Экспедиция «Тяготение» - Хол Клемент

Пространство вокруг было ровным, только на краю барьера одиноко возвышалась глыба известняка. Глыба эта, диаметром ярда в полтора, имела форму купола с уплощенной верхушкой и была примерно такой же высоты, что и барьер. Поверхность, весьма гладкую, испещряли глубокие отверстия.

Крюгер не обратил бы никакого внимания на странное сооружение, если бы не то обстоятельство, что именно здесь они остановились, а все население деревни собралось вокруг. Это заставило его приглядеться внимательнее, и он пришел к выводу, что перед ним образец довольно искусной каменной кладки. По-видимому, внутри находились Учителя; отверстия служили для наблюдения и вентиляции. Входа не было видно. Возможно, он находился с внутренней стороны барьера и потому его нельзя было увидеть снаружи, а возможно, вообще был где-то в отдалении и к нему вел туннель. Крюгер не удивился, когда из этого каменного холмика послышался голос.

— Кто ты такой?

Вопрос был задан не в пространство; грамматические особенности языка не оставляли сомнений, что адресован он именно Крюгеру. Мгновение юноша колебался, не очень уверенный, как ему следует отвечать; затем решил говорить правду.

— Я — Нильс Крюгер, ученик пилота с звездолета «Альфард».

Ему пришлось переводить существительные, облекая их смысл в наиболее подходящие известные ему слова абъерменского языка, но он остался весьма доволен собственным переводом. Однако следующий вопрос заставил его усомниться в правильности принятого решения.

— Когда ты умрешь?

Крюгер смешался. По всей видимости, этот простой и естественный вопрос имел своей единственной целью выяснить, как долго ему осталось жить, но он вдруг оказался не в состоянии на него ответить.

— Не знаю, — только и смог он произнести.

Последовало молчание, не менее длительное, чем пауза, вызванная его собственной растерянностью. Затем скрытый за камнем голос заговорил вновь; у Крюгера создалось впечатление, будто Учитель чем-то озадачен, но решил пока отложить разговор на эту тему.

— Говорят, ты умеешь делать огонь. Докажи свое умение.

Крюгер, понятия не имевший, что думает о нем невидимый собеседник, и чрезвычайно этим смущенный, повиновался. Дело оказалось несложным: дрова были сухие, к тому же Аррен давал достаточно света для солнечной батарейки. Сноп искр заставил ближайших к нему аборигенов испуганно попятиться, но Крюгер этого не заметил, как не замечал в свое время арбалета Дара. Стружки занялись мгновенно, и через минуту на скалистом грунте в нескольких ярдах от каменного укрытия Учителей уже пылал вполне приличный костер. Все это время вопросы следовали один за другим, и Крюгер с трудом успевал на них отвечать. Почему куски дерева сначала должны быть маленькими? Почему он отобрал дерево посуше? Откуда берутся искры? Отвечать было необычайно трудно. Крюгер оказался в положении студента, вынужденного читать институтский курс лекций по физике или химии на французском языке, который он изучал менее года. Костер уже догорал, а он все еще пытался изъясняться — как словами, так и жестами.

Существо в каменном укрытии удовлетворило наконец свой интерес к огню — вернее, к тому, что знал об огне Крюгер, — и перешло к проблеме, которая, по-видимому, интересовала его гораздо больше.

— Ты явился к нам из того мира, который движется вокруг Тиира, или из того, что кружит вокруг Аррена?

Дар просто не понял, о чем идет речь, но Крюгер понял отлично. Он был словно громом поражен, как, впрочем, любой другой человек на его месте, чья излюбленная теория в один прекрасный момент оказывается совершенно несостоятельной.

— Провалиться мне на месте, — пробормотал он, не в силах тут же придумать связный ответ.

— Что ты сказал?

Крюгер совершенно упустил из виду, что имеет дело с существами, обладающими отличным слухом.

— Это просто выражение удивления на моем языке, — торопливо ответил он. — Мне кажется, я не понял вашего вопроса.

— А мне кажется, ты понял.

И хотя в голосе вопрошающего не было ничего человеческого, мысленному взору Крюгера вдруг предстал строгий учитель по ту сторону барьера, и он решил по-прежнему быть с ним полностью откровенным.

— Нет, я не с Аррена; я даже не знаю, есть ли у него планеты, а у Тиира нет других планет, кроме этой. — Его собеседник воспринял новое слово без объяснений; видимо, смысл был понятен ему из контекста. — Мой мир кружится вокруг солнца, гораздо менее яркого, нежели Аррен, но куда более горячего, чем Тиир, а расстояние от него до этой системы я не могу выразить на вашем языке.

