Буржуй ищет таланты - Вероника Терентьева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Та-а-ак!..
Грозно сложив на груди руки, Лошадник незаметно бросил взгляд по сторонам. Он не то чтобы их ругать собирался, он беспокоился, чтобы тут их всех вместе облава не накрыла.
— Я сказал — та-а-ак!.. Вы совсем обалдели?! Позорите меня, по чужим огородам шастаете! А если кто увидит?!
Лошадки оторопело на него уставились, видимо, не ожидая нагоняя, а потом вдруг взвизгнули как барышни и, задрав юбки, прыгнули в кусты. Решив, что он навел хоть какой-то сносный порядок, Лошадник одобрительно хмыкнул и вопросительно перевел взгляд на теленка. Теленок даже не шелохнулся. Так и стоял, продолжая жевать яблоко. Откровенно чавкал, ничего не боялся, и на морде у него было написано явное обожание к Лошаднику. Он у хозяина в любимчиках ходил, это сразу было видно. Они даже в чем-то были похожи. У Лошадника была такая же крепкая, как у теленка, шея, небрежная щетина и бесстрашный взгляд голубых глаз. Такой знакомый взгляд, словно Веро его еще у кого-то видела.
— Не стыдно, Григорий?! — донеслось до Веро. — Сам-то поел, а вернешься, как подругам-коровам в глаза смотреть будешь? Думаешь, они не узнают, по каким ты огородам шатался?! Это же женщины! Так что жуй не жуй, а хотя бы по яблочку девушкам насобирать надо.
После этих слов, Лошадник достал из кармана мешок, хорошенько его встряхнул, и еще раз оглядевшись, принялся яблоки собирать.
…И хоть очень спать хотелось, Веро не смогла сдержать улыбки. Ей вспомнилось, как однажды в конце дня на кухню заявилась Хорошая. Постояла, оценила обстановку и также деловито достала мешок. В углу стоял ящик с залежалым хлебом, его по вечерам со всем мусором выбрасывали. И вот тогда Хорошая, не смущаясь, подошла к этому ящику, села на корточки и стала этот хлеб в мешок перекладывать.
Веро как сейчас видела: Робертино только что последнюю сковородку на полку поставил. Заметил Хорошую, снова взял эту сковородку, победно по ней ударил и, сам не веря, что так удачно случай подвернулся, направился к Хорошей. Та уже почти полностью мешок набила, когда ей Томми испуганно посвистел. Хорошая тогда быстро вскочила, прижала мешок к груди и бесстрашно взглянула на повара.
— Это уткам… — сказала она.
Робертино, уже почти замахнувшись сковородкой, замер. Губы его дрогнули, сковородка выпала из рук. Цзын…
— …уткам на пруду, в парке, — не опуская взгляд, угрюмо повторила Хорошая. — Их там целый косяк зимует. Худые все.
Робертино молчал, наверное, еще секунд тридцать. Потом, чтобы не терять лицо, неодобрительно хмыкнул, поднял сковородку и с силой зашвырнул ее в мойку. Снял фартук, хлопнул дверью и пошел домой, ни с кем не прощаясь. А потом каждый вечер на лестнице оставлял пакет с остатками хлеба, на котором было написано «Для уток и любой другой живности» и всегда страшно ругался, когда говорили, что это он…
…Еще раз улыбнувшись, Веро сделала шаг назад. Ждать, когда теленок будет сыт и коровам гостинцы насобирают, уже не было никаких сил. К тому же Лошадник достал второй мешок и стал набивать его без видимых угрызений совести, и, как там дальше дело пойдет, и не станут ли они после этого деревья выкапывать, Веро не знала. Засыпая на ходу, она медленно стала пятиться назад, ухмыляясь про себя, что яблоки с чужих огородов для всех одинаково сладкие, и, потеряв бдительность, неосторожно наступила на железное ведро.
Ба-а-ах!!!
Это прозвучало таким громом, что у всех собравшихся душа ушла в пятки. Особенно теленок перепугался — он сел на задние лапы, выронил недоеденное яблоко и в ужасе сказал «Му-у-у…».
Первым в себя пришел Лошадник, у него все яблоки из мешка высыпались, ему все по-новому надо было начинать. Он был страшно зол.
— Белки, — жестко бросил он, выхватил ружье и перезарядил ствол.
«Мама…» — сразу вспомнила Веро адрес, куда все бросаются в минуту кризиса. Но в испуге она еще больше растерялась, заметалась, и запутавшись, рухнула в траву. Мгновения не прошло, как над ее ухом раздалось какое-то сопение.
«Фу-у-у… — успела подумать Веро, — запах такой же, как от Буржуя».
Дыхание стало ближе. Веро обхватила голову руками, но это ее не спасло. В ту же минуту по ее затылку, по волосам смачно прошелся мокрый шершавый язык.
— Григорий, нельзя!
Веро сильнее обхватила голову, не зная, как расценивать этот, в общем-то, дружественный жест, и только затылком чувствовала, что на нее смотрят. А так как тишина стояла звенящая, то мысли в этой тишине в голову лезли всякие, например — благополучно ли она упала и культурно ли лежит.
«Надо вставать», — уныло подумала Веро и медленно приподнялась. При этом Веро беспрерывно моргала, кажется, падая, она глазом на сук налетела.
Лошадник терпеливо ждал.
Сложив на груди руки, очень строго, так же как недавно с лошадками разговаривал, Лошадник готовил вопросы, и Веро не торопилась подниматься, понимая, что на эти вопросы отвечать придется.
Наконец, Веро подняла голову и оказалась нос к носу с Лошадником.
Оглядев друг друга порядочно, оба поняли, что ситуация щекотливая и объяснения избежать не удастся. Лошадник смотрел на Веро своим прямым светлым взглядом, и Веро тоже хорохорилась и изображала независимость, но глаз с каждой минутой припухал все сильнее, и, пока дело не дошло до фингала, надо было побыстрее сворачивать беседу.
— Ты кто? — успела первой спросить Веро. Как правило, она приличия блюла и с незнакомцами на «ты» не переходила, но волосы от Григория еще не просохли, а с Лошадником, понимая обстоятельства, они все так же говорили шепотом. Все это сближало.
К тому же теленок не собирался оставаться незамеченным. Он неуклюже топтался, шумно и застенчиво обнюхивал Веро и прижимался к ней, стараясь произвести впечатление.
— Григорий, фу!!!
Лошадник вдруг поднял с травы яблоко, вытер его о рубаху и, словно извиняясь за теленка, а может, давая шанс возникшему доверию, протянул Веро.
— Попробуй, какое вкусное… — сказал он, как будто это все объясняло.
Веро не стала ждать, когда второй раз предложат, это же не замуж зовут, и с благодарностью взяла с ладони яблоко. Торопливо его надкусила, почувствовала, как сок брызнул во все стороны и пальцы тут же стали липкие. Она невольно закрыла глаза от счастья — да, это были те самые яблоки, те, что растут только по ночам и только в чужих огородах.
— А ты сама-то кто будешь? — услышала
