Лучшее за год 2006: Научная фантастика, космический боевик, киберпанк - Гарднер Дозуа

— Боги! — Женщина с косами беспомощно всплеснула руками. — Ты опасный человек, ты это знаешь? В один прекрасный день мы перестанем покрывать тебя.

— Нет, не перестанем, — сказала женщина с сережками. — Мы покроем ее на этот раз, конечно, придется подчистить запись, но я справлюсь, и будем продолжать покрывать и впредь. И сделаем это по той же причине, по которой она покрывала нас, когда мы были в растерянности или просто плевали на все. По той же причине, по которой все покрывают своих напарников. Потому что, когда ты погружаешься в сплетение временных линий, тебе не на кого больше положиться, и потому что, когда ты возвращаешься домой, там никто другой не поймет, на что такое путешествие похоже на самом деле.

Она остановилась.

— Секундочку. Тут трудный участок.

Женщина вытащила из кармана темные очки странной формы и надела их.

— Вот так. Держитесь за мной. Уже недалеко.

Когда Джек спустился на пляж, алеуты уже ждали его, укрывшись в тени зарослей кедровника.

— Zdras'tye, — сказал один, шагнув навстречу с поднятой рукой. — Мы готовы. Отправляемся сейчас?

— Da. Сейчас. — Русский, который Джек выучил на золотых приисках, был еще хуже, чем их пиджин.[59] — Э-э, gdye baidarka?

— Von tam. — Человек махнул рукой, и теперь Джек увидел длинный черный силуэт на берегу.

— Harasho.

Джек направился к воде, жестом приказав мужчинам следовать за ним. Влажный песок поскрипывал под его сапогами. Гребцы передвигались совершенно бесшумно.

Вместе они подняли большой, вмещающий троих морской каяк и опустили его на волны. Джек осторожно снял тяжелый заплечный мешок, а двое алеутов начали отряхивать одежду и обувь, тщательно избавляясь от песка, который мог повредить обтягивающую каркас лодки тюленью шкуру.

Один из них радостно спросил:

— Мы плывем убивать русских, da?

— О да, — ответил Джек по-английски. — Куда больше, чем ты думаешь, бедный невежественный ублюдок. Куда больше, чем ты можешь себе представить. И ты никогда не узнаешь сколько.

— Извините, — заговорила женщина с красными лентами в волосах. — Я приняла все это слишком близко к сердцу — извините. — Она повернула голову, чтобы взглянуть на своих спутниц. — Просто… какая глупая, ужасная, никому не нужная потеря!

Они уже сидели высоко на холме, на стволе поваленного дерева, вглядываясь в темную, укрытую туманом гавань. Шел последний час перед полуночью.

Женщина с морскими ракушками в ушах сказала:

— Да, это была чудовищная война. Одна из худших во всех линиях…

— Нет. Ну, то есть и это тоже, но я говорила о нем. О Джеке Лондоне. Ты же знаешь, что с ним случится потом. Он погубит себя пьянством, а потом, всего через пять лет, застрелится и никогда уже не напишет ничего, равного по силе его лучшим работам в других линиях. И теперь мы знаем почему, так?

— Вина? Да, — согласилась женщина с сережками-ракушками. — Возможно. Но таков ход событий. Он сделает это так же, как потопит «Бранденбург» сегодня ночью, потому что он уже совершил все это, и ты ничего не можешь изменить.

Она подняла руку и погладила по голове подругу с красными лентами:

— Это-то и потрясло тебя, да? Неизбежность. Такое случается со всеми нами. Вот почему мы быстро сгораем.

В разговор вступила женщина с косами:

— Сколько временных линий мы уже проследили?

— Не знаю. — Женщина с сережками-ракушками пожала плечами. — Кажется, больше сотни.

— И пока нет ни одной, где этого не произошло бы. Так или иначе, кровавая мировая война всегда вспыхивает из-за какой-нибудь глупости. А ты мне говоришь о неизбежности.

— Все это я знаю, — кивнула женщина с красными лентами, — Но мне в первый раз приходится наблюдать за началом. Да еще к тому же из-за этого погибнет тот, кто мне не безразличен.

Она обняла за талию сидящую рядом женщину и положила голову ей на плечо; морские ракушки в ушах подруги тихонько звякнули.

— Сколько еще? — спросила она.

— Уже недолго. Теперь — в любую секунду.

Они смотрели в темноту, ожидая, когда над морем поднимется столб пламени, который отметит конец еще одного мира.

