Властелин Безмолвного Королевства - Кук Глен Чарльз

– Не отберут, совершенный, пока на вас одежды мейсальского пилигрима. Те, кто бродит там, под боком у Ночи, суеверны и вас не тронут.

– Да уж, церковь зато тронет.

– Так чем мне вас отблагодарить?

– Раз уж с миром не получается, защитите всех, кто ищет свет.

Реймон поклонился, словно перед ним был король:

– Будь по сему, совершенный. Пока я жив.

Сочия, которая все это время молча стояла рядом, боясь расплакаться, твердо повторила:

– Будь по сему. Пока и я жива. И пока моя рука еще может держать копье.

Разумеется, из-за ее последних слов двое упрямцев тут же принялись ругаться.

Хоть Свечке и грустно было прощаться с ними, он улыбнулся, потянул ослицу за поводья и вышел на дорогу. Перед ним расстилалось будущее. Сначала в Каурен. А потом удалиться куда-нибудь и вернуться на путь. Подальше от исторических свершений; на умы тех, кто будет высекать судьбы мира острой сталью, он уже повлиял.

23

Старый раб, по имени Гамель, сгибаясь под тяжестью ноши, медленно шел по отполированному до блеска полу к трону, где восседал Гордимер Лев. В этом огромном зале проходил осенний суд. Присутствовали здесь и эр-Рашаль аль-Дулкварнен, видимо заинтересовавшийся каким-то делом, и каиф Карим Касим аль-Бакр, который дремал в кресле в углу. Его вызвали на тот случай, если понадобится разрешить какие-то вопросы веры.

Дряхлому рабу недолго осталось топтать эту грешную землю. Много лет назад был он юным свирепым ша-луг; удача и могучий дар целителя не дали ему сгинуть на поле боя. Те ша-луг, которые не гибли в бесконечных войнах, должны были зарабатывать себе на хлеб, служа во дворце.

Гордимер хорошо знал Гамеля. Когда будущий владыка еще был желторотым птенцом, Гамель учил его обращаться с копьем. Очередной подсудимый обвинялся в том, что обесчестил дочь своей сестры. Верховный командующий Дринджера вынес приговор: удавить преступника. Приговор тут же привели в исполнение. Девушку Гордимер приказал забить камнями. А оба тела бросить крокодилам.

Потом Гордимер велел двум своим телохранителям помочь старому рабу.

– Оставь это, Гамель. Ты заслужил право стоять в присутствии верховного командующего. – А в присутствии каифа, может, и не заслужил, вот только каиф был всего-навсего марионеткой в руках могучего ша-луг, да к тому же крепко спал. – Что ты принес?

Наверное, стряслось что-то важное, раз старик явился сюда прямо посреди судебных разбирательств.

– Мне передали этот ларец для вас и велели немедля его доставить.

– И что же в нем?

– Не знаю. Но с него капает холодная вода.

– Кто тебе его передал?

– Генерал Нассим. Нассим Ализарин.

– Нассим Гора? Он здесь? В Аль-Кварне? Эр-Рашаль, я думал, Нассим погиб.

– Я уверен был, что его нет среди живых, – отозвался потрясенный волшебник.

– Посмотрим, что там. Вы двое, принесите сюда ларец. Открывайте.

Эр-Рашаль наконец пришел в себя и крикнул:

– Не открывайте!

Но было слишком поздно.

– И что же это? – вопросил Гордимер, грозно глядя на толпу истцов и обвиняемых, которые, чтобы лучше видеть, придвинулись ближе.

– Голова. Обложенная льдом.

Телохранитель поднял отсеченную голову за волосы, а его напарник извлек из ларца запечатанную воском деревянную трубку толщиной в дюйм и длиной дюймов шесть и передал ее верховному командующему.

Гордимер вскрыл трубку и вытащил лист бумаги.

– Что с тобой? – спросил он у эр-Рашаля, который не отрываясь смотрел на мертвую голову вытаращенными глазами. – Ты весь посерел.

Он развернул послание и начал читать:

– «Моему повелителю, военачальнику ша-луг Гордимеру, прозываемому Львом, и волшебнику эр-Рашалю аль-Дулкварнену шлю я свой привет. А с ним подарок. Это все, что осталось от языческого колдуна Руденса Шнайделя, по чьему приказу был убит мой сын Хагид. Он первый заплатил за свои грехи. Скоро заплатят и его сообщники.

