Волк среди волков - Ханс Фаллада

- Папа! - сказала она и взяла его под руку. - Ведь мне же необходима твоя помощь.

- Убийцам не помогаю! - И снова вскипев: - Пусть этот негодяй убирается вон из дому, я и шагу не ступлю, пока он наверху!

- Ну, папа, пойдем!

Он уже поставил ногу на первую ступеньку.

- Ты же знаешь, что господин фон Штудман чрезвычайно порядочный и услужливый человек. Передо мной тебе нечего представляться!

Что-то новое звучало в этих последних словах, незнакомая, печальная нота.

- Ох, не надо бы стариться, Эвхен, - сказал старик. И обернувшись назад, злым голосом: - Элиас, если придет господин фон Праквиц, мой так называемый зять, скажешь, что для него меня нет дома! Пусть будет так любезен и поищет себе новую аренду - сегодня же! - Тихо дочери: - Эвхен, ты думаешь, ты из меня веревки вить можешь? Да, но только, если мой зятек уберется из Нейлоэ, поняла?..

- Папа, мы все спокойно обсудим, - сказала фрау Эва.

- Ну да, ты меня уговорить хочешь, Эвхен, - проворчал старик и сжал ее локоть.

9. РОТМИСТР И ВАЙО ДЕЛАЮТ ОТКРЫТИЕ

Итак, в одном тайный советник фон Тешов действительно не солгал: он встретился с зятем в лесу, и хотя они не проговорили друг с другом и получаса, поздоровались они вполне миролюбиво. Две пятых последовавшего затем разговора были посвящены водившейся в лесу дичи, а три пятых внучке Виолете, которую дед так давно не видал. Времени на сообщение о гусином побоище и не хватило - тут фон Тешов тоже не солгал.

Но если из-за этого умолчания фон Праквиц еще ниже пал в глазах своего бывшего друга фон Штудмана и тот обозвал его про себя трусом, то надо сказать, что Штудман едва ли был прав. Трусом ротмистр не был, просто он был капризен, - вот уж это действительно так! Капризен, как девочка-подросток, едва вышедшая из детского возраста, капризен, как молодая женщина, беременная первым ребенком, капризен, как примадонна, никогда не имевшая ребенка и не собирающаяся обзаводиться таковым в будущем, и, значит, господин ротмистр был капризен, как только может быть капризна женщина. Но трусом он не был!

Он вполне мог тут же выложить своему тестю все о гусях и рассориться с ним не на живот, а на смерть, совершенно не думая о возможных последствиях, если бы на него нашел такой стих. Но после того как он все утро и "добрую половину дня отдавал дань воинственному настроению, теперь он был в настроении миролюбивом.

В течение всего дня ротмистр только и делал, что расходовал свои силы, а вместе с двумя выстрелами улетучился и весь его боевой пыл. Ротмистр смотрел на вспотевшего, одетого в грубошерстный костюм тестя, на лбу у старика выступили капли пота.

"Погоди, еще не так вспотеешь, как все узнаешь", - подумал ротмистр и вежливо согласился, чтобы тесть поговорил с Эвой, нельзя ли смягчить домашний арест и разрешить Вайо навещать деда с бабкой.

- Здорово ты извелась и побледнела, Вайохен, - сказал дед. - Ну, пойди сюда, девочка, поцелуй своего старенького дедушку. Ну, ну, зачем же так бурно, дай я хоть пот вытру.

И старик вытащил из кармана брюк огромный носовой платок, весь в ярких набивных эмблемах святого Губерта - покровителя охоты.

Оскорбленный в своих лучших чувствах, ротмистр посмотрел на платок и отвернулся. Его возмущало, что этот вульгарный старик, употребляющий набивные бумажные платки, имеет право, во-первых, целовать его дочь, а во-вторых, ущемлять и обирать его, опираясь на злосчастный договор. Ротмистр посмотрел на сосны, где среди шишек порхали на солнце пташки, и немного погодя сухо спросил:

- Разрешите откланяться?

- Сделайте ваше одолжение, уважаемый! - весело гаркнул старик, который нисколько не заблуждался насчет чувств ротмистра и не раз уже получал истинное удовольствие от "великосветской дури" своего зятька. - Ну, Вайохен, в таком случае валяй, прижмись еще раз к дедушкиной груди! - И он крикнул, подражая хриплому голосу берлинского уличного торговца сосисками: - А ну, давай, горячие! А ну, налетай, жирные...

- Ну, Вайо, быстрей! - резко приказал ротмистр. (Пяти минут нельзя проговорить со стариком и не рассердиться!)

- Валяй, Вайохен! - потешался старик. - Опять я не угодил твоему отцу я недостаточно приличен! Странно только, что мое имение для него достаточно прилично!

И после такого меткого выстрела старик зашагал дальше, удовлетворенно ворча что-то себе в бороду.

