Том 4. Белая гвардия - Михаил Афанасьевич Булгаков

Ванда. Вася, сядь, сядь! Напиши!

Василиса (за столом). Что написать-то?

1-й бандит. Пишить: «Вещи при обыске в целости сдал, претензий ни яких не маю». Пишить! Принял начальник штабу первой дружины атаман Ураган.

2-й бандит. И меня запиши...

1-й бандит. И личный адъютант его Кирпатый, а равно и адъютант его... (Смотрит на 3-го.) Немоляка...

3-й бандит. Хи, хи, хи... Адъютант!

1-й бандит. Ну, бувайте здоровеньки! Что же вы молчите?

Ванда. До свиданья...

3-й бандит, задерживаясь, протягивает Ванде руку — та в ужасе пожимает ее. Обнимает ее неожиданно.

Ванда. Вася!..

1-й бандит (из двери). Брось, Василько, який ты сладострастный! (Ванде.) Да не бойся ты, никому ты не нужна.

Уходят. Стук. Пауза.

Василиса. Что же это такое?! Двадцать пять тысяч золотом! Что же это такое?! Господи! Господи, что же это такое?!

Ванда. Вася, это сон! Вася, они хотели меня изнасиловать! Ты видел?

Василиса (мутно). Что? Кого? Изнасиловать? Ну тебя к черту с твоими глупостями! Изнасиловать! Двадцать пять тысяч! Куда бежать? Что теперь делать?

Ванда. Вася, мне плохо! (Падает.)

Василиса. Турбины! Турбины!

Занавес

Конец четвертого акта

Акт пятый

У Турбиных. Квартира ярко освещена. Украшенная елка. Над камином надпись тушью: «Поздравляю вас, товарищи, с прибытием!»

Елена. Бог мой! Да на кого же вы похожи!

Шервинский (в изодранном пальто, мерзкой шапке и в очках). Ну, спасибо, Елена Васильевна, я уже попробовал сегодня. Иду домой и на тротуаре столкнулся с каким-то типом. Глянул я на него, ну, думаю, фю... фю... большевик. А он мне и говорит эдаким коммунистическим голосом: «Ишь, украинский барин, погоди до завтра, мы вам хвосты всем подвяжем!» Ну, я сразу понял, что нужно ехать переодеваться. У меня глаз опытный. Поздравляю вас, — красные вечером будут в городе!

Елена. Чего же вы так радуетесь? Вот чудак! Можно подумать, что вы сами большевик!

Шервинский. Я не большевик. Но уж, если на то пошло, ежели мне дадут на выбор — петлюровца или большевика, — то я, простите, предпочитаю большевика. Я — сочувствующий. Похож я на пролетария?

Елена. Простите за резкость, — вы на босяка похожи с Подола. Сейчас же снимайте эту дрянь!

Шервинский. Слушаю. Я у дворника это пальтишко напрокат взял. Беспартийное пальтишко...

Елена. От этого пальтишки какой-нибудь гадостью можно заболеть. Трус! И очки сию минуту долой!

Шервинский снимает пальто, шляпу, калоши и очки и остается в великолепнейшем фрачном костюме.

Шервинский. Вот!

Елена. Зачем же вы баки сбрили?

Шервинский. Гримироваться, знаете ли, удобнее...

Елена. Большевиком вам так удобнее гримироваться! Фу, хитрое и малодушное создание! Ну ладно, садитесь, будьте гостем.

Шервинский. Я первый?

Елена. Лариосик и Николка водку побежали разыскивать к ужину, а Алеша у себя сидит, — занимается.

Шервинский. Так-с. Я нарочно, знаете ли, дорогая Елена Васильевна, приехал пораньше... Пораньше приехал. Э... Вы позволите мне объясниться?

Елена. Объяснитесь.

Шервинский (закрыв все двери). Ну вот, видите ли. Все кончилось. Алеша выздоровел. Так ведь?

Елена. Так. Дальше?

Шервинский. Я говорю: все кончилось! Да. Я больше не могу мучиться. Да. Елена Васильевна, я прошу вас стать моей женой.

