Демон ночи - Маргит Сандему

– Да, – сказала Ванья. – Ведь после всего этого мы не сможем жить по-прежнему. А ведь мне всего четырнадцать лет. Ах, Тамлин!

Он протянул к ней руку, она взяла ее. И он с такой силой сжал ее, что ей пришлось плотно сжать губы, чтобы не закричать. А он наверняка хотел услышать ее крик.

Как Ванья и опасалась, ее жизнь у бабушки шла из рук вон плохо.

Каждый день начинался с молитвы, и после возвращения из школы и до вечерней молитвы ей приходилось учить уроки. Посещения церкви были частыми и длительными, в течение дня бабушка не спускала с нее глаз.

Конечно, было хорошо, что она больше времени стала уделять урокам, ей удалось восполнить все пробелы. Но было весьма сомнительным, что как человек она стала лучше. Свободолюбивая и сердечная Ванья стала теперь подозрительной и пугливой, и во всем, что бы она ни делала, бабушка находила недостатки. Ей все время приходилось быть у старухи на побегушках. Пойди туда, сделай это, помоги в этом…

На каждом шагу – мораль. Разве у Ваньи не было дома печального примера? Вспомни о своей маме Агнете, доставившей столько горечи и разочарования своим родителям!

Ванья пыталась возразить. Не было человека лучше и добрее, чем ее мама, и это несмотря на то, что она не получала дома никакой поддержки, рассчитывая только на свои силы. И если бы не Хеннинг Линд из рода Людей Льда, ни Агнеты и ни Ваньи не было бы теперь в живых.

В тот день Ванья вынуждена была лечь спать без ужина.

Постоянные наставления изо дня в день: держись подальше от мальчиков и мужчин, ты еще слаба духом, чтобы противостоять их красивым, фальшивым словам! Твое лицо и фигура могут соблазнить дурных людей на то, чтобы изнасиловать тебя. Ты этого еще не понимаешь, но мужчины опасны, они часто идут на поводу у своих желаний.

«Какая чушь, – думала Ванья. – Что ты понимаешь в этом, ты, прожившая всю свою взрослую жизнь со священником? Я не думаю, что священники „часто идут на поводу у своих желаний“. Но я могла бы рассказать тебе кое-что, дорогая бабушка, от чего у тебя глаза полезли бы на лоб! Как бы тебе понравилось, к примеру, лежать с демоном, хвост которого у тебя между ног? Или подержаться за эту штуковину, о чем ты наверняка только мечтала в своих тайных, нехристианских снах? Нет, в данном случае я считаю, что в свои четырнадцать лет знаю о вожделении больше, чем ты. Тебе известно, о ком я тоскую каждый вечер перед сном? О маме и папе? Да, и о них тоже. Но знаешь, кто научил меня испытывать дикое наслаждение во время запретных действий под одеялом? Да, бабушка, это был мой маленький демон! И он теперь уже вовсе не маленький. Он зажег во мне страсть, когда мы жили с ним в моей комнате, мне хочется снова вернуться туда, я даже не подозревала о том, что так сильно привязана к нему. Теперь я это хорошо понимаю, и я больше всего боюсь, что мама поселит в моей комнате какого-нибудь случайного гостя. Что, если это будет молодая, красивая девушка? Конечно, она не сможет увидеть моего Тамлина, его вижу только я, внучка Люцифера, но он-то ее увидит! Что, если она понравится ему? Ты знаешь, что такое ревность, бабушка? Ты знаешь, как она разрывает тебя на куски день за днем? И все это – из-за какого-то демона!

Так что не говори мне о вожделении мужчин, бабушка, ты в этом ничего не понимаешь!»

В тот год, когда Ванье исполнилось пятнадцать, она решила поехать домой на летние каникулы. Но ей не разрешили. Бабушка находила ее упрямой, хотя это было совсем не так – просто она пару раз спокойно высказала свое мнение. Бабушка не пожелала отпускать ее домой. Она решила держать ее при себе, пока Ванья не станет образцовым ребенком – послушным, покорным и покладистым, как овечка, с головой, полной моральных принципов, нетерпимым к земным грехам и грешникам.

Ванья пришла в бешенство. Разумеется, она дала волю чувствам в своей комнате, на людях же ее лицо было мертвенно-холодным и бесчувственным, что вполне устраивало бабушку. Ее застывшая улыбка никого не могла задеть за живое. Но когда она бывала одна, она плакала от тоски по дому – и это касалось не только Тамлина, вовсе нет! Ей было очень плохо у бабушки, ей так хотелось снова увидеть своих любимых родителей, бабушку и дедушку, Бенедикту, Малин, Пера и Кристоффера. Правда, Кристоффер уже не жил дома, он учился на врача. Она так надеялась на летние каникулы! Ей так хотелось попасть домой, вздохнуть свободно, уговорить маму не отсылать ее больше в Трон-дхейм – но теперь всему этому не бывать.

Когда пришло известие о смерти дедушки Вильяра, Ванья была просто уничтожена этим. Ей не разрешили даже поехать домой на похороны, потому что она уже не могла попасть туда вовремя, так что и ехать было бессмысленно, как сказала бабушка. Дедушка! Ее добрый дедушка Вильяр умер, его больше нет, а бабушка Белинда прикована к постели и требовала постоянного ухода. Оба они, конечно, не настоящие родственники Ваньи, ее бабушкой и дедушкой были Сага и Люцифер, но никто так не заботился о растущем без отца ребенке, как Хеннинг и его родители. Она даже не попрощалась с дедушкой Вильяром! Эта мысль была для нее невыносимой.

В летние дни Ванья частенько удирала из дома рано утром, когда бабушка еще спала. Ей хотелось быть самой собой, а днем ей этого не позволяли. Днем она получала на каждом шагу наставления: сделай то-то и то-то, этого делать нельзя, так не ведут себя, держи молитвенник в левой руке, чтобы легче было приветствовать собравшихся в церкви людей… Она должна была посещать кафедральный собор в Нидаросе. Она сидела и осматривала своды потолка во время скучнейших проповедей, тайком посматривала на монаха возле галереи, и один раз ей даже показалось, что она видит под коричневым капюшоном пару злобных глаз…

Самым лучшим временем дня для нее было утро. Утро было для нее единственным крошечным оазисом в бесконечной пустыне наставлений и благочестивых поступков.

Около четырех-пяти часов утра она выходила из дома и гуляла по берегу Трондхеймского фьорда. Она надеялась, что сможет так залечить свои душевные раны. В пятнадцать лет человек всегда торопится.

Во время одной из таких ранних прогулок она увидела женщину на берегу.

Она шла на порядочном расстоянии впереди Ваньи.

Но она шла так медленно, что было не трудно догнать ее при желании. Но у Ваньи такого желания не было. Ей хотелось идти одной.

Женщина была на вид неуклюжей и явно не казалась радостной и счастливой. Она так безнадежно волочила ноги, словно ничто в мире больше не трогало ее, словно скорбь целиком овладела ею. Одета она была как большинство людей в этой местности: длинная юбка и легкий летний плащ. Подойдя к ней поближе, Ванья заметила, что причесана она очень небрежно, судя по всему, без зеркала.