БП. Между прошлым и будущим. Книга 2 - Александр Половец

А главным было — обвинение в создании в апреле 1943-го года самодеятельного литературного кружка, который и собрался-то «всего три раза, просуществовав меньше месяца», — вспоминает Наталья в главе, названной «Цена черновика». Да и сам Аркадий на допросах открыто заявлял следователю: «У меня… антимарксистские взгляды на литературу». Куда уж больше!.. Следом за Белинковым были арестованы и приговорены к длительным срокам его друзья — мало кто из них вернулся из лагерей.

А Аркадий — вернулся, отбыв в заключении до мартовского Указа Президиума Верховного Совета 56-го года — о пересмотре дел политзаключенных. Вернулся — после 22 месяцев следствия, сопровождавшегося пытками, после приговора к расстрелу, замененного по ходатайствам А.Толстого и В.Шкловского на 25 лет заключения…

Вывез Белинков с собой и рукописи, написанные в лагерном подполье — некоторые из них тоже приведены в книге. И ведь не оставлял он там писательских трудов — наперекор чудовищным обстоятельствам, да еще будучи подвержен серьезному заболеванию сердца!

В его лагерных воспоминаниях есть и такое: после ареста Берии заключенным торжественно объявили, что за хорошую работу их будут хоронить не с биркой на ноге, а в гробах! «Каждый режим обречен на строго определенные поступки», — этой фразой Белинков открывал свой «Роман о государстве и обществе, несущимся к коммунизму».

В семинаре Ильи Сельвинского в Литинституте, чьим любимым учеником стал Аркадий, отмечался его поэтический дар. Только все его стихи оказались изъяты при обыске и, как значится в следственном деле, «за ненадобностью уничтожены», — рассказывает Наталья Белинкова в одной из первых глав. Зато в КГБ 50 лет хранилась переплетенная самим Аркадием и превращенная в самодеятельную книгу рукопись «Черновика чувств», благодаря чему она и сохранилась — как фрагменты из романа приведенные в книге.

«…ДВА ГОЛОСА» — один из них, Аркадия — эмоциональный, даже резкий, временами надрывный, на грани крика. Этот крик слышен и сегодня — поводов к тому прибавляется день ото дня: вот и памятники «усатому убийце» восстанавливают — даже и в московском метро. Дела…

Зато голос Натальи Белинковой в главах, перемежающих сохранившиеся страницы белинковских текстов, звучит спокойно (можно догадываться чего ей это стоило) даже при описании тяжелейших испытаний, через которые им с Аркадием довелось пройти. Белинкова не злоупотребляет аллитерациями, инверсиями, образностью, что в контексте этого повествования могло бы стать помехой — слог ее чист, внятен и этим она достигает высокой степени художественности — читать ее главы хочется, не отрываясь.

Пересказывать здесь даже просто их содержание было непозволительно для газетного отзыва, каким этот текст был опубликован впервые. Но и сегодня очень хотелось бы, чтобы читатели узнали об этой замечательной книге, вышедшей мизерным тиражом, которого, наверное, не достанет даже и тем, кому надо бы её иметь в первую очередь — соратникам Белинкова по литературе, сидельцам тех лет, да просто всем, кому довелось быть с ним знакомым.

Но и иным его университетским коллегам здесь, в Штатах и в Европе, не всегда одобрявшим его борьбу с советским режимом…

А не стало этого замечательного человека в 1970-м году — немного успел он прожить здесь, в условиях, когда его таланты оказались широко востребованы — в американских и европейских университетах, в издательствах… Совсем немного не дожил Белинков до своего 50-летия, и 20 лет до крушения режима, борьбе с которым он посвятил свою недолгую жизнь.

А книга — осталась как памятник людям, чьи судьбы были принесены в жертву борьбе за их идеалы, осталась как назидание поколениям — дабы не вернулись обстоятельства, стоившие жизней миллионам современников.

Вот и последние страницы, перелистал я и их, задумался. Досадно, показалось мне: совсем не богата книга иллюстрациями, всего одна вклейка с уникальными фотографиями… хотя, откуда бы им взяться, ведь столько осталось там при побеге, сколько изъято было при обысках, да и просто потерялось!

Но в книге всё с лихвой окупается «выпуклостью», живостью образов, описаний ситуаций, через которые довелось пройти Белинковым — это я отношу к текстам пера не только самого Аркадия, но и Натальи — повторяю, блестящей рассказчицы, выпускницы нередко, по существу, просто «дантовских», Московского университета, владеющей превосходным повествовательным слогом, отточенным в годы работы в Литинституте и в издательствах, в её публикациях в «Новом Мире», а после побега — в эмигрантских русских изданиях.

Ну вот, скажет читатель, — Половец опять хвалит книгу, едва она попала к нему в руки…

Так вот, признаюсь: книг в руки мне попадает немало — и я искренне признателен авторам или издателям, их присылающим. Только не всё, далеко не всё из присланного, а то и найденного на полках магазинов, побуждает меня сразу же «взяться за перо» — отложив прочее, иногда и, казалось бы, неотложное.

А эта книга — из числа захвативших меня полностью — от первых ее страниц и до самых последних — с библиографией (коих без малого 23), что само по себе дает представление не только о колоссальной работе, проделанной автором-составителем, но и определяет масштаб личности самого Аркадия Викторовича Белинкова.

Признаюсь, не утерпел я, взяв книгу, сразу заглянуть в ее последнюю главу. «Вместо эпилога», и подзаголовок — Российские единомышленники об Аркадии Белинкове. Кто они? Назову лишь немногих из большого числа пришедших в октябре 1996 года в Центральный дом литератора на встречу, посвященную памяти Белинкова: Г.Белая, А.Гинзбург, Д.Данин, Л.Зорин, С. Лесневский, Л.Либединский, И.Лиснянская, М.Литвинов, П.Набоков, Б.Сарнов, М.Чудакова… — это «шестидесятники», причем, иные приехали специально из дальних мест, где они оказались ныне, нередко и в эмиграции.

А вообще-то, список можно было бы продолжить, включив в него и всех нас, кто оставил страну, отторгнувшую от себя своих граждан, в разные годы, при разных обстоятельствах — но по схожим причинам. Но, среди немногих, только Аркадий с женой Натальей нашли в себе мужество бежать оттуда, подвергая себя многим опасностям и многим житейским передрягам, которые им довелось испытать. Мне же эта глава помогла пополнить отрывочные сведения об этих беглецах, которыми я располагал ко дням знакомства с Натальей Белинковой.

Лично же с Аркадием познакомиться я не успел, о чем буду жалеть отныне, и о чем написал Белинковой, перевернув последние страницы книги. И, спустя день, прочел ее ответ: «…A в том, что Вы с Аркадием нашли бы общий язык, я не сомневаюсь».