Елена. Все?

Шервинский. Все.

Елена (подумав). Я соглашусь...

Шервинский. Лена!

Елена. Погодите! Сядьте! Я соглашусь, если вы мне объясните, как мне поступить с моим мужем? Ведь я, изволите ли видеть, замужем.

Шервинский. Сейчас, сию минуту, мгновенно, моментально объясню: вы с ним разведетесь. И кончено.

Елена. Ну, знаете ли, Владимир Робертович такого сорта человек, что он может не согласиться на развод.

Шервинский. Да тогда я его убью!

Елена. Не горячитесь! Его здесь нет. Я согласна — развод. Это можно устроить...

Шервинский. Лена!

Елена. Сядьте! Второе важнее первого, и оно не во Владимире Робертовиче, а в вас самих. (Пауза.) Шервинский, Шервинский, сколько тактов вы держали «ля» в эпиталаме?

Шервинский. Ну, семь тактов держал...

Елена. В первый раз вы сказали девять, потом восемь, теперь уже семь?

Шервинский. Я забыл...

Елена. Леня! Если ты хочешь, чтобы я тебя любила, перестань врать. Слышишь?

Шервинский. Неужто я уж такой лгун, Леночка?

Елена. Вы?.. Ты?.. Я сама не понимаю. У вас какая-то страсть! Так вот ее не будет! Не будет! Что это за безобразие, в самом деле! То в него какая-то графиня в Жмеринке влюбилась, то император прослезился, то он сербских квартирьеров видал... Шервинский! Ты лгать не будешь! У нас в доме никто не лжет, и я не хочу, чтобы это прививалось... Единственный раз в жизни правду сказал про гетманский портсигар, и то никто не поверил, пришлось доказательства предъявлять. Фу, срам!

Шервинский (торжественно и мрачно). Про портсигар я все наврал. Гетман мне его не дарил, не целовал и не прослезился. Он его на столе забыл, а я спрятал...

Елена. Стащил со стола? Этого недоставало!

Шервинский. Лена!

Елена. Дайте сюда сию секунду портсигар!

Шервинский. Лена! Вы никому не скажете... Слышите?

Елена. Дайте сюда! (Прячет портсигар в стол и запирает на ключ.)

Шервинский. Там мои папиросы, Леночка.

Елена. У Алеши возьмете!

Шервинский. Лена!

Елена. Счастлив ваш бог, что надоумил вас сказать. Нехорошо бы вам было, мосье Шервинский, если бы я сама об этом узнала!

Шервинский. А как бы вы узнали?

Елена. Не срамись, молчи! Какой-то готтентот, человек, лишенный всякой морали... О, какое легкомыслие я совершаю!

Шервинский. Лена! Не огорчай меня! Лена... (Целует ее.)

Елена. Алеша! Алеша! Поди сюда!

Алексей (за сценой). Сейчас...

Выходит Алексей. Он худ, бледен, опирается на палку. Голова обрита, в черной шапочке.

Фу, какой парадный...

Шервинский. Здравствуй, Алеша. Как ты себя чувствуешь?

Алексей. Спасибо. Видишь, двигаюсь понемногу. (Садится.) Ну, тогда о погоде. Как на дворе?

Елена. Алеша, пока никого нет, я хочу тебе сообщить важную для меня вещь. Алеша, я расхожусь с Владимиром Робертовичем и выхожу замуж за него...

Алексей. Вот как? Как это вы так быстро успели?

Шервинский. Мы давно любим друг друга.

Елена. Леонид, говори больше за себя... Что, Алеша, ты на это скажешь?

Алексей. Ведь я ей несколько сродни? Говоря словами Грибоедова. Господи! Вы — люди взрослые! Совет да любовь!

Шервинский. Разве я уж такой плохой человек, Алексей, что ты относишься настолько холодно к этому?

Алексей. Помилуй! Я ничего против тебя не имею. Человек ты неплохой, а по сравнению с Тальбергом даже отличный. Только, Лена, как же ты будешь с первым мужем?

Шервинский. Мы тотчас пишем ему