Книга о верных и неверных женах - Инаятуллах Канбу

— Хотя и не подобает самому расхваливать себя, — продолжал он, — но необходимость обязывает меня. Знайте же, что мой отец происходит из Шираза, а современники называют Шираз источником учености и знаний. Слава о ширазской науке и учености распространилась по всему свету, так что каждая роза, в которой есть аромат знаний, считает, что расцвела в садах науки Шираза, а каждая жемчужина, наделенная блеском знания, найдена в океане мудрости Шираза. Слава об учености моего отца распространилась по всем странам, он одаряет своими знаниями и знатных и простых людей Фарса. По мальчишеству и избалованности я обиделся на своего великого отца из-за пустяка, который сейчас вызывает только досаду. Я решил удовольствоваться малым и отправился в дальний путь, следуя примеру купцов. Но торговать я не умел и в скором времени разорился, так что эта пустая затея принесла мне только огорчение, и я по воле бога из богатого человека стал нищим и прибыл в ваш город. Я уверен, что отец вскоре узнает о моем скорбном положении и не оставит меня в таком жалком состоянии на чужбине. Итак, дорогие родственники, надеюсь, что, выслушав меня, вы не станете более принуждать меня к чему-либо и будете лучше относиться ко мне, ибо милосердие к путникам и помощь чужестранцам — обычай великодушных мужей и залог доброго имени и громкой славы.

Забота о чужестранцах приносит добрую славу.Скажите, неужто ваш город не знает, что это так? [162]

Родственники жены, выслушав его речи, устыдились своего гнева и грубых слов, стали обращаться с ним ласково и любезно.

— Если твои речи подтвердятся, — заявили они, — мы признаем тебя достойным этого брака, будем любить тебя, охранять, насколько хватит сил.

— Справедливость велит, — сказал юноша, — дать мне сроку месяц и оставить меня в покое. Если в течение назначенного срока завеса ваших сомнений спадет с красавицы-истины и грамота моих слов будет скреплена печатью правды, то поводья желания останутся в моих руках. А если все обернется вопреки моим утверждениям, то я не стану ни в чем вам прекословить.

Родственники жены вынуждены были согласиться с ним и стали терпеливо дожидаться назначенного им срока, любопытствуя, что же покажется из-за завесы.

Когда они порешили на том, юноша мысленно перебрал все, что досталось ему от отца, но, кроме ветхой кирпичной формы, самана, извести и старой лачуги, которая наподобие горы Тур была вся продырявлена, ничего не смог вспомнить. От страха, что ему придется выпустить из рук нить надежды, он позабыл обо всем на свете, счел божественным даром близость с солнцеликой красавицей и предался наслаждениям с ней, ни на миг не выпуская ее из объятий. Когда прошла значительная часть обещанного срока, юноша стал таять, словно луна на ущербе. И вот, наконец, осталось всего три дня. Тоска из-за предстоящей разлуки терзала кирпичника, и от предчувствия он скатился из апогея счастья в перигей несчастья. Дожидаясь наступления ночи, опьяненный вином отчаяния, он напевал жалобные мелодии и горестные песни. Он пел так печально, что даже гранитная скала сжалилась бы над ним.

— А надо сказать, что правитель того города в сопровождении своих верных слуг выходил по ночам из дворца, чтобы самому убедиться, как идут дела в его стране, кто враг ему и кто друг, и однажды, проходя мимо дома того юноши, услышал печальные песни. Правитель так растрогался, что не удержался и дернул кольцо на воротах.

— Кто там? — спросил юноша. — Что тебе нужно в такое время, когда даже рыбы и птицы спят?

— О праведник! — отвечал падишах. — Мы — каландары, опаленные пламенем любви к богу и заклейменные горем. Испытали мы и печаль, и вот твои жалобные песни растрогали нас, и мы дерзнули остановиться здесь. Если ты, соблюдая законы гостеприимства, пригласишь нас к себе, то ты, несомненно, возродишь обычаи благородных.

Кирпичник тут же открыл ворота и ввел падишаха со слугой в дом. Но вместо каландара он увидел перед собой прекрасного юношу с фарром вокруг чела, в роскошных одеяниях и царском халате. Кирпичник переменился в лице, но правитель сказал ему:

— О прекрасный юноша! Не считай меня лжецом за мои роскошные одеяния, а лучше сыграй нам что-нибудь печальное.

