Серый - Николай Орехов

— Не хочешь, чтобы жена приезжала сюда?

— Н-н-нет, не хочу, — сказал с интонацией заевшего автомата Равин.

Они несколько минут в полном молчании пили кофе. За окном шумел вечерний город, мягкие тени колеблющимся рисунком легли на стены.

— Зажечь свет? — спросила Надя.

— Зачем? Давай так посидим, — ответил Владислав Львович.

— Ты сиди, а я пойду чашки вымою. — Надя ушла, на кухне вспыхнул свет, зажурчала в мойке вода.

Равин откинулся на спинку кресла. На стене в фантастическом танце двигались тени. Равин закрыл глаза. Что я там писал о лирических сценах, о встречах и расставаниях? — подумал он. Как я их писал? Литератор, высасыватель из пальца. Вот она, встреча с моей юношеской любовью, и я черта с два смог бы ее вообразить. Интересно, если я ее поцелую? А ведь я даже не знаю, какие у нее отношения с моим двойником. Если их отношения гораздо большие, чем поцелуи? Тогда как мне быть? А ведь я ее еще люблю. Надо же! Мне казалось, что я давно все похоронил на самом дальнем дне души, распихал остатки по самым темным углам и зацементировал, а теперь вот, значит, как. Душа ты, моя душа, что с тобой происходит? Ты хочешь, чтобы я у нее, здесь, остался и будь что будет?

— Будь что будет, — сказал шепотом Равин, встал с кресла. Он решил идти на кухню, обнять Надю, как в юности, за плечи, заглянуть в печальные серые глаза, поцеловать. Поцеловать и утонуть в волшебных серых глазах.

Надя сама вышла из кухни.

— Владик, ты сегодня как со временем?

Равин подошел к ней, положил руки на плечи, улыбнулся:

— Что такое время? Я не знаю, что такое время, для меня его не существует, — сказал он вполне искренне.

— Да вот, — Надя отвела глаза.

— Что случилось?

— Утром Саша звонил. Он сегодня ночью возвращается из рейса. Командировка закончилась раньше, чем он предполагал.

Сердце у Равина будто обдали ледяной водой.

«Спокойно. Спокойно, братишка, — сказал он сам себе. — Она замужем, и ничего тут не поделаешь. А двойничок мой, значит, вот такой фортель выкручивает».

— Ну-у… Э-э… Часа полтора в моем распоряжении еще есть, — выдавил Равин и убрал руки с ее плеч.

— Так ты уйдешь? — Надя опустила голову. — Ты не хочешь встретиться со своим сыном?

— Понимаешь, Надюш… — Равин начал говорить какую-то чепуху и с каждым словом становился себе все противнее. В глубине сознания мелькала мысль: «Саша — мой сын. Не муж, а мой сын. У Нади от меня сын…» Но как дальше быть, Равин совершенно не мог придумать. Он сам загнал себя в ловушку, сказав, что уйдет через полтора часа. Придумать причину, найти повод и остаться до утра? И что он будет говорить своему сыну, которого в глаза не видел, человеку, который живет в параллельной жизни? Он, Равин, чужой в этой комнате, чужой в этом мире. Что он здесь делает? Его забросило сюда взрывом. Там, на той Земле, его убили. А где сверхлюди? Где темные и все остальные? В этом мире они тоже есть? В конце концов, независимо от, того, есть они тут или их нет, надо отсюда выбираться. Убираться, пока не наломал дров. Хорошо, Надя встретилась. Не хочется думать, что было бы, попади ему кто-нибудь другой. И Надя… А если он в их отношениях сейчас все сломал?.. Какими бы ни были их отношения, не он им судья… Нет, надо уходить, уходить немедленно. А куда? Неизвестно куда, но уходить надо.

— …так что, Надюш, прости меня, сегодня не получится. Давай завтра. Я завтра тебе позвоню, и мы обо всем договоримся.

— А Саша? — Глаза Нади были полны слез.

— Привет ему передай, поцелуй за меня. Он уже здоровый, наверное, вымахал. Его, наверное, сейчас в не узнаешь, какой парень стал.

— Ну что ты говоришь? — Надя всплеснула руками и вытерла слезы. — У Саши уже дочке восемь лет, он скоро сам дедушкой станет, а ты — парень. Владик, что с тобой?!

«Вот так. Я к тому же и дед! — воскликнул мысленно Равин. — Давай, многодетный отец, уноси ноги, пока не испортил жизнь людям. Заканчивай встречу и уходи».

— Я пойду, Надюш, — Равин отвернулся и направился к двери.

Обуваясь, мельком посмотрел в большое зеркало, поправил редкие седые волосы, отметил, что лицо осунулось и здорово постарело, и выглядит он лет на пятьдесят. «Замотался совсем, — подумал он. — Еще и эта жизнь, и Надя в ней… И бегу я от того, к чему невозможно вернуться».

Он готов был разорваться на две половины: сердце колотилось в груди, а рассудок хладнокровно рвал неизвестные раньше душевные нити, гоня прочь из квартиры. Равин подчинился рассудку. На пороге, уже распахнув дверь, он оглянулся, не смог не оглянуться. Надя стояла рядом, и ее серые глаза… Он видел только глаза, которые оказались близко-близко… Равин отключил рассудок и приник к теплым мягким губам… Он понимал, это его последний поцелуй, и вложил в него все, что может вложить человек, прощаясь со своей юностью…

На улице, особо не думая, куда направляется, пытаясь привести в порядок разгоряченные мысли, он вспомнил свое лицо в зеркале — осунувшееся, постаревшее, — и вдруг понял: как такового двойника у него нет, потому что в зеркале он видел себя, видел таким, какой он здесь, пятидесятилетним. Он находится в своем будущем! Эта мысль пришла как озарение, и она многое объяснила: изменения в городе — за 15–20 лет можно перестроить его довольно основательно; брак со Светланой — он действительно собирался сделать ей предложение; взаимоотношения с Надей — за такой большой срок всякое могло произойти. Но, несмотря на радостное возбуждение, охватившее Владислава Львовича, что-то мешало ему насладиться открытием, какая-то маленькая деталь, словно засевшая в ладонь заноза. Наконец он понял, что его смущает — книги в книжном шкафу. Как бы ни изменилась жизнь в будущем, какие бы перемены ни наступили, Толстой, Чехов, Достоевский, да не только классики, но и лучшие из его современников должны уцелеть, пройдя сквозь сито времени, должны уцелеть их книги, не могут они исчезнуть бесследно. И тут же другая мысль пришла вдогонку: «Что же это за будущее, если в прошлом я погиб?!» Пораженный этой мыслью, Равин остановился как раз посреди проезжей части улицы, которую переходил.

Сердитый гудок автомобиля заставил его перебежать на другую сторону дороги и вернул в действительность.

Итак, он, живший там, и он, живущий здесь, — один и тот же человек, находящийся в двух параллельных жизнях с двумя совершенно независимыми уровнями сознания. Если мозг в момент гибели одного перебрасывает его сознание на другой уровень?.. Наложение двух сознаний — верное сумасшествие. Так, наверное, и сходят с ума… Но что-то он не слышит в себе второго, нет знаний, нет памяти о прожитом. Второе сознание подавлено?..