Утонуть в крови : вся трилогия о Батыевом нашествии - Виктор Поротников

Гридничий хотел было поручить это дело Тереху, но у того внезапно конь захромал. Оказавшийся рядом Моисей вызвался заменить Тереха.

— Дорогу до Нузы знаешь? — спросил гридничий.

— Отлично знаю, — ответил Моисей, хотя сам бывал в Нузе лишь один раз.

— Тогда собирайся в путь, — скомандовал гридничий, — чтобы к вечеру ты уже был в Нузе. Обратно в Рязань вернешься вместе с Воинегом.

Обрадованный Моисей мигом оседлал своего коня, взял ествы на дорогу, оделся потеплее. Вскоре он уже мчался галопом по размокшей от осенних дождей дороге в сторону Ольгова. До Нузы вела и более короткая дорога, но Моисей выбрал дальний путь через Ольгов, желая непременно повидаться с отцом.

Пейсах очень удивился, увидев перед собой сына, облепленного грязью. Пейсах ожидал Моисея только в декабре.

— Надолго ли тебя отпустили, сынок? — суетилась вокруг Моисея мать, выставляя угощение на стол. — Что-то ты исхудал! И почему ты такой грязный?

Моисей, не слушая мать, потащил отца в его покои, делая ему молчаливые знаки, мол, есть серьезный разговор.

Пейсах был заинтригован.

Выслушав сбивчивые объяснения своего чада, Пейсах зашмыгал носом. Это означало, что он рассержен.

Начав с длинного нравоучения, из которого следовало, что во всяком деле нужно умение, а для игры в кости тем паче, Пейсах постепенно перешел к тому, что он на старости лет все больше разочаровывается в своих детях. Дочь не смогла княжеского сына окрутить, так и осталась боярской женой. От сына и вовсе проку никакого, одни только хлопоты и расходы.

— Я отдал тебя в дружину княжескую в надежде, что к тридцати годам ты в сотники выйдешь, а к сорока станешь тиуном или воеводой. Ну, на худой конец — княжеским подъездным, — выговаривал сыну Пейсах. — А у тебя, дурня, лишь игральные кости в голове! Гридничий тебя не хвалит, с княжескими сыновьями ты дружбу не водишь, среди боярских сыновей и то друзей не заимел.

— Давно ли я в дружине, отец! — защищался Моисей. — Дай срок, сведу дружбу и с княжичами, и с бояричами! Я же иудей, потому меня и сторонятся.

— Денег я тебе не дам, сын мой. Выпутывайся сам, как хочешь! — продолжал ворчать Пейсах. — Нам с матерью и для себя пожить хочется. И Саломея правильно сделала, что ничего тебе не дала.

Моисей чуть не зарыдал от отчаяния. Ему показалось, что весь белый свет ополчился на него!

— Так ты желаешь мне позора, отец? — дрогнувшим голосом спросил Моисей.

— А ты думал о позоре, садясь играть в кости? — вопросом на вопрос ответил Пейсах. — Может, ты надеешься на то, что твой отец до конца дней своих будет хлопотать за тебя?

— Отец, последний раз помоги, умоляю! — простонал Моисей. — Больше я не сяду играть. Богом клянусь!

— Ты уже клялся Богом, сын мой, — проворчал Пейсах. — Клятв своих и то не помнишь!

— Что мне сделать, чтобы ты мне поверил? — в отчаянии воскликнул Моисей.

— Повторяю тебе, сын мой, выпутывайся сам! — сказал Пейсах и брезгливым движением отнял свою руку из рук Моисея.

Рассерженный Моисей нагрубил матери, которая принесла ему чистую одежду. Наскоро похватав со стола самые лакомые куски, Моисей велел отцовскому слуге выводить коня.

Солнце было еще высоко, когда Моисей выехал из Ольгова, направляясь в южную, степную сторону. Он ехал то рысью, то галопом через заливные луга и перелески, мотался по дорогам, отыскивая широкий степной шлях. Какой-то путник указал ему направление, но, как вскоре выяснилось, не совсем верное. Дорога вывела Моисея к речке Купавне, на крутом берегу которой раскинулось село с таким же названием.

Дом, в котором Моисей остановился на ночлег, принадлежал местному торговцу льном.

Дабы произвести впечатление на хозяина, Моисей с важным видом намекнул ему, будто он пользуется особым доверием рязанского князя и тот поручает ему разные тайные дела.

— Никаких грамот я с собой не вожу, ибо память имею отменную, на лету все запоминаю, — разглагольствовал Моисей, сидя за столом и уплетая за обе щеки пироги с капустой.

Хозяин дома взирал с почтением на незваного гостя, имеющего такой зверский аппетит, то и дело подливая гридню в кружку медовой сыты.

— Разбудишь меня, как рассвет займется, — сказал хозяину Моисей, заваливаясь спать на печи.