Нассим Ализарин, бывший друг.

В память о старой дружбе, о великий Лев, окажу тебе любезность. Берегись. С севера надвигается гроза. Я видел ее собственными глазами, и породил ее ты сам. Даже сам Всемогущий не устоит перед нею».

Гордимер Лев закрыл глаза. В послании звучало пророчество. Спустя некоторое время он приказал, все так же не открывая глаз:

– Все ступайте прочь. Суд продолжится завтра утром.

Он стоял так, унесясь мыслями далеко, пока зал не опустел и не наступила тишина.

Когда он открыл глаза, эр-Рашаля рядом не было. Каиф по-прежнему спал. Гамель исчез.

– Глейд, – спросил военачальник своего телохранителя, все еще державшего за волосы мертвую голову, – что ты обо всем этом думаешь?

– Генерал Нассим пропал потому, что узнал об убийстве сына. Но Хагид ведь был среди тех ша-луг, что погибли в Кальзире.

– И быть там ему не полагалось.

– Да, – кивнул телохранитель. – О том, что случилось в Кальзире, ходят мерзкие слухи. Говорят, некоторых ша-луг бросили на произвол судьбы, не пустили на корабли, которые забирали оттуда уцелевших.

– Неужели? Я ничего подобного не слышал. Сидики, у тебя такой вид, будто ты вот-вот лопнешь. Только говорить не осмеливаешься. Повелеваю, осмелься.

– О могучий Лев, ты многого не слышишь, сидя здесь, во дворце, – начал Сидики, стараясь, чтобы в его голосе не прозвучало и тени упрека, хотя поведение верховного командующего в последние годы и вызывало у телохранителей возмущение.

Даже ближайшие соратники Гордимера были уверены, что это именно он приказал оставить тех ша-луг на милость неверным, потому что они были связаны с Элсом Тейджем, капитаном, которого все любили и которого Лев почему-то очень боялся.

Однако в конце концов телохранители, да и вообще все ша-луг, которые часто бывали во Дворце Королей, предпочли думать, что во всех несчастьях виноват волшебник эр-Рашаль аль-Дулкварнен.

– Ну так просвети меня.

24

Пробездельничав целую неделю, Пайпер Хект начал по полдня проводить в Кастелле. Из Кройса не поступало никаких приказов, но слухи ходили самые неутешительные. Готовилось новое вторжение в Коннек. В этом уже можно было не сомневаться. И на этот раз воевать предстоит с Ночью. Так что скучать не придется.

Корабли продолжали забирать оставшихся солдат с Артесипеи. Титус Консент неустанно напоминал всем, кто вернулся, о том, что своим возвращением они обязаны Пайперу Хекту. Главнокомандующий и Бонифаций VII поняли друг друга. Отныне с патриаршими воинами будут обращаться достойно. А если нет, то мало обидчикам не покажется.

К Анне в гости ненадолго заглянул Пинкус Горт. Проиграв хозяйке в шахматы, он уселся побеседовать с Хектом.

– Пайп, ты со своими солдатами поосторожнее. Кое-кто в коллегии уже точит на тебя зуб – просто потому, что ты занял сильную позицию.

Пайпер это уже понял. Только соберется больше трех человек, у кого-нибудь мигом зачешутся руки укокошить товарища.

Он собирался было злобно огрызнуться в ответ, но сдержался.

– Чего? – удивился Горт. – Не веришь?

– Да нет – тебе верю. А вот себе не очень.

Горт удивленно поглядел на друга, давая понять, что ничегошеньки не понял.

– Среди этих «кое-кого» нет ли случайно твоего начальничка? – спросил Хект.

– Есть. Он на тебя давно бочку катит.

– И всегда катил. Я у него мальчиком на побегушках не стал.

– Он считает, ты ему должен.

– Да неужели? Потому что он нас вытащил из Племенцы?

– Ага. И всякое другое тоже.

– А ведь если б я не растолкал его тогда в Оунвидийской теснине, он бы на тот свет отправился.

– Пайп, я его не оправдываю, просто тебя предупреждаю. Он требует ужесточить правила – те, что касаются размещения в городе солдат.

Хект это предвидел. Даже если бы Бронт Донето не стал консулом, городской совет и сам до этого додумался бы. Хотя, может, и не так скоро. Лишь служители церкви не возражали против того, чтобы Хектовы солдаты жили в бротских казармах.