Труды - Антоний Блум

В прошлой беседе я говорил о том торжественном шествии, в котором священник ведет за собой, держа в руке крест Господень, новобрачных вокруг того стола, в центре которого лежит Евангелие – слово Божие и икона Божиего Слова, ставшего плотью. Во время этого шествия поются три песнопения: Исаия, ликуй! Дева име во чреве и роди Сына Эммануила, Бога и человека. Восток имя Ему. Егоже величающе, Деву ублажаем. Здесь вспоминается Исаия, который еще за много столетий до Рождества Христова предсказал рождение от Девы Сына Божия. Он Сын Девы, человек, – но и Бог: «Эммануил» значит на еврейском языке «с нами Бог». Имя Ему Восток, то есть начаток, восход солнца; и величающе Его, мы ублажаем Деву Богородицу. Здесь именно говорится о том, что событие, которое мы сейчас празднуем, этот брак, включается в тайну богочеловечества, что это не событие просто земное. Это начало Божиего Царства: с нами Бог, Эммануил.

Второе песнопение: Святые мученики, добре страдальчествовавшие и венчавшиеся, молитеся ко Господу помиловатися душам нашим. Мученики это не только страдальцы. Древнее греческое слово, обозначающее мученика, значит «свидетель»{179}. И вот здесь говорится о том, что все свидетели Христовы, которые достойно пронесли свой крест и которые достигли победы, то есть венчались победой в конце концов, представляют нам образец. Жизнь этой пары, жениха и невесты, должна быть такой, чтобы все поняли, что такое Царство Божие, пришедшее в силе, что совершается с четой в тот момент, когда они предают свою жизнь Богу и когда Бог из этой жизни земной делает нечто совершенно непостижимое по красоте, по глубине, по величию, что это уже небо на земле.

И третье песнопение: Слава Тебе, Христе Боже, апостолов похвало, мучеников радование, ихже проповедь Троица Единосущная.

Троица является символом совершенной любви, когда трое могут друг друга так совершенно любить, что нет среди них, если можно так выразиться грубым, человеческим образом, «третьего лишнего», любовь их такова, что они могут допустить в свою среду третьего. Здесь, в случае брака, будет ребенок, будет семья мужа, будет семья жены, и они будут включены в неразрывную любовь, никакими силами они не будут ни исключены, ни допущены к тому, чтобы взорвать ту любовь, которая существует между женихом и невестой.

И это шествие происходит не просто вокруг аналоя, на котором Евангелие. Перед женихом и невестой, держа их за руку, идет священник с крестом в руке. Этот крест не обозначает, что их ожидает страдание, хотя и предупреждает: ничто великое не дается без усилия, без подвига, порой без героизма. Но крест говорит о том, что, если Христос зовет идти по определенному пути, можно смело по этому пути идти, потому что до нас Он Сам прошел весь этот путь. Христос имеет право нас за Собой звать, потому что Сам весь этот путь изведал и все знает. И Он нам говорит: если доверишься собственному человеческому величию и доверишься Богу – этот путь может быть победоносно пройден.

Мы подходим сейчас к концу службы венчания. Под руководством священника, несущего крест и обещающего победу, жених и невеста обошли аналой, на котором лежит святое Евангелие, образуя этим троекратным обхождением весь жизненный путь, в центре которого будет Бог и Его учение. Когда они стали на свои места, с них с краткой молитвой снимаются венцы. Жениху предписывается ходить в мире и совершать в правде заповеди Божии, невесте – радоваться о своем муже и жить достойно заповедям Господним. И затем читаются две короткие молитвы:

Боже, Боже наш, пришедый в Кану Галилейскую, и тамошний брак благословивый, благослови и рабы Твоя сия, Твоим промыслом ко общению брака сочетавшыяся; благослови их входы и исходы; умножи во благих жизнь их, восприими венцы их в Царствии Твоем, нескверны, и непорочны, и ненаветны соблюдаяй, во веки веков{180}.

И вторая:

Отец, Сын, и Святый Дух, Всесвятая, и Единосущная, и Живоначальная Троица, Едино Божество и Царство, да благословит вас, и да подаст вам долгожитие, благочадие, преспеяние жизни и веры, и да исполнит вас всех сущих на земли благих, да сподобит вас и обещанных благ восприятия, молитвами Святыя Богородицы, и всех святых. Аминь.

Здесь снова нам раскрывается Святая Троица как Учредитель, Хранитель и как Образ совершенной взаимной любви, Единосущная Троица, Которая по любви и по природе Едина, Которая дает жизнь, Которая благословляет нас. И затем мы просим о таких простых вещах, как долгая жизнь, добрые дети, преуспеяние в жизни, умножение веры и всех сущих на земле благ.

