Охота на Лань. История одной одержимости (СИ) - Линдт Нина

Делакруа злобно развернулся и прошипел:

– Потакать капризам своей любовницы вы можете у себя дома, сударь, а здесь я…

Но тут Делакруа попятился, потому что Рауль побледнел и шагнул вперед, опасно положив руку на рукоять меча.

Джованна встала между ними.

– Это глупо драться из-за такой ерунды. Моя честь как-нибудь потерпит, а вот раненые – нет. Делакруа! Вымойте руки! Я начинаю оперировать без вас. Вы мне нужны, поэтому, пожалуйста, поспешите. После того, как мы окажем помощь, мы сможем решить остальные вопросы. Но не сейчас.

Рауль стоял и ждал, пока врач, сопя от возмущения, не вымоет руки, а потом вышел.

Джованна совершенно не оскорбилась. В конце концов, Делакруа прав, она – любовница Рауля. Пусть ничего между ними на острове не было, но всем и так все ясно: их взгляды говорили сами за себя.

Она зашивала раненых, помогала Делакруа вправлять суставы, и постепенно они даже сработались, только усталость становилась все тяжелее и тяжелее…

Рауль привез еды для всех в больницу и проследил, чтобы Джованна поела.

В обед она просто заснула, как будто провалилась в темноту, где даже не было сновидений. Сон был недолгим, утомление после него сделалась только сильнее.

– Идите домой, – настаивал Делакруа. – Я справлюсь.

Он успел понять, что Джованна хорошо обучена медицине, поэтому проникся к ней некоторым уважением, которое невозможно было завоевать, размахивая мечом или устраивая более удобное помещение для больных. К тому же она оказалась права и в том, что им нужно большое помещение: раненых было так много, что Андреа попросил уцелевших солдат развозить по домам тех, кто может вполне обойтись домашним уходом.

Джованна все-таки выстояла почти до вечера, пока Рауль не забрал ее и не вынес на руках из больницы, потому что она уже не могла идти.

– Упрямая моя, – ласково говорил он, пока нес до лошади. – Где ты берешь столько силы в таком хрупком теле?

– Отсюда, – ответила она, прижав ладонь к груди и сонно улыбаясь. – Из сердца.

Рауль отвез ее к себе. Он не хотел больше расставаться с Джованной. Пока она уступала, пока была готова говорить и договариваться, нужно было прояснить все, что осталось невысказанным между ними.

– Позволь мне, – сказал он, когда увидел, что она борется с завязками на плаще, потому что пальцы уже не слушаются от слабости, развязал их, а потом отнес ее в ванную.

– Что это? – Джованна уставилась на каменную купальню, выложенную мелкой плиткой. Над водой поднимался пар.

– Купальня, по примеру восточных стран.

Рауль быстро помог Джованне раздеться и распустил ее волосы. Она совершенно не стеснялась его, но на купальню смотрела с осторожностью. А он не мог не окинуть восхищенным взглядом ее наготу, прекрасную, совершенную, как у античной статуи. В полусвете ванной ее кожа переливалась, словно перламутр.

– Тебе понравится, – закатав рукава, он подхватил ее на руки и погрузил в воду.

– Как хорошо! – улыбнулась Джованна, закрывая глаза, отдаваясь полностью теплу воды, которое расслабляло ноющие мышцы. Ранки на руках чуть пощипывало.

Рауль взял мыло, окунул его в воду, затем взял руку Джованны и стал бережно намыливать кисть. Пальцы были в ссадинах от ударов мечей. Храбрая, отважная… По словам Катарины, она проявила невероятную выдержку и силу. Андреа насчитал в коридоре восемнадцать трупов. Паоло сказал, что сразил от силы пятерых.

Рауль поднялся до плеча и шеи, ласкал ее мерцающую под пеной кожу, думал о том, как после этого она латала раны солдат. Никогда ему не сделать для этих людей столько, сколько сделала Джованна в один день. И он видел, как Катарина изменилась, с какой любовью она складывала для него одежду для Джованны на завтра, а Валентин просто отвел его в сторону и попросил любить его сестру.

Любить ее…

Ладонь скользнула на грудь и живот Джованны. Она лежала с закрытыми глазами, слишком измотанная, чтобы сопротивляться или возражать.

Как не любить ее? В глазах стояли слезы. Он думал, что потерял ее сегодня. Но ему дали еще один шанс. И он его не упустит. Он любит ее, как никого никогда не любил на свете.

