Сплетение (ЛП) - Хизер Диксон

В спешке Азалия забыла одеть плащ. Ледяной дождь насквозь промочил ей одежду и волосы, но она не обращала внимание на озноб. Кровь, бурлящими потоками, разливалась по ее венам, не подпуская холод.

Порт располагался неподалеку. Все судна входили в доки и вели торговлю там же — на реке Ализарин, протекающей через весь город. По мере приближения Азалии к пристани, скупой свет фонарей становился все ярче. К тому времени она уже упустила поводья, теперь беспокойно свисающие, и что есть силы вцепилась в гриву Теккери. На деревянных планках из-под копыт коня вылетали комья мокрого снега.

Невзирая на ненастную погоду, в порту кипела жизнь. Десятки рабочих заводили промокших лошадей на помосты, после чего кран переносил на корабль обвязанный сетками груз. Вдыхая запах старого сырого дерева, Азалия сначала увидела Фейрвеллера в нескольких шагах от нее, а потом услышала Короля, громким голосом раздающего указания. Петляя, она протиснулась сквозь толпы кавалеристов и лошадей.

— Сударь! — закричала Азалия. Приближаясь к Королю, она пустила своего скакуна легким неказистым галопом, но потеряла равновесие и выпала из седла, как раз в тот самый момент, когда Теккери поравнялся с Диккенсом. Падая, она ухватилась за сумку, перевешенную через круп Диккенса, и по металлическому звону выпавшего из нее предмета, поняла, что это был серебряный меч.

Его незаточенное лезвиe было покрыто вмятинами и пятнами, на рукояти нанесен клеточный узор, и обычно он хранился в футляре в портретной галлерее. Поскольку меч принадлежал еще Гарольду Первому и имел историческое значение, Король брал его с собой на парады или когда предстояло произнести речь. Ничего удивительного, что также это оружие берут с собой на войну.

— Азалия! — две сильные руки подхватили ее, уберегая от падения на мокрый деревянный настил, развернули на сто восемьдесят градусов, и Азалия оказалась лицом к лицу с Королем, его выражение было очень обеспокоенным. — Бога ради! На тебе даже плаща нет.

— Не подумала, — сказала Азалия, осознавая, что ее трясет. Ее насквозь промокшее черное платье прилипло к телу.

Король расстегнул свой плотный плащ, снял его и накинул Азалии на плечи. Она едва не пошатнулась под его тяжестью. Затем Король поднял меч с планок и внимательно изучил его, хмурясь при этом.

— Ты его поцарапала. — перед тем, как спрятать его обратно в ножны, Король показал дочери крошечную тонкую черточку. — Это государственная собственность, Азалия. И вообще — зачем ты здесь?

— Вы уезжаете, — содрогаясь от холода, сказала Азалия. — Вы даже не попрощались! Девочки...

Чьи-то громкие возгласы прервали ее, люди кричали Королю о необходимости разделения войск и припасов. Запах мокрых лошадей, раздаваемые Королем оглушительные приказы, скрип реек и копыт на планках — все это было чуждо Азалии. Она крепко вцепилась в отвороты плаща и слова, бурлящим потоком, соскочили с губ.

— Вы не можете уехать сейчас! — воскликнула она. — Правило номер двадцать один! У нас есть правила!

Король повернулся к ней, его красивая красная форма почернела от дождя. Сверкнула молния, отбрасывая грозные тени на его лицо.

— Я не могу бросить здесь людей, Азалия! Они нуждаются в своем генерале.

— Если вы не приедете, — продолжала Азалия, — девочки решат, что вы... что вы не... пожалуйста, сударь, вам необходимо вернуться и попрощаться!

— Министр Фейрвеллер, — позвал Король. — Министр, сопроводите Азалию обратно во дворец. И, ради всего святого, проследите, чтобы она не свалилась!

В следующий миг Король усадил Азалию на спину Теккери и передал поводья Фейрвеллеру, сидевшему верхом на своей белоснежной кобыле — ЛедиФейр.

Азалии показалось, что внутри нее кипит чайник, обжигая ей пальцы, сдавливая горло и вызывая головокружение. Фейрвеллер уводил ее все дальше от доков, она смотрела как впереди подпрыгивал хвост ЛедиФейр. К счастью, Фейрвеллер не пытался завести разговор.

Гнев, наполняющий Азалию, был таким пронзительным и таким яростным, что она уже не контролировала себя. Не успел Фейрвеллер довести ее до булыжной мостовой, как она, наклонившись вперед, вырвала повод из его рук.

— Сударыня! — только и произнес министр, когда она пустила лошадь галопом, удаляясь от него.

— Ах так! — закричала Азалия сквозь падающие ледяные капли, когда копыта вновь застучали по дереву. — Ну ладно! — Возле Короля она резко остановилась, Теккери заскользил.

Король перевел взгляд с поводьев в его руке на Азалию. Сначала он удивился, потом нахмурился.

— Азалия... — начал он. Азалия перебила его.

— Вам известно, как много мы думали о вас! Вы могли хотя бы... хотя бы вести себя так, будто вам не все равно!

Она стянула с плеч его плащ и скомкала его в мокрый тяжелый клубок.

— Нам стыдно, что мы питали глубокую привязанность к человеку, совсем не заслуживающего этого. Если мы не нужны вам, что ж... ладно! Вы нам тоже не нужны!

Со всей силы она бросила плащ в Короля. Насквозь пропитанный водой, он упал на платформу всего лишь в футе от нее.

— Прощайте! — крикнула она.

Она рывком развернула Теккери и пустила его быстрым галопом — подальше от порта, по скользким улицам обратно во дворец. От необъяснимой эйфории у нее горели пальцы и щеки, она почти смеялась, испытывая зловещее головокружение.

Все же, когда Теккери довез ее до ворот дворца, пламя внутри потускнело до унылого пульсирования, а головокружение обернулось болью. Она вновь развернула лошадь и взглянула на серебряную гладь реки, тонкими лучиками подсвеченную портовыми фонарями. Тяжелые капли дождя стекали по ее лицу.

— Прощайте, — повторила она.

ГЛАВА 6

— Мастерски! — засмеялась Матушка. — Ты гораздо лучше, чем я! Вверх, выше, выше. Очень хорошо! Дамские плащи — в библиотеку, мужские шляпы в...

— В вестибюль. Да, я помню, — Азалия разгладила свои юбки.

— Замечательно. Мужчины будут сходить по тебе с ума.

— Я очень хочу, чтобы ты смогла прийти, — сказала Азалия.

— Твой отец придет.

— Не придет. Он будет здесь с тобой. А мне придется танцевать с ужасным Фейрвеллером.

— Что, прости?

— Боже мой. Снова этот сон! — простонала Азалия и проснулась.

Некоторое время она рассматривала ниспадающий над головой навес балдахина, ее волосы каштановыми завитками раскинулись на подушке.

Сон! Она не видела его уже, по крайней мере, недели три и думала, что больше не увидит. Поначалу — три месяца подряд — он снился ей, чуть ли не дважды в неделю, и всегда казался столь реальным, что она могла почувствовать, как от Матушки пахнет бисквитным кексом на яичных белках, лекарствами и детской мазью, а рядом с ее креслом ощутить исходившее от огня тепло. Конечно, Азалия предпочла бы сновидения о пикниках и поездках на ярмарку, а вовсе не о том, как Матушка испытывала невыносимую боль в предсмертный час. Азалии претила мысль о ее страданиях.