Дело с телом - Марина Серова

Рассуждая таким образом, я подъехала к дому, в котором имел счастье или несчастье проживать Олег Камышин — друг, должник, а возможно, и виновник смерти Валентина Арсеньевича Клюжева. Типичный неудачник к тому же. Только вот в каком облике перед ним предстать?

Если я явлюсь без легенды или в качестве представителя милиции, мне не будут доверять. Зато ответят на мои вопросы с предельной честностью, особенно на те из них, которые возможно проверить. Если же я придумаю любую другую причину для визита к Камышину, он может со спокойной совестью просто послать меня куда подальше и захлопнуть дверь перед моим носом.

Что ж, такова судьба — из двух зол выбираем меньшее. Снова сегодня меня выручат мои давным-давно просроченные милицейские корочки.

Я оставила машину во дворе и, провожаемая удивленными взглядами старушек, прошла в подъезд. Дом был не из плохих — в прекрасном районе, с кодовым замком на входной двери. В ней, правда, был сломан замок, но от этих реалий современной жизни никуда не деться. Правда, консьержки в доме не было, охранников тоже. Да и стены носили на себе отпечаток не слишком изысканной дворовой культуры.

Лифт, естественно, не работал, и я искренне пожалела старушек, вынужденных пешком подниматься на верхние этажи. Самой мне это сложности не составило — я преодолела восемь лестничных пролетов за минуту-две, не больше. И сразу позвонила в дверь шестьдесят девятой квартиры, в которой проживал Камышин.

Дверь мне открыл мужчина с заметной лысиной, несколько обрюзгший, лет сорока с небольшим.

— Здравствуйте, — вежливо сказала я. — Могу я видеть Олега Камышина?

— Это я, — сказал мужчина. — А вы кто?

Я продемонстрировала удостоверение и сказала:

— Из милиции. Олег…

— Геннадьевич, — неуверенно улыбнулся он мне.

— Я бы хотела с вами поговорить. Вам удобно сейчас?

— Конечно, входите, пожалуйста. Татьяна…

— Александровна, — представилась я спокойно.

— А в чем дело? Я не понимаю, почему мной заинтересовалась милиция, — удивленно вопрошал Камышин.

Мы вошли в зал — большую квадратную комнату с красивыми обоями на стенах, но обставленную потертой мебелью. Квартира была не из дешевых — удобной планировки, с большими комнатами и кухней. Но содержал ее Камышин просто в отвратительном состоянии. Я, конечно, тоже не блещу особой чистоплотностью, но, по крайней мере, распихиваю все лишнее по шкафчикам, чтоб не валялась вся одежда где ни попадя. И иногда, в свободное от работы время, делаю генеральную даже уборку. Здесь же царил полный бардак. Видимо, Камышин уловил на моем лице не очень приятное выражение, потому что он смущенно посмотрел на меня и произнес, чуть ли не покраснев:

— Вы извините, у меня здесь ужасно неприбрано.

Здорово сказано — неприбрано у него! Кучи пивных бутылок, старенький компьютер, сиротливо стоявший на подоконнике, крышки и пробки от всевозможных вин, столовые приборы, смятая и не очень чистая одежда, постельное белье — все валялось на потертом ковре.

— Ничего страшного, — улыбнулась я спокойно. — Нам нужна ваша помощь, — произнесла я через мгновение, сменив тон на уверенно-деловой.

— Чем я могу быть полезен? — сразу подтянулся Олег Геннадьевич.

— Скажите, вы были знакомы с Валентином Арсеньевичем Клюжевым? — спросила я.

— Да, конечно. Сегодня узнал, что Валька умер. Это правда?

Спокойствие Камышина мне лично казалось неправдоподобным. Я кивнула и заметила:

— Мне очень жаль.

— Мне тоже, — устало улыбнулся Камышин, сморгнув. Глаза его странно увлажнились.

— В каких отношениях вы были с Валентином Арсеньевичем? — поинтересовалась я.

— Ну-у… — неуверенно замычал мой собеседник. — Мы приятельствовали. Да, пожалуй, так. На филфаке в свое время вместе учились. Только Валька в газету пошел, а я — так… В школе попахал — надоело.

Значит, в школе тебе надоело и ты решил податься в бизнес? Но прогорел. Интересно.

— Нам известно, что вы брали крупную сумму в долг у Клюжева.

— Да, — недоуменно вскинул брови мужчина. — Да, я брал. Но все еще не отдал, — добавил он, благоразумно не дожидаясь дальнейших вопросов.

— У вас были конфликты с Клюжевым?

— Н-нет, мы довольно мирно общались, — ответил Олег Геннадьевич. — Нам делить особо нечего.

— А деньги? — логично спросила я.

— Ну, Валентин знал, что, когда у меня будут, — обязательно верну, — оправдывался Камышин. — Понимаете, я никогда не присваивал ничего чужого.