Джованна почувствовала, как Рауль провел рукой между ног. Она чуть отстранилась и свела ноги.

– Позволь мне, – вдруг зашептал он ей на ухо. – Позволь омыть тебя, как омывали воинов их рабыни, позволь стереть с твоей кожи следы сражения и боли, я обласкаю твое тело, и ты воскреснешь, восстанешь прекраснее, чем была.

И когда его ладонь снова проникла между ее бедер, Джованна развела их шире.

Он ласково омыл ее тело, а она растворялась в тепле воды и нежности его прикосновений.

Ополоснув ее, Рауль завернул ее в простыню и вынес из ванны на руках.

– Ты обращаешься со мной, как с ребенком… – попыталась возмутиться она.

– Признайся, это приятно, – улыбнулся Рауль. – Я хочу, чтобы ты знала: со мной не нужно быть сильной, я не твой враг. Я твой союзник и могу заботиться о тебе. Здесь ты можешь быть слабой, ранимой, капризной, даже несносной…

– Я запуталась, – вздохнула Джованна, пока он вытирал ее, посадив на кровать. – Я столько времени была сильной, мстила и ненавидела вместо того, чтобы любить. Теперь не знаю, кто я… Какая я?

Рауль сидел перед ней на коленях, но после такого вопроса помог ей забраться в постель и прилег рядом. Расчесывая пальцами ее мокрые вьющиеся локоны, он ответил:

– Ты – женщина, которая красотой вдохновляет мужчин на подвиг и на подлость. В зависимости от их выбора. Ты – флорентийка, которой пришлось жить в разных городах. Ты – благородная дама, способная увлечь беседой и очаровать танцем. Ты – воин, которому можно доверять, хитрый, сильный, молниеносный в принятии решений. Ты – врач, которому дана способность помогать людям. Ты – все для меня, Джованна.

Он прервался и наклонился к ней ближе. Джованна замерла, слушая его.

– Я принимаю тебя такой, какая ты есть. Со светлыми и темными сторонами, счастливыми и ужасными днями твоей жизни. Я принимаю тебя, потому что люблю. Я знаю, что ты можешь любить, просто боишься, не доверяешь себе. Я знаю, сложно поверить, что сердце может ожить снова, когда его выжгли дотла. Но посмотри: разве не чудо, что твой брат жив? Разве это не доказательство, что счастье и любовь возможны? Может, не меня, но ты можешь полюбить, потому что даже в твоем сожженном в пепел сердце горит любовь. И она вспыхнет, непременно вспыхнет снова. Я верю в это. Ты не запуталась. Ты знаешь ответ на свои сомнения. Просто ты боишься.

Джованна смотрела на него, слезы текли из глаз, Рауль гладил ее по волосам, плечам. Он отчаянно боялся обидеть ее, но должен был сказать, что думает.

– Ты боишься разрешить себе быть счастливой. Ты словно все еще гордо несешь печать пережитых кошмаров и обид. Но твое настоящее иное. А будущее зависит только от тебя. Что ты понесешь в него? Пепел своих слез? Или радость от того, что обрела семью снова? Горечь потерь или новую любовь?

– Я боюсь, – вдруг призналась она. – Мне так страшно, Рауль, что иногда не хватает воздуха. Я боюсь счастья, потому что оно может рассеяться. Исчезнуть.

Он замер, слушая, лаская легким прикосновением линию ее шеи и плеча.

– Я боюсь новой семьи, потому что боюсь потерять их. Я боюсь тебя, потому что не верю, что счастье так близко, что ты действительно сможешь принять меня. Я – сплошной шрам, боль и страх. Зачем тебе это?

Он усмехнулся, стащил рубаху через голову и лег ближе к ней. Она повернулась набок, чтобы лучше его видеть.

– Дай-ка я расскажу тебе одну историю. Это история о мальчике из очень знатной семьи, который вырос в одном портовом городе. С детства он мечтал о море, но еще больше – о том месте, где у каждого человека сможет быть возможность быть счастливым и исполнять мечты. Он думал, что однажды найдет такую страну. Но реальность была такова, что на него возлагали обузу торговли, служения семье. Даже брак ему организовали родители, и в глубине души он презирал свою будущую жену и жалел бедняжку, потому что знал, что счастливой ее не сделает. И однажды приехал брат невесты. И в нем юноша увидел сообщника и друга, такого же мечтателя и идеалиста, каким был сам.