Талли - Паулина Симонс

Тогда Талли вспоминала, что у них с Джеком глаза одного оттенка, что они оба любят «Пинк Флойд», что они вместе катались на лодке и у них была общая подруга, с которой они вместе играли в мини-футбол в Шанга Парке. Но даже это не утешало Талли, когда она ревниво рассматривала белокурую гриву Шейки.

Четыре месяца Талли мучилась размышлениями о своей внешности и вспоминала волосы Джека цвета солнца. Вспоминала его красный свитер. Вспоминала, как он прыгнул в озеро Вакеро.

Наступило первое июня, и Талли забыла обо всем: о работе, о Шейки, о домашних хлопотах — она ждала, что вот-вот появится Джек.

Робин, никогда не бравший отпуска и не желавший оторваться от своего футбола, неожиданно предложил Талли куда-нибудь поехать.

Это застало Талли врасплох. Все эти годы она каждое лето мечтала куда-нибудь съездить, теперь же она была категорически против.

— Может, прокатимся в Калифорнию? У нас ведь так и не было медового месяца, — сказал Робин.

— Я не знаю… — нерешительно ответила Талли. Она хотела поехать. Но не в этом году. В прошлом. В позапрошлом. Тогда бы она обрадовалась. Но тогда Робин был слишком занят, и Талли перестала мечтать. А в этот год путешествие не входило в ее планы. — Может быть, на будущий год? — предложила она.

— Ну что ж, можно и на будущий, — сказал Робин, возвращаясь к своей газете.

Целую минуту Талли внимательно рассматривала мужа, потом подошла и села к нему на колени.

— Робин Де Марко, отложи-ка свою газету.

Он подчинился.

— И что дальше? — Он, улыбаясь, глядел на Талли, а его руки уже расстегивали джинсы.

Второго июня Робин пришел домой позже обычного и обнаружил расстроенную Талли сидящей на кухне. Она была так явно огорчена, что Робин испугался, что что-то случилось.

— Все нормально, — ответила она, поднимая к мужу бледное лицо.

— Прости, что задержался. Выдался трудный день.

— Конечно. Все в порядке. — Талли не хотелось смотреть на него.

— Так, — решил Робин, — раз ты неважно себя чувствуешь, полагаю, тебе не стоит сегодня готовить.

Талли пристально посмотрела на мужа, но он лишь закатил глаза и пошел заказывать пиццу по телефону.

На следующий день Талли сказалась больной и провела весь день в постели, читая и подскакивая к входной двери, чуть только послышатся шаги во дворе. Милли, весь день вполглаза приглядывавшая за Талли, ворчала за ланчем, что, похоже, не одной Хедде в этом доме требуется сиделка. Наступило четвертое июня, затем пятое, шестое, а Джека все не было.

Седьмое июня пришлось на субботу. Робин уехал играть в футбол и забрал с собой сына. Талли сидела то на кухне, то на заднем дворе не в состоянии чем-либо заняться. Она не могла ни есть, ни пить. Она подумывала, не вынести ли качалку на веранду перед домом, но вдруг он подумает, что она страстно ожидает его прихода. И хотя она совсем извелась за последнюю неделю, ей очень не хотелось, чтобы Джек узнал об этом.

Робин вернулся очень поздно. Приподняв занавеску, Талли из-за занавески увидела, как он идет по двору со спящим ребенком на руках. Она бегом бросилась в спальню и притворилась, что спит.

В воскресенье, восьмого июня, Талли пошла в церковь Святого Марка. В белом платье, с букетом белых роз, почти не чувствуя под собой ног. Анджела была здесь, а Джек так и не появился.

И тогда Талли предприняла единственное за истекшие восемь дней целенаправленное действие: она оттащила от могилы проржавевшей, простоявший там уже семь лет стул, затолкала его на заднее сиденье «камаро» и увезла его домой. Белые розы она положила на землю возле памятника.

— Ты так быстро вернулась? — удивился Робин, заходя в гараж, где Талли пыталась отчистить ржавчину металлической мочалкой. Все пространство наполнилось душераздирающими звуками.

— Что ты делаешь, Талли? — удивился Робин, подойдя к ней.

— Нельзя, чтобы он так выглядел, — с болью в голосе ответила Талли, — а покрасить некому. — Она подняла голову как раз вовремя, чтобы успеть поймать свирепый взгляд Робина, которым он наградил ее, прежде чем развернуться на каблуках и уйти домой.

«Он не заслужил этого, — думала Талли, возвращаясь к прерванной работе. — Но вообще-то он много чего не заслуживает.

Я хотела бы знать, — продолжала она размышлять, посыпая стул чистящим порошком, — хотела бы я знать, что ж, теперь так и будет каждый год? Моя жизнь так и будет сплошным ожиданием от января до июня и от сентября до декабря? А если в этом году он вообще не приедет? Во что превратится моя жизнь?»

Девятого июня Джека все не было, и Талли опять начала видеть сны. Но и во сне он не приходил. Всю ночь с воскресенья на понедельник просидела Талли в слезах на своем подоконнике. И следующую ночь, и следующую тоже. Она не хотела ложиться спать, не хотела видеть сны, в которых не было Джека. Она страстно мечтала, чтобы он пришел к ней во сне, пусть даже затем, чтобы убить ее.

К среде Талли успокоилась. Думая только о нем все четыре месяца, бросаясь со всех ног к двери при каждом звонке, просматривая всю почту тщательнее, чем это делают таможенники, Талли поняла, что он не приедет и ей надо как-то привыкать к этой мысли и жить дальше. Но в пятницу вечером, перед тем как лечь спать, Талли, как в детстве, сложила руки и горячо взмолилась в душе: «Милостивый Боже, когда я засну, пусть он придет ко мне, пожалуйста, позволь мне увидеть его лицо, его руки, его тонкие пальцы. Пожалуйста».

В субботу утром Талли провалялась в постели до одиннадцати. Около девяти она уже вставала, чтобы одеть Бумеранга в его спортивный костюмчик и накормить его и Робина овсяной кашей и яичницей. В последние четыре месяца Талли обнаружила, что муж и сын охотно едят овсянку и яичницу. И хотя овсянка обычно была слишком густой, а яичница суховатой, они с удовольствием съедали все и даже просили добавки.

После того, как мужчины ушли, Талли снова забралась в постель. Она не смогла заснуть, но и не проснулась окончательно. Ее охватило какое-то странное состояние — смесь усталости, дремоты и лени, когда сознание едва пробивается через обрывки сновидений. Поэтому, когда под самым окном заскрипели тормоза и хлопнула дверца машины, Талли не обратила внимания. Ей казалось, что это лишь отрывок сна.

Но вот Талли услышала, как скрипнула входная калитка, которую не смазывали уже несколько лет. Она соскочила с постели и выглянула в окно, выходящее на Техас-стрит.

Это был Джек. Это он закрывал за собой калитку. Джек, в белых шортах и голубой рубашке с короткими рукавами, закрывал за собой калитку Талли. Талли хлопнула себя ладонью по губам, чтобы не дать вырваться восторженному возгласу, но было поздно. Она не сдержалась и довольно громко вскрикнула. Джек поднял голову и увидел ее в окне.