Лучшее за год 2006: Научная фантастика, космический боевик, киберпанк - Гарднер Дозуа

Время замедлило свой ход. «Если нас раскрыли, — подумал Ренц, — девочка могла оказаться „марионеткой“ — живой бомбой». На парковке не хватало места, чтобы увернуться от столкновения с ней. Если она взорвется, все погибнут. Во рту появился металлический привкус страха.

Он услышал, как резко выдохнул Торн, когда фургон пронесся мимо лестницы. Мертвая девчонка не взорвалась. «Пустышка».

— Боже, — произнес Маркес, и в его голосе прозвучало облегчение. — О боже милостивый.

Паасикиви остановила машину менее чем на секунду, и Пауль запрыгнул на пассажирское сиденье. Когда фургон выехал с парковки на свет улицы, Ренц захлопнул и запер задние двери.

Они успели проехать полмили, когда поступил сигнал пуска и сработал разрядник. В висках Ренца кольнуло как при головной боли, и на полсекунды отключился линк, оставив дезориентирующее ощущение того, что он снова одинок в своей голове. Словно очнулся от сна. А потом окошки вернулись, показывая незначительно отличающиеся виды сквозь лобовое стекло, в то время как сам Ренц смотрел назад, на столб белого дыма, поднимающегося в оставленном ими городе.

К тому времени, как они вернулись на базу в Гамбурге, новости появились на всех основных сайтах. По приказу Глобального Совета Безопасности войска ОАТК организовали синхронное нападение на сеть Аль-Накбы, целью которого было уничтожение трех станций переработки опиума, двух военных складов и тренировочного лагеря. Получила серьезные повреждения система коммуникаций и вещания Аль-Накбы.

Оппозиционные сайты добавляли, что зажигательные бомбы упали также на здание детского сада, размещавшегося неподалеку от военного склада, а тренировочный лагерь был всего лишь гуманитарным медицинским центром. Погибли восемнадцать невинных людей, включая десятерых детей из детского сада и двух воспитателей.

Также во время второстепенного нападения в Зоне иранских интересов была застрелена девочка. Ее звали Самара Хамзе. Ренц видел ее фотографию на новостных сайтах — черные волосы до плеч, обрамлявшие шею, темные, незрячие глаза и кожа, достаточно светлая, чтобы девочка могла без проблем пройти по самым расистским районам Европы, будь у нее такая возможность. Или желание.

К тому времени, как они высадили Пауля в Париже и купили билеты на трансатлантический транспорт, новостной цикл сменился и про девочку-«пустышку» было забыто.

Ренц не ожидал когда-либо увидеть ее снова.

— Таковы хорошие новости. Плохие же заключаются в том, что, возможно, все еще хуже, — сказал человек на трибуне. — Может быть, сейчас вам покажется, что я несколько ухожу от темы, но, прежде чем закончить, нам придется пройти по довольно странной территории, так что я думаю, вы простите меня. Задайте себе такой вопрос: «Почему мы все не стали гениальными нейрохимиками?» Я не имею в виду нежелание поступать в медицинский колледж — для того найдется множество причин. Я хочу сказать, не кажется ли вам, что если вы способны что-то делать, то должны иметь и знания об этом? Аарон Ка демонстрировал великолепный футбол потому, что знал о футболе очень многое.

Каждый из нас постоянно заправляет неимоверным множеством нейрохимических обменов, но абсолютно не осознает этого. То есть, я хочу сказать, никто из нас не говорит: «Ой! Лучше присмотреть за этими кальциевыми каналами, а не то моя мозжечковая миндалина сгорит!» Мы просто делаем десять глубоких вдохов и пытаемся успокоиться. Клеточный уровень — это не то, что мы осознаем.

Можно посмотреть и с другой стороны. Наши нейроны беспокоятся о нас не больше, чем мы о них. Если бы вы могли спросить нейрон, почему он возбудился, или мышечную ткань, зачем она напряглась, они не ответят вам: «Потому, что настал мой черед!» или «Эта сука меня возбуждает!» Такие ответы даем мы. Если бы наши клетки и стали о чем-то говорить, то речь бы зашла об ионных каналах и зарядах на липидных мембранах. И на данном уровне — клеточном уровне — это стало бы великолепным объяснением.

Уровни не могут разговаривать друг с другом. Ваши нейроны ничего не знают о вас, а вы не задумываетесь о них. Или, чтобы домучить мысль, что возможно сверху, то возможно и снизу.

Ренц почувствовал, как Маркес заерзал на своем сиденье. Причиной тому не было нетерпение. Маркес хмурился, пристально глядя на сцену. Ренц коснулся его руки и вопросительно поднял бровь.

— Не нравится мне, куда он клонит, — сказал Маркес.

