Паутина противостояния (сборник) - Рамиль Юсупов

Фотограф был необычный. Его звали Заим… Заим… Заим Томба! Лиза сказала, что он хороший фотограф, хоть и начинающий, он согласился сделать фотосессию нам на память. Два часа мы сидели на лестнице в разных позах, два часа становились «так и вот так, и еще чуть вправо», а потом Лиза горячо благодарила Заима и была счастлива, неся в руках ворох свежеотпечатанных фотографий. Эту она едва не потеряла, просматривая. И только эта фотография сохранилась. Потому что эту фотографию я оставил у себя.

Пора ложиться спать, мне уже сделали укол и дали таблетки. Медсестра пожелала приятных снов и через пять минут зайдет проверить, сплю ли я.

Я положу дневник рядом с собой. Чтобы не забыть о нем завтра.

22 ноября

Чуть не забыл о дневнике. Его убрала сестра, когда я ходил на завтрак и процедуры, а я вспомнил о нем только сейчас. Перечитал все, что писал вчера, пришлось вычеркнуть лишние фразы — они забегают в текст сами… наверное, я их думаю. Попробую быть внимательнее.

Все-таки надо написать о чудовище. И о Лизе. Но сначала о чудовище, потому что оно первое случилось поезд несся прямо на нее, и лицо машиниста, а уже потом все остальное. Я когда вспоминаю Лизу… Мне кажется, что мы были созданы друг для друга. Она и я. А тогда был очень яркий день. Солнечный и теплый. Это был май, и поэтому в Подмосковье все цвело. У брата Лизы — что удивительно, он рыжий, в отца, а вот Лиза русая, мне всегда нравились ее волосы — дом в одном из новомодных таун-хаусов, и мы приехали к нему, как Лиза сказала, «для важного разговора». Но только мы вошли во двор, как за нашими спинами оказалась обнаженная девушка. Красивая блондинка с голубыми глазами. Она внимательно посмотрела на брата Лизы. А он смотрел на нее, кажется, со страхом. Лиза обернулась. Она молчала, но я видел, что она еле сдерживается. Девушка шагнула вперед, тихо и холодно сказала: «Это последнее предупреждение» — и резко кинулась к нам. Откуда в ее руках было столько силы, я не понял. Я сумел поймать Лизу, но ударился головой об угол дома и, уже теряя сознание, увидел, как девушка меняется, превращаясь в огромное чудовище с лысой головой, сильными ногами и страшными когтями. Чудовище ударило брата Лизы, распороло ему плечо и грудь. А потом я провалился в темноту.

Когда я пришел в себя, то сразу спросил, жив ли Ричард? И куда делось чудовище? Лиза странно смотрела на меня. Она покачала головой и сказала, что не было чудовища и с братом все в порядке. Ему пришлось срочно уехать по делам, а я был без сознания несколько часов — пришлось вызвать «Скорую». И еще она сказала: «Наверное, это жара. Или переутомление — мы в последние ночи плохо спали».

Но я же все видел. Я во сне потом не раз видел эту девушку. Как быстро она меняется — стремительно, почти красиво, превращаясь в уродливого монстра, колеса поезда такие тяжелые, который мог нас всех убить.

А Лиза мне не поверила. И Ричард на следующий день приехал к нам живой и здоровый, и на его плече не было ран. Значит, мне и на самом деле могло привидеться из-за удара.

Мысли в голове странные. Они текут как-то необычно размеренно. Словно не мои. Но это пройдет, лекарства не будут действовать вечно, и скоро я выйду отсюда. Через пару месяцев обязательно.

Снова сестра делала уколы и попросила ложиться спать. Меня и вправду клонит в сон. Очень сильно. За окном шумит дождь. Убаюкивает.

Нужно попросить сестру не перекладывать дневник…

23 ноября

Сегодня увидел дневник с самого утра. Завтрак был вкусный. Снова пришлось вычеркивать лишние фразы. Их почти столько же, сколько и в первой записи. Ничего, скоро все наладится.

Солнце светит прямо в мое окно — для него не существует решеток. В клинике все окна с решетками, для безопасности очень многим должен и не всегда пациентов.

На обороте обложки, она из кожи, приклеена фотография. Я помню ее полностью, всю, до мельчайших деталей. Мне даже не надо смотреть на нее, чтобы увидеть блики света на волосах Лизы, ее любимую синюю кофту, ту тетрадь, что она держала в руках. А вокруг цветы и растения, словно и не в Москве мы. И здание странное. Я потом так и не смог найти это место, когда ходил по тому парку. А Лиза нашла его безошибочно, и безгубый рот с острыми зубами Заим нашел.

А фотография еще с чуть примятым уголком, и на обороте Лиза когда-то написала дату, наши имена, там, на обороте, ее почерк. У меня остались многие ее вещи — последние несколько месяцев мы жили у меня, и ее брат часто приезжал в гости.

Они родные по отцу, я это помню. А мать Лизы умерла года два назад — попала под машину — и сразу насмерть. И брат ее, Ричард, всегда такой самоуверенный, наглый — как же они находили общий язык, я не знаю. Лиза рассказывала, что у него какие-то проблемы. Он играл. Много и на большие суммы. И «серьезный разговор» Лиза хотела вести на эту тему. Но я не знаю подробностей. Только моя Лиза очень боялась, что однажды «Ричард проиграет что-то-там-не-помню-что ценное и не сможет расплатиться. А Ричард горяч и способен на любую глупость». Я знаю — всему виной Ричард.

Но не понимаю, как именно все произошло.

И не бывает так, чтобы кто-то один все видел, а другие нет.

Дневные процедуры очень утомительны. Нужно идти в другое крыло больницы, а еще там есть и другие люди. Они странные, сумасшедшие. Одни смотрят на меня и смеются, другие молчат, но их взгляд пробирает до костей. Третьи с виду нормальные, но рассказывают, как по ночам летали с феями. Я в психиатрической клинике, и это страшно.

И Лизы со мной нет.

Мне хочется спать.

Надо не забыть написать в дневник завтра. Или когда проснусь.

24 ноября

За вчерашний день я только два раза написал что-то странное. Провалы в памяти — потому что я не помню, чтобы думал такое.

Всю ночь видел во сне фотографию. Я держал ее в руках, а кто-то черный и уродливый, как то чудовище, отрывал от фотографии кусочки. Он не трогал меня, а отрывал кусочки от Лизы. Начал он с левого ботинка.

Я утром проверил — фотография цела. Но я проснулся, потому что кричал. Прибежала сестра и сделала укол. А сейчас почти вечер — я спал весь день, наверное. Мне тяжело сейчас и снова хочется спать.

25 ноября

Через два часа приедут родители. Они вернулись из Нью-Йорка, папа там собрался договор какой-то заключать. Когда я попал в полицию, он примчался из Франкфурта очень быстро и вытащил меня. Но, как он потом сказал, мне не собирались предъявлять обвинение. «Потерпевший» просто посоветовал «полечить голову». А я жалею, что не убил его.