— Значит, есть другие солнца?

— Да.

— Зачем ты явился сюда?

— Мы исследовали… узнавали, каковы другие планеты и их солнца.

— Почему ты один?

Крюгер подробно рассказал, как он случайно свалился в скафандре в грязевое озеро, как его друзья пришли к естественному заключению, что он погиб, и как он спасся, зацепившись за случайно подвернувшийся древесный ствол.

— Когда вернется твой народ?

— Я вовсе не жду их назад. У них нет никаких оснований полагать, что этот мир обитаем; городов соплеменников Дара, о которых он мне рассказывал, мы не заметили, а деревню вашего народа вообще не разглядеть. Как бы то ни было, наш корабль находился в разведывательном рейсе, который продолжался довольно долго по вашему летосчислению, и может пройти еще столько же времени, прежде чем он вернется домой и будут изучены данные об этой системе. Но даже при этом условии я не вижу, к чему бы им сюда возвращаться; найдутся дела и поближе к дому.

— Значит, для твоего народа ты уже умер.

— Да, боюсь, что так.

— Ты знаешь, как действуют ваши летающие корабли?

Крюгер заколебался, но вовремя вспомнил, что уже назвал себя учеником пилота.

— Да, я знаю, какие силы их движут, и знаю их технику.

— Почему же в таком случае ты не построил корабль и не вернулся домой?

— Знание и умение — разные вещи. Я, например, знаю, как возник этот мир, но я бы не смог создать его своими руками.

— Почему тебя сопровождает тот, кого ты зовешь Даром?

— Я встретился с ним. Двоим легче, чем одному. И потом, я искал на этой планете место, где было бы достаточно прохладно для человеческого существа, а он рассказал мне о полярной шапке, к которой направлялся. Для меня этого было достаточно.

— А что ты собирался делать среди его соплеменников, если бы встретился с ними на этой самой полярной шапке?

— Наверное, попытался бы ужиться с ними. В каком-то смысле они были бы для меня единственным народом; если бы они позволили, я бы относился к ним, как к своему народу.

Последовала пауза, словно скрытые под камнем Учителя совещались или раздумывали. Затем вопросы возобновились, но на сей раз они были обращены к Дар Лан Ану.

Он ответил, что является пилотом и обычно совершает рейсы между Кварром и Ледяной Крепостью. Его спросили о местоположении города, и ему пришлось рассказать весьма подробно. Кто знает, то ли Учителя действительно пребывали в неведении, то ли испытывали правдивость Дара.

Ни слова не было сказано о принадлежности Дара к этой планете, и по мере того, как продолжался допрос, недоумение Крюгера все возрастало. Ему и раньше приходила в голову мысль, что, поскольку Дар совершенно очевидно принадлежит к той же расе, что и пленивший их народец, они тоже, видимо, пришельцы из иного мира. Правда, в таком случае непонятно, почему они живут чуть ли не дикарями, но, возможно, они оказались здесь в результате крушения своего корабля. Эта версия объясняла, почему Учителя интересовались способностью Крюгера построить космический аппарат. По правде говоря, эта версия объясняла вообще все, кроме разве того, почему Учителя сидели в укрытии.

— Что такое «книги», которые ты нес и о которых ты так беспокоишься?

Этот вопрос мгновенно вернул задумавшегося Крюгера к действительности. Он и сам давно хотел спросить об этом.

— Это записи о том, что узнали и сделали за свою жизнь мои соплеменники. Записи, которые оставили нам те, кто жил до нас, давно уже нами изучены и возвращены в хранилища Крепости, однако существует закон, по которому каждый народ должен создавать свои книги, и книги эти тоже должны быть сохранены, как и те, что созданы раньше.

— Понимаю. Интересная мысль; в положенное время мы ее рассмотрим. Теперь о другом: у некоторых наших соплеменников создалось впечатление, будто ты считаешь, что иметь дело с огнем — преступление. Это правда?

— Да.

— Почему?

— Так говорят наши Учителя, да и древние книги свидетельствуют о том же.

— Они говорят, что огонь убьет вас?

— Да, но это еще не все. Быть убитым — это одно, все мы умрем в надлежащее время. Но тут, видимо, что-то похуже. Я понимаю это так: когда умираешь от огня, становишься еще более мертвым. Или что-то в этом роде. Ни Учителя, ни книги не дают ясных указаний.