Дети блокады - Михаил Сухачев

Валерка на четвереньках стал медленно сползать вниз. Он уцепился за ногу друга и, лежа на животе, оттащил его подальше от края крыши. В темноте стали видны искры на тлеющем ватнике Виктора, едко пахло жженой ватой. На безопасном расстоянии Витька развернулся, и теперь они уже вместе выбрались на самый верх.

– Ребята, мне страшно-о! – заныла в окошке Эльза. – Мама, наверное, беспокоится.

– Пошли. Руки обжег – болят, – тихо сказал Витька.

– Ты что, руками сбросил? – испуганно спросила Эльза.

– Ну чего ты глупые вопросы задаешь? – возмутился Валерка. – У него же клещей не было.

Пока спускались, Валерка с восхищением рассказывал, как смело действовала Эльза. Понимал ли Валерка, как приятно Витьке это слышать? Скорее всего, нет. Просто у него сейчас была потребность выговориться. А Витька думал о том, что Валерка настоящий друг.

Александра Алексеевна возмутилась грязным, оборванным видом сына, но, глянув на его страдальческое лицо, спохватилась:

– Ты что? Что случилось?

Витька протянул ладони, покрытые огромными белыми волдырями. На левой руке на пузырях остались даже бурые следы обгоревшей краски.

– Ой, мне плохо-о, – тихо простонала Эльза, увидев Витькины руки.

– Ну, ну, потерпи, сынок! Сейчас мы тебя полечим, – засуетилась мать.

И от внимания к нему вечно занятой матери Витьке сделалось легче. Даже как будто перестало жечь ладони.

Глава 8

Как-то Анна не пришла ночевать, но это никого не удивило: она и раньше по неделям не появлялась. Но на следующий день на санитарной машине приехал мужчина и рассказал, что в их госпиталь на Суворовском проспекте вчера попало две бомбы, погибло несколько сот человек.

Мать вскрикнула:

– Что с Анной?!

– Она ранена. Тяжело, в легкое, – поспешил тот с объяснениями. – Но мы сделаем все, что в наших силах. Понимаете, Аня… ну, она для меня… Она ассистировала мне…

– Мы поедем к ней, – снова перебила его мать.

– Простите, но к ней нельзя. То есть не только к ней – в госпиталь никого не пускают. Там страх что творится: еще не всех откопали, разрушения, пожар.

– Что же нам делать? – отрешенно спросила мать, опускаясь на стул.

– Ждать и надеяться на благополучный исход. При первой возможности я приглашу вас навестить Анну. И еще… мне, право, неудобно, но, сами понимаете, такой порядок…

– Карточки, что ли? – догадалась мать.

– Да, знаете, сестра-хозяйка требует. Ее тоже можно понять…

Перед сном Александра Алексеевна молилась дольше обычного. Витька насторожился. Сотни раз слушая ее молитвы, он почти наизусть знал слова, не вникая в их смысл. С тех пор как двое сыновей уехали на фронт, мать в молитве просила Бога сберечь их от гибели. После отъезда близнецов с эвакуированным заводом в молитвах стали звучать и их имена, и новые просьбы к Господу не оставить их без милости. Сегодня молитва добавилась просьбой спасти жизнь дочери Анны.

Наутро, чуть свет, мать ушла в церковь, но вернулась позднее обычного. Угадав причину ее задержки, Галя спросила:

– Как самочувствие Ани?

– К ней не пускают. Говорят, плоха. Одна надежда на Господа…

Не прошло и трех дней, как добавились новые волнения. От близнецов пришло письмо не с Урала, а с фронта, куда они сбежали. Саша уже учился в полковой школе танкистов, а Лена служила в штабе связисткой. В конверте лежала фотография, на которой они запечатлены в военной форме. На голове Саши был черный шлем, закрывающий почти половину лица.

Александра Алексеевна долго смотрела на серьезные исхудавшие лица детей, потом тихо сказала:

– Совсем отбились от рук!.. Где мне в одном сердце найти на всех места для переживаний? О матери не думают.

Витька был в восторге от письма и особенно от фотографии. Не по размеру большой черный шлем на голове брата сразил его наповал. Мечта попасть на фронт поднялась новой могучей волной, рождая мысли о побеге из дома, одну авантюристичнее другой. Теперь он знал, что на фронте будет только танкистом, хотя раньше мечта о разведке казалась непоколебимой. Во сне и наяву он несся теперь на своем танке по лесам и болотам, городам и селам, давя фашистские пушки, машины, повозки…

Вскоре уже весь двор знал, что неразлучные близнецы Саша и Лена Стоговы на фронте. От десятков грязных шершавых мальчишечьих рук фотокарточка совсем истрепалась. Воюют, а всего-то на пяток лет старше, вместе в войну играли…

«Огнеопасная» дружина собралась во дворе Витькиного дома, и все быстрым шагом направились в штаб МПВО. После тушения последней бомбы и ожога рук Виктор шел в штаб МПВО гораздо увереннее, чем раньше. Да, на счету ребят уже были участие в раскопке завалов и даже спасение женщины, оказавшейся под руинами дома, девять погашенных зажигалок, которые теперь они несли в мешке.