Кирпичник пролил потоки слез и ответил:

— О каландар! Разве понять тебе того, кто опален пламенем любви, словно саламандра [163], — ведь твои помыслы не омрачены любовным недугом! Зря ты просишь меня сыграть. Знаешь ли ты, что от жизни моей осталось всего лишь несколько мгновений и я рыдаю перед тем, как вздохнуть в последний раз? А ты по простоте душевной принял мои стоны за песню…

— О великодушный! — сказал в ответ падишах. — Твои скорбные мелодии испепеляют, словно кебаб, тех, кто страдает в долине страсти, потому-то они так растрогали меня. Ты прости нас и расскажи нам о себе. В чем причина твоих страданий? Из-за чего ты так жалобно рыдаешь?

Тогда юноша поведал падишаху свою историю с начала до конца, а потом тяжко застонал и заплакал.

Утром, когда взошло лучезарное солнце, падишах рассказал одному своему приближенному историю кирпичника и повелел ему отнести юноше драгоценности и деньги из шахской казны, выдав себя за посланца его отца.

И вот как раз в тот момент, когда родственники жены по истечении назначенного срока набросились на беднягу с упреками и бранью, к дому подъехал на быстроходном скакуне с золотой сбруей одетый в драгоценный халат гулям, подобный Юсуфу.

Он ехал быстро, ловкий и расторопный. Приблизившись, он спросил:

— Где здесь живет Мирза Бади из Шираза, который расцвел словно кумир в храме Индии, сбежав от отца и поселившись в этом городе?

Тут все подумали, что это, верно, их новый зять и что рассказ его был правдивым. Они повели гуляма к дому тот поклонился низко юноше, отдал ему драгоценности и деньги, которые были при нем, а потом сказал от имени отца:

— О мой мальчик, обидевшийся на отца! В разлуке с тобой я ослеп, словно старец из Ханаана [164]. Ради бога прости меня и погаси пламя моей скорби. Я опасаюсь, что скоро меня навестит ангел смерти и мне придется сложить свои пожитки среди этих шатких развалин и свернуть подстилку своего существования.

Юноша был поражен этими словами, он подумал: «У моего отца, когда он был еще жив, не было никакого богатства, кроме черной глины. А теперь, когда люди делают кирпичи из глины его праха, как же мог он послать мне богатство, равное податям целой страны? По-видимому, здесь скрыта какая-то тайна. Как бы там ни было, эти дары — милость бога, в особенности в такое время, когда мне стало совсем невмоготу».

Юноша взял у посланца сокровища, потом припал к земле, вознося благодарственные молитвы творцу.

На другой день прискакал знатного вида человек и спросил:

— Кто из вас Мирза Бади из ширазской знати, который рассердился на отца, поселился в этом городе и женился на дочери купца? Падишах вызывает его во дворец.

Юноша немедля вскочил с места и отправился в шахский дворец. А тесть его от радости не находил себе места и пошел вслед за ним. Кого бы тесть ни встретил по пути из родных и знакомых, он всем рассказывал о случившемся, даже если его не расспрашивали. Когда же люди стали его поздравлять, как это принято, он так и надувался от важности и едва отвечал им кивком. Наконец, они прибыли во дворец. Как только юноша увидел падишаха, он сразу догадался, откуда на него свалилось все это счастье и в чем тут дело. Он тотчас по обычаю поцеловал перед падишахом землю и произнес про себя:

Если бы сто языков имел я взамен одного,Все бы они прославляли шаха и милость его [165].

Падишах оказал ему новые милости и благодеяния и отпустил, так что юноша-чужестранец благодаря великодушному покровительству того падишаха провел остаток свои дней в неге и довольстве.

Рассказ о том, как Фаррухфал, сын Ф арманрава, правителя С арандиба, влюбился в портрет первой красавицы на свете и как он достиг своей цели благодаря помощи симурга

Испившие чистого вина этой истории и налившие в чашу напиток рассказа передают, что в стране Сарандиб жил падишах с величием Фаридуна. Его чаша всегда была наполнена напитком счастья, он постоянно вдыхал аромат свершений, успех всегда сопутствовал ему, а судьба открыла перед ним врата счастья.

Но в его гареме не было светоча, который навеки озарил бы его дом счастьем, иначе говоря, у него не было потомка, чтобы обновить жизнь отца и прославить имя предков. Падишах проводил свои дни в тоске и унынии, мечтая о сыне, ища помощи у прозорливых мужей и коротая время в молитвах.

Наконец, после долгих молитв, когда его мозг уже начал таять от горя, стрела попала в цель и в один прекрасный день к падишаху явился какой-то отшельник, проводивший свои дни вдали от людей в одиночестве, и дал падишаху сочное и свежее яблоко.