От Купавны Моисей ехал в полной уверенности, что теперь-то он не заплутает.

Торговец подробно растолковал ему, где протекает река Пара и ее приток речушка Нуза, на которой и стоит одноименный с ней сторожевой городок.

Выбравшись из леса, Моисей лишь к полудню очутился на берегу реки Пары. Он поехал вдоль берегового ивняка, отыскивая брод. Объезжая глубокий овраг, Моисей вновь углубился в лес, уже растерявший листву и от этого казавшийся более редким и светлым.

Когда Моисей опять оказался на берегу реки, то его зоркий взгляд заприметил троих всадников на мохнатых приземистых лошадках. Эта троица тоже выехала из леса. Неизвестные всадники тоже заметили Моисея и поскакали к нему с такой прытью, словно именно за ним и охотились. При этом один из странных наездников изготовился пустить в дело аркан.

«Ну что за напасть! — сердито подумал Моисей. — Поганые шастают под самой Рязанью, а Юрий Игоревич и не чешется!»

Моисей повернул обратно к лесу. Он намеревался проскакать через лес и вырваться на простор, уповая на резвость своего скакуна.

«Мне бы токмо оторваться, а там и до Купавны недалече!» — размышлял Моисей, погоняя коня и уворачиваясь от веток.

Лес скоро кончился.

Моисей гнал коня по холмистым увалам. Невдалеке, за редкими деревьями, поблескивала в лучах солнца река Пара. Вот впереди показалась знакомая дорога, укатанная возами.

Моисей понукал коня, слыша сзади топот копыт. Степняки явно догоняли его. Их резкие гортанные выкрики раздавались все ближе и ближе.

На скользком от росы склоне холма жеребец Моисея поскользнулся, припав на задние ноги. При этом Моисей едва не вывалился из седла. В следующий миг Он услышал какой-то свист и почувствовал, как волосяной аркан крепко стянул ему плечи, прижав руки к телу. Затем последовал сильный рывок, и Моисей грянулся оземь, больно ударившись локтем.

Моисей отчаянно пытался вытащить из ножен меч, покуда его волокли по земле, но ему мешал плащ, в котором он запутался, как младенец в пеленках. Шапка слетела с головы Моисея.

Осознание того, что с ним случилось что-то непоправимое и ужасное, постигло Моисея в тот миг, когда он увидел над собой узкоглазые, скуластые, темные от загара лица в мохнатых шапках с высоким узким верхом. Короткие фразы на незнакомом языке, слетавшие с уст степняков, подсказывали Моисею, что это явно не половцы. Половецкий язык был хорошо знаком Моисею. Обликом своим и одеянием пленившие Моисея люди также совсем не походили на половцев. Отличались они и от мордвы, и от черемисов. И тех и других Моисею доводилось встречать в своей жизни.

«Что это за люди? — со страхом думал Моисей. — И зачем я им сдался?»

Моисей попытался было вступить в разговор со степняками, но те не стали с ним разговаривать, явно спеша куда-то. Сильный удар по затылку рукоятью кинжала погрузил Моисея в беспамятство.

Глава десятая

Чужаки неведомые

Очнувшись, Моисей обнаружил, что его везут связанным по рукам и ногам, перебросив поперек седла наподобие тюка. Под Моисеем был его угорский скакун.

Ехали долго.

Захватившие Моисея всадники таились от людских глаз, обходили стороной всякое жилье, о котором Моисей догадывался лишь по отдаленному лаю собак.

На опушке леса странные иноплеменники сняли Моисея с коня и посадили возле дерева. Сами, привязав коней поблизости, уселись на опавшую листву и стали подкрепляться пищей. Степняки жевали вяленое мясо, от которого исходил такой запах, что Моисей и при сильном голоде не взял бы его в рот.

Сидя у дерева, Моисей разглядывал три коренастые фигуры в вонючих овчинных шубах. От степняков сильно пахло лошадиным потом, дымом костров и еще какой-то неприятной вонью.

Из оружия у чужаков имелись большие тугие луки и у каждого по два колчана стрел. Причем стрелы в колчанах у этих неведомых воинов находились не оперением кверху, как было принято у русичей и половцев, а кверху наконечниками. Столь массивных и разнообразных наконечников стрел Моисею еще не приходилось видеть. По всему было видать, что обращаться с луками и стрелами эти вонючие чужаки умеют мастерски. Кроме луков и стрел узкоглазые иноплеменники имели при себе кривые сабли, ножи и арканы. У одного за поясом торчал легкий топорик-чекан.

Как ни приглядывался Моисей, но так и не смог разобрать, кто же из троих чужаков старший. Ни в одежде, ни в оружии у этой троицы не было никаких отличий. Обращались чужаки друг к другу запросто, по-товарищески.