Некоторое время ротмистр молча шел подле дочери - вот опять разозлился, а ведь не хотел злиться - злости он не выносит! Он силился выбросить из головы мысль о тесте, думал об автомобиле, который страстно желал купить и этой осенью после первого же обмолота собирался обязательно купить, но дотошный Штудман разбил сегодня утром всякую надежду на его приобретение. И все только потому, что этот старый мерзавец всучил ему мошеннический договор!

- Твой дедушка вечно меня разозлит, Виолета! - пожаловался он.

- Ах, папа, дедушка ведь не нарочно! - попробовала его утешить Вайо. И возвращаясь к своим мыслям: - Послушай, папа, что я хотела тебя спросить.

- Ну да, не нарочно! Гораздо более нарочно, чем кажется! - Ротмистр сердито сшибал палкой головки цветов, росших по краю дороги. - Ну, что ты хотела спросить?

- Можешь себе представить, папа, Ирена мне написала, что Густель Гальвиц выходит замуж! - смело соврала Виолета.

- Вот как? - спросил ротмистр равнодушно, ибо Гальвицы были родом из Померании и с Праквицами не состояли ни в родстве, ни в свойстве. - За кого же?

- Право, не знаю. За кого-то - ты же его все равно не знаешь, - за какого-то лейтенанта. Но я, папа, хотела спросить...

- За простого армейца?

- Не знаю. Да, кажется. Но я, папа...

- Значит, у него есть деньги, или Гальвицы дадут ей приданое... На те гроши, что получает лейтенант, не просуществуешь...

- Но, папа! - воскликнула Вайо в отчаянии, так как отец все время сворачивал на другое. - Я совсем не о том! Я хотела тебя спросить совсем про другое! Ведь Густель не старше меня!..

- Ну и что же? - спросил недогадливый ротмистр.

- Но, папа! - воскликнула Вайо. (Она отлично знала, что завести такой разговор с матерью нельзя, та сразу насторожилась бы. Но добряк отец никогда ничего не замечает.) - Ведь Густель всего пятнадцать лет! Разве можно выходить замуж в пятнадцать лет?

- Ни в коем случае! - решительно заявил ротмистр. - Совершенно невозможно! Это же совращение малолет... - Он прикусил язык. - Нет, сказал он. - Это недопустимо. Это даже в своде уголовных законов сказано.

- Что сказано в своде уголовных законов, папа? - испуганно воскликнула Вайо.

- Что таким птенцам, как ты, о подобных вещах даже знать не полагается! - с несколько наигранной веселостью прекратил ротмистр разговор. Он вовремя спохватился, что жена ни в коем случае не одобрила бы такой отцовской беседы с Виолетой, что она даже подозревала, будто Виолета совсем не так наивна, как предполагали ее родители. Поэтому он на всякий случай прибавил с мрачным видом: - А молодчики, которые путаются с пятнадцатилетними девчонками, подлецы, и их сажают в тюрьму, вот что сказано в уголовном кодексе.

- Но ведь он может и не знать, что ей всего пятнадцать лет! - в волнении воскликнула Виолета.

Ротмистр остановился и посмотрел на дочь.

- Кто путается с девушкой и даже не знает, сколько ей лет, тот уже по одному этому подлец. Таких сволочей нечего защищать, Виолета. Ну, идем.

Они пошли дальше. Ротмистр уже снова думал о тесте и машине - надо это как-нибудь устроить. У всех знакомых были машины, только он один...

- Но, папа, - снова осторожно начала Виолета, - он ведь хочет жениться на Густель! Значит, им можно пожениться, хотя ей и пятнадцать лет...

- Ну что ж, можно так можно - его дело! - сердито оборвал ротмистр. Кажется, подают прошение на имя министра внутренних дел, почем я знаю! Своей дочке я бы во всяком случае не разрешил!

- Да я, папа, и не собираюсь! - расхохоталась Вайо. - А ты уже думал, я собираюсь? Господи, папа, я так рада, что могу побродить с тобой по лесу. Все другие мужчины мне противные, один ты не противен!

Она взяла его под руку и прижалась к нему, а он, он не был бы ротмистром Иоахимом фон Праквицем, если бы не попался на ее удочку.

- Ну, Вайохен, что ты еще и не думаешь о мужчинах, это я маме сто раз говорил! - воскликнул он очень довольный и крепко прижал ее локоть.

- Ай, папа, больно! Но знаешь, папа, все это про Густель меня страшно интересует. Раз Ирена пишет, значит это так. Расскажи мне, папа, все, все, какие существуют, законы, и что им надо делать...

- Да что рассказывать, Вайохен? Все вы, женщины, на один лад, как зайдет разговор о замужестве, сразу делаетесь любопытными, как козы.

- Фу, папа, почему же как козы! Я не коза! Ну, а если министр внутренних дел согласится, отец тоже обязан согласиться?

- Как же так? - спросил ротмистр, который все больше запутывался в сложной проблеме этого проклятого померанского брака. - Ведь о разрешении должен просить министра отец!