Эльза красиво переписала список в том порядке, как ей продиктовал Витька, и против фамилий отличившихся мальчишек поставила красные крестики.

…Грановича они едва узнали. На его голове была плотная повязка из бинтов, а левая сторона лица оплыла и отливала иссиня-желтым цветом. Левая рука покоилась под гимнастеркой, а рукав подоткнут под ремень.

Почти перед самым кабинетом Витька подумал, как продемонстрирует этому насмешнику свои впечатляюще забинтованные руки. Но теперь, увидев Грановича, растерялся и спрятал руки за спину.

– А, Гавроши! – Гранович улыбнулся, отчего лицо его как будто раздвоилось.

Правая часть лица улыбалась. Это подчеркивали морщинки у глаз и губ. Левая из-за опухоли исказилась: половина рта потянулась вверх.

Гранович заметил испуганное удивление на лицах ребят.

– Вот так-то! Но могло быть и хуже. Осколком садануло – руку изувечило, содрало кожу с головы, срезало ухо. А вы, значит, пришли проситься в активные защитники? И вас не пугает это? – Он показал рукой на свою голову.

– А чего нам проситься, мы уже, – уверенно ответил Витька и, повернувшись к ребятам, сказал: – Высыпайте.

Те вытряхнули остатки бомб прямо на стол.

– У нас тоже есть пострадавшие, – выступила вперед Эльза. – Витька, покажи, – и потянула друга за рукав.

– Да ладно ты… – недовольно пробурчал Витька, но соблазн показать забинтованные руки и этим сблизиться с Грановичем был велик, и он медленно, словно нехотя, вытащил из-за спины руки. – Так, ерунда, малость обгорели при тушении «зажигалки».

– Да вы уже обстрелянные! Впрочем, есть решение оформить вас как отряд самообороны при жэке. – Гранович достал из ящика стола лист и положил перед собой. – Подержи, пожалуйста, – попросил он Эльзу.

Эльза держала лист, и Гранович стал быстро читать:

– «Командиру участка МПВО. Зачислить бойцами группы самозащиты Воронежского жэка ребят в количестве 12 человек по прилагаемому ниже списку… Командиром отряда назначается…» – продолжил читать Гранович и замолк. – Запамятовал твою фамилию, – обратился он к Витьке.

– Стогов, – ответил Виктор и при этом вспомнил, что «запамятовать» фамилию Гранович никак не мог: при первой встрече, обиженный, он так и не назвался.

– «…Обеспечить, – продолжал Гранович, – военное обучение по программе ПВХО[16] и оказания первой медицинской помощи. Снабдить санитарными сумками с перевязочным материалом и другим полагающимся инвентарем. Включить в графики дежурства на санпостах в убежищах, на крышах, а также проверки светомаскировки и на других объектах с учетом возрастных возможностей. Начальник МПВО Московского района…» – И Гранович поставил витиеватую подпись. – Помните, ребята, вас включили отнюдь не в пионерскую игру. Здесь ранят и убивают не понарошку. Вы стали бойцами армии МПВО, а чем в главном армия отличается от гражданских организаций? – задал Гранович вопрос и глянул выжидательно на Витьку.

– Военной формой! – выпалил Стогов.

– Правильно, но не главное… – Гранович по очереди стал переводить вопрошающий взгляд с одного мальчика на другого.

– Оружием.

– Общим питанием.

– Все живут в казарме, – гадали ребята.

– Нет, братцы. Самое главное – это дисциплина, строгая и обязательная для всех, от наркома обороны до рядового красноармейца.

В армии нет слов «не хочу», «не буду». Поэтому то, что вам скажут ваши командиры, закон. Ну, желаю успеха! Я буду лично следить за вашей работой.

Теперь вместе ребята собирались только на занятия в красном уголке жэка. А после сдачи норм их распределили по взрослым группам самозащиты, и Витька стал полководцем без войска. Но его это не огорчало, потому что он занимался серьезным делом, а кроме того, на все задания ходил в окружении своей верной тройки с «огнеопасными» фамилиями. О делах остальных ребят своего отряда он все знал. Например, Сенька Фуражин и Толик Красин выследили сигналыцика-диверсанта. Свистками призывая взрослых, они преследовали его до насыпи железной дороги в конце Боровой улицы, где он был схвачен военным патрулем. Враг даже стрелял в ребят. Но они не струсили, когда раздались выстрелы. Об их подвиге был выпущен листок в стенной печати районного штаба МПВО.