Немного удачи - Джейн Смайли

– Что? – спросил Тимми.

– Как-то раз дядя Фрэнк шел по улице в Чикаго, держа в руке перо, и мимо проходила тетя Энди, любовь всей его жизни, и он подарил ей перо, и они жили долго и счастливо.

– Верно, – подтвердила мама.

Позже, в церкви, когда священник начал говорить на очередную непонятную Дебби тему, она повернула голову к окну и подумала о золотом перышке. Она знала наверняка, что когда-нибудь золотое перышко будет принадлежать ей.

Розанна ни слова не сказала – ни словечка – о том, что Минни живет в большом доме вместе с Джо и Лоис и, похоже, не собирается съезжать. Даже не думает об этом. Легко было сказать, что тридцатитрехлетняя женщина, которая убирает волосы в пучок и не носит ничего ярче бордового, – самая настоящая старая дева и ее помощь очень пригодится в феврале, когда родится ребенок, но Розанне это казалось отголоском поколения ее дедов. В те времена в деревнях было полно старых дев и вдов, и никто не удивлялся, ведь то гражданская война, то холера, то оспа, но в наши дни это казалось странным и действительно было таким. Однако Розанна молчала. Она получила все, что хотела, но Уолтер сказал:

– Ты все еще недовольна.

Они доедали ужин. Клэр ушла наверх делать домашнюю работу.

– Дело не в том, довольна я или нет. – Розанна встала, чтобы убрать посуду.

– А в чем?

Но она сама не знала, в чем дело. На ум ей пришла поговорка: «Сам постелил, вот теперь и ложись», но что это означало, она тоже не знала.

– Мне уже исполнилось пятьдесят? – спросила она.

– Да, два с половиной года назад.

– Господи, – сказала Розанна.

Когда она потянулась за миской с картошкой, Уолтер погладил ее по руке.

– Так или иначе, – продолжила Розанна, – моя мать вынесла куда больше, чем я, и твоя тоже, а они только щелкают языком и двигаются дальше. Моя мать иногда всплеснет руками и закатит глаза, но больше никак не показывает, что ее все достало.

– У моей темперамент погорячее, – сказал Уолтер.

– Ей и терпеть приходится больше. Во всяком случае, приходилось. Но она ведь не задушила мужа голыми руками и не ударила хлебным ножом.

– По крайней мере, не на видном месте.

– Они никогда не жалуются, если все идет хорошо.

– Нет, не жалуются, – согласился Уолтер.

– Но именно тогда мне и хочется жаловаться. Когда все плохо, я предпочитаю не ныть. Боюсь.

– А я и не считаю, что ты ноешь, – сказал Уолтер. – Ты просто предлагаешь.

– Значит, наш брак можно назвать счастливым?

– Разве твоя мать не спит в отдельной комнате с запертой дверью?

– Она всегда говорила, что если уж проснулась, то потом всю ночь не заснет, – ответила Розанна, – поэтому ей приходится запирать дверь.

– Так она говорит.

– Ну, шестеро детей – это шестеро детей. – А потом добавила: – У одной из ее кузин за десять лет родилось десять детей.

– Расскажи-ка Лиллиан, как бывает, – сказал Уолтер.

– Если она не остановится, обязательно расскажу, – согласилась Розанна.

– Когда роды?

– У Лоис в феврале, у Лиллиан в январе, а у Энди в марте.

– Я все жду, что объявится Генри и заявит, что нашел себе девушку.

– Ага, в библиотеке, – подхватила Розанна. – Она спала на полке и ждала, пока ее поцелует принц, а Генри оказался единственным, кто за сто лет забрел в эту секцию.

– Так и будет, – сказал Уолтер.

Приятная получилась беседа. Некоторое время спустя пришла Клэр и спросила, нельзя ли ей прокрутить на магнитофоне мелодию, которую она учится играть. Розанна едва узнала в ее игре «О, благодать», а за этим последовало что-то из Баха, и Уолтер с Розанной похлопали. Клэр сообщила, что концерт состоится через две недели. Потом Уолтер дочитал «Сэтэрдэй ивнинг пост» с Эйзенхауэром на обложке, а Розанна закончила ряд в свитере, который вязала для младенца Лоис, – она уже доделала свитер для ребенка Лиллиан, на очереди был ребенок Энди.

Они поднялись по крутой лестнице. Джо установил перила по обе стороны, и им было за что держаться. Уолтер как будто перетаскивал себя со ступеньки на ступеньку. Да, раз ей пятьдесят два с половиной, значит, ему пятьдесят семь с половиной. Подниматься легче, чем спускаться; иногда у нее так сильно болело правое колено, что приходилось как бы приседать на ступеньках, держась за перила и покачиваясь то вправо, то влево. Теперь уже не побегаешь туда-сюда в поисках каждой мелочи.

В спальне Розанна села за туалетный столик, вытащила шпильки из волос, потом расчесала и заплела их в свободную косу. Уолтер сидел на краю кровати, растирая ноги и шевеля пальцами. Он положил руку себе на шею и держал ее там, открыв рот и поворачивая голову направо, налево, вверх, вниз. Потом он высморкался. Что ж, может, не зря ее мать запирала дверь. Все эти печальные звуки, которые издает пожилая супружеская пара… По крайней мере, у них еще осталась большая часть своих зубов. Бабушка Розанны (не Ома, а бабушка Шарлотта Кляйнфельдер) попросила бродячего дантиста вырвать ей все зубы, потому что от них было слишком много проблем, и до конца жизни ела только суп.

– Боже мой, – вздохнув, сказала Розанна. Она