И опять Пожарский 2 - Андрей Готлибович Шопперт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Михаил кивнул дьяку Борисову и продолжил доставать подарки. Дальше был опять резной сундучок с фарфором. Только теперь были не просто чайные пары, а как бы набор из шести предметов. Два блюдца, две чашки и кроме того длинный прямоугольный подносик, на который кроме чашек ставилась ещё и маленькая вазочка для мёда. Все предметы были сделаны с одним рисунком, и внизу каждого предмета теперь была надпись «Пурецкая волость».
– И тут не обманул Петенька, – любовно оглядывая набор, воскликнула старица, – Эти-то гораздо лучше тех, что продали.
Кроме шести наборов в сундучке ещё находилось три больших блюда. В отличие от чайных наборов блюда были не с синим рисунком, а трёхцветные. Синие и красные цветы были собраны в букет. Цветы были на бледно-зелёных ножках, и в букете были и просто зелёные веточки какой-то травы.
– Если чайные пары разобрали с мордобитием за сорок и пятьдесят рублей, то, сколько же такое блюдо стоит? Поди, все сто? – Михаил погладил цветы на блюде, – Красивши живых.
– Эти продавать не будем, – зыркнула на царя мать.
– Да я и не собираюсь, матушка. Я их и показывать «гостям» или иноземцам-то боюсь. Ещё войну устроят.
Теперь настала очередь письма от Петра Дмитриевича.
Великий Государь хочу попросить тебя, – писал после приветствий Пожарский, – Те деньги, что выручил от аукциона, потрать на строительство приюта для беспризорников, что по Москве бедуют. Найми несколько женщин, чтобы они им еду варили и обшивали да обстирывали. Кроме того найми несколько иноземцев, чтобы учили детишек иностранным языкам, английскому, немецкому, голландскому, да французскому. Наши дьяки или подьячие пусть счёту и письму выучат, а назначенные патриархом монаси, которые пограмотнее, слову божию. Ещё стрельцов поопытнее к ним приставь, чтобы воинскому делу учили. Детишек набери в возрасте семи – восьми годков и пусть их до пятнадцати лет обучают. Больше двух десятков не набирай. И будет у тебя, Государь, через семь лет готовые толмачи, которые и здесь на Руси переведут слова иноземцев и отправить их с посольством можно в земли любые. Самое же главное станет на двадцать душ тебе преданных больше и на двадцать татей или побирушек меньше.
Ещё, Государь, сообщи об этом деяние боярам, да князьям и объяви, что кто сделает так же, то ему патриарх знак особый пожалует. Знак этот назови медалью. Одна такая медаль лежит на дне сундучка в коробочке. Может и не дорос я ещё советы Государю, да патриарху давать, только говорят, что так турецкий султан поступает, и самые лучшие воины янычары из таких детишек и вырастают у него. А ведь он, почитай, уже половину мира заграбастал. За сим откланиваюсь. Не гневайся Государь на неразумного.
Медаль была в коробочке. К серебряной пластинке с заколкой на цепочке из трёх звеньях был прицеплен кружок из серебра и на нём выгравировано «за дела угодные господу». С другой стороны был крест с распятым Иисусом.
– Не гневайся, Государь, на неразумного, – повторил Филарет последнюю строчку письма. – Правду говорят, что Соломону впору у маркиза нашего учиться. Дай бог ему долгих лет. Строй приют, Миша. А с боярами я ужо поговорю. За такую «медаль» одного приюта на Москве мало, пусть второй в другом, каком городе открывают. Скажу потом, сколько медалей Петруше заказать.
Событие шестнадцатое
Колокол получился. Пётр Дмитриевич Пожарский стоял рядом с мастером колокольным Иваном Самсоновым и уже прикидывал, где брать огромное количество меди и олова. В фильме про Царь-колокол, стоящий в Москве в Кремле, как экспонат музея под открытым небом, говорилось, что главная причина того, что колокол лопнул при пожаре – это использование при литье бронзы от старых колоколов. Чтобы получить качественный колокол, нужно лить из свежих материалов и чтобы в олове и меди было меньше примесей. Процентное соотношение 80 на 20 Пётр запомнил. Он переговорил об этом с Самсоновым ещё при закладке барака, в котором мастера будут работать, не под открытым небом ведь зимой колокола лить. Решили попробовать сначала на меленьком 26 пудовом «колокольчике».
