Джозеф Антон - Салман Рушди

Через два дня после его возвращения в Лондон в Вашингтоне «зажегся зеленый свет». Сперва Нику Велиотесу сказали, что президента на встрече не будет. Встретиться предстоит с советником по национальной безопасности Энтони Лейком, и «заглянет» вице-президент Гор. В посольстве США на Гроувнор-сквер Ларри Робинсон — сотрудник, осуществлявший с ним связь, — подтвердил, что встреча будет с Лейком и Гором. Ему будет предоставлена охрана «от въезда до выезда», то есть от самолета до Массачусетского технологического института (где его должны были чествовать — Алан Лайтман, автор романа «Сны Эйнштейна» и профессор МТИ, предложил ему принять звание почетного профессора), от МТИ до Вашингтона, а в Вашингтоне — до вылета обратно. Через два дня Фрэнсис сообщили, что Гор будет на Дальнем Востоке, что Лейк вряд ли сможет и поэтому встреча будет с госсекретарем Уорреном Кристофером с «правой рукой» Лейка. Встреча с Уорреном Кристофером произойдет в Зале договора в присутствии фотокорреспондентов. Он поговорил с Кристофером Хитченсом, который подозревал, что Клинтон «попросту струсил». В тот же вечер диспозиция опять изменилась. Встреча будет с Энтони Лейком, Уорреном Кристофером и помощником госсекретаря по вопросам демократии, прав человека и трудовых отношений Джоном Шаттуком. Участие президента «не подтверждено». Встреча произойдет накануне Дня благодарения, и дел у президента будет по горло. Ему надо будет помиловать индейку. На то, чтобы вызволять из беды еще и писателя, времени может и не хватить.

В аэропорту Кеннеди вместо обещанной неброской тройки машин его ждало восемь. Начальник группы охраны Джим Танди производил куда лучшее впечатление, чем лейтенант Боб: это был человек с мягкой манерой разговаривать, всегда готовый помочь, высокий, худощавый, усатый, с широко открытыми глазами и серьезным лицом. Вначале его отвезли в квартиру Эндрю, где полиция по случаю его появления навела шороху — вплоть до того, что другим жильцам дома запретили пользоваться лифтами. Шум поднимется изрядный, подумал он. По официальной версии, он был пакистанский дипломат доктор Рен, но вряд ли хоть кто-нибудь этому поверил.

У Эндрю его радушно встретили друзья. Норман Мейер пожелал ему удачи, Норрис Мейлер[182] сказала: «Увидите Билла — передайте ему от меня привет». В молодости она участвовала в избирательной кампании Клинтона, когда тот претендовал на пост губернатора Арканзаса. «Я очень близко с ним познакомилась», — сказала она. Хорошо, пообещал он ей вежливо, я ему передам. «Нет, — сказала Норрис, положив ему на руку элегантную ладонь, как Маргарет в самом своем щупательно-трогательном настроении. — Вы не поняли. Я очень близко с ним познакомилась». О, понятно. Хорошо, Норрис. В таком случае я непременно передм ему ваши наилучшие пожелания.

Он встретился с Полом Остером и Сири Хустведт, которые были с ним очень ласковы: это стало началом одной из самых тесных дружб в его жизни. Пришел и Дон Делилло. Он сказал, что работает над «большой, разветвленной книгой». Она будет называться «Изнанка мира». «Я тоже кое-что знаю об изнанках мира», — заметил он в ответ. Пол и Дон хотели напечатать листовку с текстом, осуждающим фетву, и сделать так, чтобы она была вложена в каждую книгу, которая будет продана в Америке 14 февраля 1994 года, но им сказали, что это нереалистично, потому что обойдется в 20 тысяч долларов с лишним. Пришел Питер Кэри и со своим обычным сухим юмором произнес: «Привет, Салман. Выглядишь дерьмово». Сьюзен Сонтаг, которая согласилась быть его «прикрытием» в МТИ, предвкушала осуществление их маленького заговора. Дэвид Рифф был полон печали по поводу Боснии. Энни Лейбовиц[183] немного поговорила о своих боснийских фотографиях, но было странное ощущение, что она не хочет выдвигаться на первый план в присутствии Сьюзен. Пришли Сонни и Гита Мехта, Гита выглядела больной и иссушенной. Они сказали, что сейчас она чувствует себя хорошо, оправляется от рака, и оставалось надеяться, что они говорят правду. Вдруг Эндрю сказал: «О господи, мы же забыли пригласить Эдварда Саида». Очень плохо. Эдвард наверняка будет недоволен.

Они с Элизабет переночевали у Эндрю и, проснувшись, увидели в окно вереницу припаркованных на улице черных лимузинов и большой, бросающийся в глаза синий фургон с надписью «Взрывотехнический отряд». Потом — поездка в Конкорд, штат Массачусетс, где их приняли у себя Алан и Джин Лайтманы. Алан повел их на прогулку вокруг Уолденского пруда, а когда они подошли к тому, что осталось от хижины Торо[184], он сказал Алану, что если когда-нибудь возьмется написать об этой поездке, то озаглавит очерк «Из бревенчатой хижины — в Белый дом». Хижина находилась разочаровывающе близко от городка, и Торо мог запросто прогуляться туда за пивом, если бы захотел. Не такое уж прямо логово в глуши.

На следующее утро его доставили в бостонский отель, а Джин Лайтман взяла Элизабет на прогулку по городу. Они с Эндрю начали обзванивать людей, чтобы узнать, как продвинулось дело, или понять, как оно может продвинуться. Стало ясно, что Фрэнсис и Кармел плохо ладят со Скоттом Армстронгом, хотя за него заступился Кристофер Хитченс. В Белом доме, добавил Хитч, Стефанопулос и Шаттук на его стороне и пытаются повлиять на президента, но ничего определенного пока нет. Позвонил сотрудник администрации Том Робертсон — встреча, сказал он, начнется на полчаса позже, не в 11.30 утра, а в полдень. Что это значит? И значит ли что-нибудь? Скотт и Хитч позднее сказали, что изменение произошло сразу после того, как Джордж Стефанопулос и другие отправились на встречу с сотрудником, ответственным за президентский график… так что… может быть. Держите пальцы скрещенными.

Во второй половине дня они с Эндрю Уайли отправились к дому, где Эндрю провел детство. Новая хозяйка по имени Нэнси, женщина за пятьдесят с широкой улыбкой, посмотрела на кортеж и спросила: «Кто это там такие снаружи?» Потом сказала: «О…» — и поинтересовалась у него, не тот ли он самый, на кого смахивает. Вначале он сказал: «Увы, нет», на что она отозвалась: «Почему „увы“? Бедняге, по-моему, несладко сейчас приходится». Оказалось, что у нее есть все его книги, поэтому он раскололся, а она, придя в сильное волнение, потребовала, чтобы он их надписал. Дом пробудил у Эндрю массу воспоминаний: многое, вплоть до обоев на втором этаже, за тридцать лет не изменилось, на деревянных книжных полках в библиотеке по-прежнему виднелись нацарапанные буквы Э. У., и на дверном косяке на трехфутовой высоте до сих пор можно было разглядеть черту, обозначавшую рост маленького Энди Уайли, и его имя.