Дэниэл Абрахам

Плач Левиафана

Начинающий писатель Дэниэл Абрахам проживает вместе с женой в Альбукерке, штат Нью-Мексико, где работает директором службы техподдержки местного провайдера Интернет-услуг. Он публиковался в «Asimov's Science Fiction», «Sci fiction», «The Magazine of Fantasy & Science Fiction», «Realms of Fantasy», «The Infinite Matrix», «Vanishing Acts», «The Silver Web», «Bones of the World», «The Dark», «Wild Cards», и во множестве других:. Никогда ничего не делая только наполовину, он уже продал первые три своих романа, составляющих фэнтези-трилогию, которая выйдет в ближайшее время.

В мрачной повести, опубликованной ниже, он доказывает, что все мы и в самом деле соединены на каком-то уровне… и что это, может быть, не слишком хорошо.

— Основательная толпа, — сказал Пауль из Парижа.

— Дела плохи, — ответил Ренц, обводя аудиторию взглядом, чтобы Пауль смог получше рассмотреть собравшихся. — Люди напуганы.

Когда Ренц еще только учился пользоваться линком — и для него началось то, что Анна называет «жизнью в многооконном режиме», — ему хотелось, чтобы окошки отображения показывали ему лица людей его группы, а не вид из их глаз; так можно было бы чувствовать, что разговариваешь с ними напрямую. У него ушли месяцы на то, чтобы привыкнуть к голосам тех, кого не видел, и к маленьким экранчикам в поле зрения, показывающим то, что видят они. Но сейчас это даже придавало их общению некоторую интимность — все они словно стали частью его самого. Пауль, Маркес, Паасикиви и Торн.

Зал был переполнен, агенты ОАТК — Объединенного Антитеррористического Командования — занимали практически все места, и к ним подключались еще так много людей, что из-за перегрузки сети связь стала неустойчивой. От жары и запахов, исходивших от человеческих тел, воздух словно загустел.

Из членов ячейки Ренца физически присутствовал только Маркес, нервно барабанивший пальцами по подлокотнику. Пауль, Паасикиви и Торн подключались из других мест. Пауль валялся на старой кушетке в своих апартаментах, и все остальные могли видеть грязные занавески и бело-голубое парижское небо. Паасикиви и Торн сидели напротив друг друга в денверском кафе, поэтому каждого из них — маленького и смуглого, как араба, Торна и Паасикиви, с ее едва тронутыми сединой, коротко подстриженными волосами, — можно было видеть через глаза другого. Ренц задумался: сколько еще остальные члены отряда смогут притворяться, будто им неизвестно, что эти двое — любовники? Потом он сдвинул все окошки к краю поля зрения, чтобы не отвлекаться от человека, вышедшего на трибуну.

— Ренц, я слышала, Анна снова в больнице? — произнесла Паасикиви. В ее голосе прозвучал вопрос.

— Обычная профилактика, — ответил Ренц. — С ней все в порядке.

Человек на трибуне склонил голову, произнес что-то по личной связи и подошел к краю подиума. Торн в Денвере слишком усердно помешивал свой кофе, громко звякая ложечкой, как обычно делал, когда чувствовал себя неуютно. Ренц уменьшил громкость звуков, поступающих с линка.

— Добрый день, — произнес докладчик. — Я рад приветствовать вас здесь. Хотелось бы мне, чтобы столько же народу собиралось на плановых встречах.

По рядам прокатилась волна нервного смеха. Ренц понял, что, сам того не желая, смеется вместе с остальными. И осекся.

— Если кто не знает, меня зовут Алан Эндрюс. Я военный советник научного подразделения Глобального Совета Безопасности. Можете считать меня переводчиком для ребят из башни слоновой кости.

— Вам не кажется, что этот мелкий свинолюб ведет себя так, словно снисходит до нас? — сказал Пауль.

— Уверен, что все вы наслышаны о происходящих аномалиях, — произнес Эндрюс. — Девочки, с которыми столкнулась ОГ-сорок семь, встреча ОГ-восемьдесят со старухой из Бали, разрушение ключевой базы данных ОАТК. Меня прислали растолковать вам, что на сей счет думают теоретики.

— Да, Пауль, — пробормотал Маркес. — Но уверен ли ты насчет свиней? Мне кажется, такие, как он, должны предпочитать шимпанзе.

— Не могли бы вы заткнуться? — сказал Ренц. — Я хочу послушать.

— Во-первых, я должен констатировать, — произнес докладчик, успокаивающе поднимая руки ладонями к залу, — что эти случаи не связаны напрямую ни между с собой, ни с какой-либо известной террористической сетью. Нам всем понятно, что что-то происходит, но это не чей-то заговор. Это нечто иное. — Человек опустил руки. — Таковы хорошие вести. Плохие же заключаются в том, что, возможно, все гораздо хуже.

Если оглянуться назад, то первая аномалия оказалась столь незначительной, что Ренц мог и не заметить ее. Он услышал серию тихих звуков в тот миг, когда его мысли пребывали в тысяче других мест. Услышал и забыл до поры до времени.