Кровавый рассвет (=Ветер, несущий стрелы) - Павел Буркин

  Когда погасили пожары, алкский адмирал не досчитался тридцати семи боевых галер и восемнадцати грузовых барж. Но одиннадцать кораблей и двенадцать барж у него остались - на этих судах алки, сняв осаду, покинули Хэйгар. Они шли вослед остальному флоту вторжения. А двадцать боевых и тридцать грузовых кораблей этого флота, обогнув Сколен у самого побережья, счастливо разминулись с осиротевшим флотом Империи и проскочили в устье Эмбры. Несколько дней на веслах и парусах они поднимались по великой реке, в Новом Энгольде соединились с герцогскими кораблями - и вышли к берегу напротив столицы в назначенный им срок. И высаживались, захватывая припортовые кварталы, алкские морские пехотинцы, а потом яростно рубились с подходящими верхними сколенцами, удерживая плацдармы.

  Бреглен победил в бою - но его победа оказалась напрасной. А алкские флотоводцы умудрились обратить поражение в победу. Другое дело, что от действий флота уже ничего не зависело.

  Потому что сам Амори - опоздал.

Глава 18. Щит Империи

  И пришел день десятый, его совсем не торопилась сменить ночь одиннадцатая. Морресту начинало казаться, что время, пойманное решившим пошутить Стиглоном в "беличье колесо", кружится на месте. Засада, атака, отход (из разнообразия, возможно, с новыми засадами), привал, выход на дорогу, снова засада... И далее по списку. А конца алкам все не предвиделось, они так же тупо перли вперед, невзирая на потери, задержки, неудачные попытки вести ту же войну. Неужели их всего-то четыре тысячи, по земным меркам что-то вроде бригады?!

  Алки не знали местности, это была чужая земля. Разумеется, они пытались найти проводников. Угрожали, брали в заложники родных, беспощадно казнили не справившихся на глазах у новичков. Но деревни неизменно встречали алков девственной пустотой, а если кто-то там и оставался, так, похоже, с заданием навредить завоевателям. Пару раз, слышал Моррест от "языков", в болотах сгинули отборные отряды. С тех пор алки не пытаются пролезть в обход и окружить войско Империи.

  Само оно поднималось без прежней легкости - уже больше недели заполнены изматывающими марш-бросками, тяжелыми боями, отступлением. Потери тоже впечатляли: с ранеными, оставленными на попечение деревенских, они достигли трехсот человек. Были и пленные, и дезертиры, и пропавшие без вести... Другое дело, алки потеряли гораздо больше, и в отличие от сколенцев им негде пополнить войско. А ведь каждая засада была риском: Амори быстро учился и не попадал дважды в одну ловушку. Пока Морреста выручали прочитанные книги, пусть малая, но часть военного опыта его мира. Мир, где отгремело две общечеловеческие бойни, по этой части далеко превосходил мир племенных дружин и крестьянских ополчений. Но Моррест знал: стоит раз ошибиться, промедлить с отходом или перекрыть не все нужные дороги - и все войско исчезнет с лица земли. Вряд ли после таких потерь алки будут брать пленных.

  Хорошо и спокойно было только Оле Мертвецу. Пока не кончилось спиртное, принца вообще ничего не интересовало. А Ирмина тревожилась, и тревога ее, уже понял Моррест, касалась только одного человека - его самого.

  - Береги себя, - шептали губы женщины, а руки затягивали очередной ремешок доспехов. Рабыня сира коннетабля не могла не знать, как это делается: за незнание тут же можно было получить плеткой. - И возвращайся с победой.

  И вновь Моррест с трудом подавлял желание ее поцеловать. Удивительно, он ведь чуть из-за нее не погиб, чуть не погибла Эвинна - но стоило бывшей рабыне снова попасться на его пути - и она почти заняла в душе былое место.

  - Амори сделает все, чтобы нас уничтожить, - честно предупредил он. - А что в столице, я не знаю. Может, Император отказался призвать Эвинну на помощь, а она сама не может ничего сделать. И тогда... тогда все окажется напрасным - Лакхни, Фарли, бои на дороге...

  - Ты не должен об этом думать, - произнесла Ирмина.

  - А о чем?

  - О победе. О Сколене. Об Эвинне. А обо мне не думай, я уж сама как-нибудь. А пока все равно нечего делать - давай я лучше тебе спою.

  - Может, не надо, а?

  - Вот изменять любимой - и правда не дело, - назидательно произнесла Ирмина. - Империю предавать - тоже. А песню петь - можно.

  На этот раз Ирмина не аккомпанировала себе, тем более не танцевала. Да и песня была такая, что это выглядело бы кощунством. Зато голос у девчонки оказался что надо. Сильный, чистый, уверенный.

  Во тьме и морозе Ночи Мира,  Когда Смерть гуляла по нашей земле,  Она пришла, чтоб из мрака вырвать  Страну, где довелось родиться ей.

  Разгромлены лютым врагом мы были,  Косила чума тех, кто больше ослаб,  Когда она мерзлый мрак озарила,  И нас за собою в бой повела.

  - Так ведь с Великой Ночи сколько лет уже прошло, - произнес Моррест. - А Эвинна четырнадцать года спустя родилась...

  - И все-то вы знаете, Моррест-катэ, - усмехнулась Ирмина, проверяя, прочны ли крепления кирасы. - Она кончилась в мире. А в людских сердцах ни капельки не посветлело... Не перебивайте, хорошо?

  - Молчу, молчу. Пой дальше.

  И мы пошли, так как знали, что это  Нам послан был свыше единственный шанс.  Нас всех повела эта девушка к Лету  Победы над воинством алков вождя.

  Мы шли по обугленным боем руинам,  Тех, кто не дошел, наскоро хороня,  Чтоб тот, кто дойдет, стал свободным, счастливым,  Во имя рассвета грядущего дня.

  Вела нас она - хоть доподлинно знала,  Что ей до победы самой не дожить,  Что тем, кто поднимется первым в атаку,  Придется за родину жизнь положить.

  Народ свой, страну свою ей было жалко,  И только себя ей нисколько не жаль,  Она наперед знала: будет предатель,  За алкское золото он ее сдаст.

  И будут и пытки, и голод, и холод,  И горя придется хлебнуть ей до дна,  И в огненном покинуть нас ореоле,  И драться с врагом завещать до конца.

  Моррест потрясенно молчал. "Как такое может быть? Почему она поет так, будто знает, чем все кончится... Чем кончилось бы, если б не этот поход в Империю... Именно так все было описано в "Сказании" - но откуда об этом знать Ирмине? Ведь он, Моррест-Михаил, сделал все, чтобы этого не случилось. А слова падали, падали - тяжеле, неотвраимые, яростные... Горечь неслучившегося - пока неслучившегося? - поражения звенела в каждом из них, жажда мести и надежда. Надежда на то, что в этой реальности сбывается и так...