Уже раньше в одной молитве мы просили о том, чтобы Господь дал венчающимся все, что земля может дать самого лучшего, с тем чтобы они в первую очередь уделяли другим, чтобы, получив от Бога, по Божией любви, по милосердию все, что земля может дать, – и они по милосердию, по любви, с ласковостью давали тем, кто пребывает в какой бы то ни было нужде – и душевной, и телесной. Мы молились и о том, чтобы Господь благословил этот брак по молитвам родителей, потому что, как сказано, благословение родителей утверждает дома детей (Сир 3:9). Как это все прекрасно! Мы видим, что в тайне Святой Троицы соединяются и небо, и земля, что все самое прекрасное, о чем можно только мечтать, делается реальностью или, по крайней мере, возможностью, если только мы смело, порой героически, будем совершать свой земной путь.

И в самом конце чина венчания мы приносим молитву Божией Матери, Деве Богородице, Которая так возлюбила мир, что Она Своего Сына свободно отпустила на жизнь ради человечества и на смерть крестную, мучительную ради спасения человечества. Она все может понять, Она в Своей чистоте и святости может понять и безбрачного, и женатого, Она в Своей чистоте может понять всю тайну человеческой природы с ее борением и, вместе, с неизмеримой красотой человеческой души и с неизмеримым достоинством человеческого тела. И поэтому мы заканчиваем службу молитвой Божией Матери:

Достойно есть яко воистину блажити Тя, Богородицу, Присноблаженную и Пренепорочную и Матерь Бога нашего. Честнейшую Херувим и славнейшую без сравнения Серафим, без истления Бога Слова Рождшую, сущую Богородицу Тя величаем.

И за этим священник произносит последнее благословение:

Иже в Кане Галилейстей пришествием Своим честен брак показавый, Христос истинный Бог наш, молитвами Пречистыя Своея Матере, святых славных и всехвальных апостол, святых боговенчанных царей, равноапостолов Константина и Елены, святого великомученика Прокопия{181}, и всех святых, помилует и спасет нас, яко Благ и Человеколюбец.

И затем поется многолетие: многая, многая лета жизни – подвижнической, чистой, достойной и Бога, и той взаимной любви, которая привела друг ко другу жениха и невесту. На этом заканчивается служба венчания.

Вопросы брака и семьи{182}

Относительно энциклики, мне кажется, уместно поставить ряд вопросов. Прежде всего, отправная точка ее, а именно утверждение, будто целью брака является деторождение, не только спорна, но для православного богословия просто неприемлема. Цель брака есть брак. Рождение детей – его составная часть, но в брак не вступают для того, чтобы иметь детей, в брак вступают для того, чтобы осуществить жизнь взаимной любви, то есть преодоление индивидуальной изолированности, расширение личности, которое один немецкий автор называет «жизнью единой личности в двух лицах».

Здесь перед нами первый, чрезвычайно важный момент, ибо если действительно брак определяется деторождением, то, мне кажется, рушится вся энциклика: ведь проблема исключения зачатия – вовсе не вопрос применяемых методов. Если цель брака – рождение детей, то всякое действие, направленное против этого, является посягательством на брак в главной его цели. Следовательно, любые противозачаточные методы, искусственные или естественные, и даже супружеское воздержание, имеющее целью исключить деторождение, есть грех, посягательство на главную цель брака; этот момент в энциклике лишен логики и не выдерживает критики.

Думаю, что одна из проблем, которые здесь встают, это проблема оценки телесных отношений между двумя человеческими существами в браке. На основании энциклики в целом и всего ее контекста создается впечатление, что телесная жизнь в браке рассматривается здесь просто как плотские сношения в том отрицательном смысле, который придает этому выражению аскеза. Здесь как бы раздвоение сознания: с одной стороны, брак по самому определению направлен на деторождение, а с другой стороны, физические отношения отмечены печатью некой уродливости, с ними связывается представление дефективности. Очень ясно чувствуется, что идеал здесь – жизнь монашеская, жизнь воздержания. Совершенно иное в православном богословии. У нас существует богословие материи, богословие тела, основанное на том положении, что Бог создал человека как существо не только духовное или душевное, но также и материальное, связанное с совокупностью всего видимого и осязаемого творения, – богословие, основанное прежде всего на Воплощении. Воплощение это не просто Божественный акт, в котором Бог становится человеком, это такое Божественное действие, в котором Бог принимает на Себя видимое и осязаемое вещество созданного Им мира. Он соединяется не только с человечеством, Он соединяется с космической реальностью материи, и наше отношение к материи очень отлично от так часто встречающегося монофизитского отношения к ней{183}.