Пётр свёл Самсонова и иконописцем Иоакимом Прилукиным и резчиком по дереву Сидором Щеглом.
– С четырёх сторон колокола должны быть иконы, а по верхнему и по нижнему поясу надпись, слова из какой ни будь молитвы. Нарисуете, позовёте, – дал задание мастерам тогда княжич и переключился на фарфор.
Через несколько дней рисунки были готовы, княжич посмотрел их и утвердил.
– Теперь делайте модель из дерева.
– Мы же всегда по лекалу льём, – запротестовал Самсонов.
– А теперь будете по модели, – обрадовал мастера Пожарский.
Соседом по даче у бывшего генерала Афанасия Ивановича был литейщик, Точнее мастер литейного цеха. Иногда летом, когда дождь работать не давал они с Олегом Петровичем «пробовали» настоечку, которую делала жена соседа, и разговаривали на разные темы. В конце концов, темы всегда съезжали на литьё, в том числе и на литьё колоколов. Вот Пётр и решил применить все накопленные таким образом знания.
– Модель должна быть очень гладкая и покрашенная, а буквы и иконы крепиться к ней на деревянных шпеньках и легко сниматься, чтобы они остались, когда будут извлекать модель, в земле.
Пётр объяснил мастерам, что такое опоки, как их сделать из досок и как сделать модель, чтобы её формовать в двух опоках. Понятно, теория теорией, а практика – это практика. Приходилось постоянно изобретать велосипед, вспоминая, задушевные разговоры с соседом. Несколько раз Пожарскому хотелось плюнуть на это и сказать Самсонову, чтобы делал, как привык. Но теперь уже Иоаким Прилукин загорелся. Пришлось напрячь все извилины и княжичу. Модель сделали с пятой попытки. Она получилась небольшая. Если на метры переводить, то чуть меньше полуметра в диаметре и метр в высоту. Сделали опоки, установили модель на плац, засыпали формовочной землёй и утрамбовали. Попробовали расшатать модель и снять опоки. Верхняя снялась легко, было всего два срыва на буквах. Подняли на верёвках нижнюю опоку с половиной модели и тут приличный кусок земли выпал вместе с моделью. Пётр вспомнил, про непонятное слово «шпросы», любимое ругательство соседа. Планки это такие, не дающие земле выпасть и сам дошёл до обратного уклона опоки.
Заформовали повторно. Опять выпал кусок. На этот раз причина оказалось в слишком тугом креплении икон к модели, ослабили шпеньки и заформовали снова. Мастера ругались над дурацкой придумкой ничего в литье не смыслящего боярича. Но теперь уже Петра вело упрямство. С десятого раза или с одиннадцатого, но форма получилось. Изготовили стержень, на этот раз по лекалу. Но Пётр приказал модель тоже делать. Собрали опоки в форму. Генерал опять вспомнил, как сосед рассказывал про «закрытую ледниковую систему», чтобы воздух не попал в отливку и заставил Самсонова это попробовать. Расплавили олово и стали добавлять медь до 80 процентов. Заливали глубокой ночью. Пока металл расплавился. Да ещё Пожарский вспомнил, про «дразнение». Этот смешной термин тоже запомнился из рассказов соседа. Это когда в бронзу берёзовую палку суют. Бронза при этом булькает недовольная тем, что её «дразнят». При этом окисляется оловянная кислота и выгоняется из металла кислород.
Колоколу дали остыть до температуры помещения и вот через два дня после заливки аккуратно вытряхнули из остатков полусгоревших опок и спёкшейся земли.
Самсонов обошёл колокол и низко поклонился княжичу.
– Прости, Пётр Дмитриевич, неразумного. Не верил я в твои придумки. Даже когда заливал, не верил. Теперь ведь, что, получается? Нет этому колоколу равных на Руси. Все гладкие льют. А тут красота такая. Заказов можно на годы вперёд набрать.
– Это мы с маленьким колоколом справились. В игрушки, можно сказать, играли. Теперь нужно пятидесятипудовый отливать, – остудил мастера Пожарский.
– Что ж, завтра и начнём, – перекрестился Самсонов.
– Так иконы и буквицы вдвое больше будут? – спросил Сидор Щегол, любовно оглаживая одну из икон, – Не думал я, что моя забава с резьбой