— Почему вы не смогли вернуть долг? — полюбопытствовала я.

— Татьяна Александровна, я хотел основать свой бизнес. Заняться торговлей. К несчастью, я не учел нескольких факторов. Во-первых, я филолог, человек, далекий от предпринимательства. Во-вторых, конкуренция. Все давно закуплено и разобрано, — пояснил он. — Поэтому я и прогорел.

— Следовательно, деньги пропали.

— Да, вот именно! — тяжело вздохнул Камышин.

Я огляделась. На подоконнике рядом с компьютером стояло еще одно нелепое в этой обстановке средство цивилизации — телефон. Его-то мне и надо.

Тут внезапно я усиленно закашлялась, обхватила горло ладонью — вот-вот в обморок упаду от остановки дыхания. И прохрипела:

— Не могли бы вы принести воды?

Получилось у меня нечто невнятное, но, по-моему, то, что требуется. Потому что Камышин потрусил из комнаты, и я услышала, как зашумел кран. Искренне надеясь, что времени на мое тайное дело будет достаточно, я одним прыжком преодолела пространство, отделявшее от меня телефон. Открутив мембрану, я ловко впечатала в аппарат заранее приготовленный «жучок» и все вернула на свое место. Надо сказать, задача была не из легких — мне ужасно мешал собственный кашель.

— Вот, выпейте воды, — совершенно неожиданно появился сзади Олег Геннадьевич и удивленно уставился на меня — я стояла у окна, опершись рукой на подоконник. Телефонная трубка, кажется, еще хранила тепло моей ладони.

Я отпила воды из на удивление чистого стакана и сказала:

— Спасибо. Я решила подышать свежим воздухом, вы не против? Извините, что доставила вам хлопоты.

— Ну что вы, Татьяна Александровна, ничего страшного, — натянуто улыбнулся Камышин. — У вас есть еще вопросы?

— Валентин Арсеньевич случайно не говорил вам, что опасался кого-то? Не замечали ли вы в его поведении странностей в последнее время?

— Нет, все как обычно, — уверенно ответил Камышин.

— Спасибо, до свидания, — наконец попрощалась я и отправилась в машину. Теперь следовало катализировать процесс. И на этот счет у меня появилась идея.

Заведя машину, я отправилась к Клюжевой. Жила она в просторной и очень уютной квартире, в которой даже теперь, когда у женщины вряд ли возникает желание убираться, царил идеальный порядок.

— Татьяна! Почему вы не позвонили? Вы что-то узнали? — рассыпалась в словах вдова, едва увидев меня на пороге.

— Аня, у меня к вам небольшая просьба. Я на минуту, особых сведений пока нет.

— Может быть, все же зайдете? Чаю попьем.

Я задумалась. В принципе, на кой черт мне ехать обратно, чтобы прослушивать разговор Камышина на месте, если «жучок» я прекрасно смогу поставить и здесь? В трубку телефона Клюжевых. Только потом все равно придется отправиться туда — мало ли какую реакцию у Олега Геннадьевича вызовет мой планчик.

— Да, с удовольствием, если я вас не обременю, — согласилась я, сбрасывая с ног туфли — на этот раз на низких каблуках. Вот так приходится жертвовать частицей внешней привлекательности ради удобства! Я бы с удовольствием нацепила кроссовки, но, полагаю, сотрудник милиции в спортивной обуви — это уже слишком.

— Так о чем вы хотели меня попросить? — поинтересовалась Анна Владимировна, проводив меня на кухню. Небольшое помещение казалось неожиданно просторным — у стены стоял узкий столик, а противоположная была занята лишь раковиной и плитой.

Клюжева, усадив меня на удобную, обитую дерматином табуретку, сразу засуетилась. Она поставила на плиту чайник, повернулась ко мне, спросила:

— Вам чай или кофе?

При этом Клюжева повертела перед моим носом совершенно несоблазнительной баночкой «Глобо». Вообще терпеть не могу растворимого кофе, пью его только в самых крайних случаях, и то лишь определенной марки. Содержимое этих баночек хоть отдаленно походит на кофе. Поэтому я решительно предпочла чай.

Анна Владимировна кивнула и засновала по кухне туда-сюда, нарезая хлеб, выуживая из холодильника сыр и колбасу, нарезанные тонкими, почти прозрачными ломтиками, доставая из духовки печенье. Потом повернулась ко мне, опустила руки и выдохнула:

— Танечка, вы извините, что я суету поднимаю. Просто я так устала одна! Все думают, что сейчас мне никто не нужен. Почему-то считается, что переживать горе надо в одиночку. Какое же это заблуждение! — всплеснула руками несчастная женщина. — Надо, чтобы хоть изредка рядом был кто-то, о ком можно позаботиться!