Когда Ренц вернулся с задания, Анна сидела за кухонным столом — дешевый слоистый пластик на обшарпанных хромированных ножках — и пролистывала очередную веб-страницу по своему заболеванию. Снаружи, за грязными окнами, свет уличных фонарей затмевал звезды. Ренц затворил дверь, подошел к жене и поцеловал ее в макушку. От нее пахло все тем же дешевым шампунем, которым она пользовалась с момента их знакомства. Неожиданное воспоминание о ее теле, когда Анна еще была молодой, сильной и еще не совсем его, пробудило в нем желание. Он смутился. А потом отвернулся и подошел к холодильнику взять газировки.

Анна отвернулась от монитора и пошевелилась. Движения ее были неуклюжими, дергаными. Лицо выглядело страдальческим и странно невыразительным. Ренц улыбнулся и поднял бутылку с газировкой. Она покачала головой — движению потребовалась секунда, чтобы начаться, и еще секунда на остановку.

— У Дугласа Гарпера тоже был паралич Хальма, — произнесла она.

— У серийного убийцы?

— Ага, — ответила она. — Вероятно, это уже старые новости. Все в группе поддержки об этом уже знали. Я все еще зеленый новичок по сравнению с ними. У него не было клинической выраженности. Диагноз не поставили, пока не казнили.

Ренц отодвинул свой стул и сел, положив ноги на кухонный стол. С усталым гулом включился кондиционер.

— Они полагают, что… я хочу сказать, его преступления как-то с этим связаны?

Анна рассмеялась. Широко раскрыв глаза, она сделала замах, словно заносила нож. Ренц тоже засмеялся, поразившись тому, что сделал это искренне.

— Они думают, что, прогрессируй его болезнь быстрее, некоторые из этих девочек могли бы выжить, — сказала она.

Ренц глотнул газировки. Она оказалась слишком сладкой и почти выдохшейся, зато была холодной. А ему иного и не требовалось. Анна уронила руки на стол.

— Я хотела приготовить для тебя ужин, — произнесла она. — Но… в общем, не приготовила.

— Не вопрос. Соображу чего-нибудь сам, — сказал он и добавил: — Тяжелая неделя?

Анна вздохнула. Она стала просто тощей. Ренц смотрел на ее выступающие ключицы, туго обтянутые бледной кожей.

— Чувствую себя дерьмово из-за этих новых иммунодепрессантов. А в остальном… Очередная волнующая неделька телевизионных развлечений и мелких городских сплетен.

— И что, есть хорошие сплетни?

— Кто-то с кем-то трахается, хотя оба состоят в браке. В детали я не вникала. А у тебя? В новостных потоках все выглядит довольно неплохо.

Глаза Анны были такими голубыми и светлыми, что заставляли его вспоминать о льдинках, попавших в луч света. Ее глаза в их любви сыграли не меньшую роль, чем ее груди и вкус ее губ. Ренц подавил горечь прежде, чем Анна смогла это заметить.

— Мы убили ребенка. Но в остальном все действительно хорошо.

— Только одного? А говорят про то, что детский сад…

— Да, и это тоже. Я говорю, мы убили ребенка. Мои ребята.

Анна кивнула и неловко потянулась через стол. Кончики ее пальцев тронули его запястье. Он не поднял глаз, на которых выступили слезы. Он понимал, что они убили «пустышку».

— Значит, и у тебя неделя выдалась не слишком хорошей, да?

— Были неудачные моменты, — ответил Ренц.

— Ты слишком добрый для этой работы, — сказала она. — Тебе надо завязывать.

— Не могу, — произнес он.

— Почему нет?

Он ответил раньше, чем успел подумать. Правда вышла наружу внезапно, неожиданно. Как болезнь.

— Мы потеряем медицинскую страховку.

Ее пальцы отдернулись. Ренц смотрел, как они протащились по столу и сгибались в плоский, изувеченный кулак. Кондиционер создавал белый шум, который был ничем не хуже тишины. Ренц убрал ноги со стола.

— Я не могу ничего изменить, — сказал он.

— Зато я, мать твою, могу. — В ее голосе прозвучала боль, ударившая его крепче кулака.

— Знаешь, босс, что-то я не голоден, — сказал он. — Пошли спать. Мы можем съесть обильный завтрак по утру.

Как только она уснула — ее дыхание стало легким, глубоким и ровным, — он осторожно выбрался из кровати, оделся и вышел из дому, чтобы посидеть на бетонных ступеньках. На лужайке росла только трава, а улица обезлюдела. Ренц провел пятерней по своим коротко подстриженным волосам и посмотрел на бледную, голубовато-белую луну в небе. Некоторое время спустя он включил линк, чтобы проверить — есть ли кто на связи.