Дети судьбы - Джеффри Арчер

— Коррупции, сэр?

— Да, Нат, коррупции. Заметьте, в пьесе — три женские роли: прекрасная Оливия, ваш двойник Виола и склочная Мария, и все они влюблены в Себастьяна. — Нат всё ещё молчал. — И, — продолжал мистер Томпсон, выбрасывая последний козырь, — моя коллега в школе мисс Портер предложила мне в субботу взять туда с собой мальчика читать мужские роли во время прослушивания. О, я вижу, вы наконец заинтересовались.

— Ты веришь, что можно всю жизнь любить только одного человека? — спросила Энни.

— Если повезёт и найдёшь человека, который тебе действительно подходит, то почему нет? — ответил Флетчер.

— Боюсь, что когда ты осенью поступишь в Йель, тебя будет окружать множество умных и красивых женщин, и я по сравнению с ними поблекну.

— Ничего подобного, — сказал Флетчер; он сел рядом с ней на диван и обнял её за плечи. — Они быстро узнают, что я люблю кого-то другого, и когда ты поступишь в Вассар, они поймут, почему.

— Но это будет ещё через год, — сказала Энни, — и к тому времени…

— Шшш… Ты не заметила, что любой мужчина, с которым ты встречаешься, сразу же начинает ревновать тебя ко мне?

— Нет, не заметила, — честно ответила она.

Флетчер взглянул на девушку, в которую он влюбился, ещё когда у неё были ортодонтические скобы на зубах и плоская грудь. Но даже тогда он не мог не восхищаться её улыбкой, её чёрными волосами, унаследованными от ирландской бабушки, и голубыми глазами — напоминанием о шведских предках. А теперь, четыре года спустя, время добавило ей стройную фигуру и ноги, которые заставили Флетчера благодарить новую моду на мини-юбки.

— Ты знаешь, что половина девушек нашего класса — уже не девственницы? — спросила она.

— Да, Джимми мне говорил.

— А уж он-то знает. — Энни помедлила. — В будущем месяце мне стукнет семнадцать, а ты ни разу не предложил…

— Я думал об этом много раз, честное слово, — сказал Флетчер, и она подвинулась к нему, так что его рука коснулась её груди. — Но когда это случится, я хочу, чтобы это принесло радость нам обоим и чтобы не было никаких сожалений.

Энни положила руку ему на бедро.

— У меня никаких сожалений не будет, — сказала она.

— Когда должны вернуться твои родители?

— Примерно в полночь. Они поехали на одну из этих бесконечных церемоний, которые так любят политики.

Энни начала расстёгивать блузку. Флетчер не шевелился. Расстегнув последнюю пуговицу, она сбросила блузку на пол.

— Твоя очередь, — сказала она.

Флетчер быстро расстегнул рубашку и отбросил её в сторону. Энни встала, повернувшись к нему лицом, изумлённая своей внезапной властью над ним. Она медленно спустила «молнию» на юбке, подражая Джули Кристи в фильме «Дорогая».[15] Как и мисс Кристи, она не заботилась о нижней юбке.

— Твоя очередь, — снова сказала она.

«О Боже! — подумал Флетчер. — Я боюсь снять брюки!» Он сбросил ботинки и носки.

— Ты жульничаешь! — возмутилась Энни.

Она сняла туфли ещё тогда, когда Флетчер не знал, что она имеет в виду. Он медленно снял брюки, и Энни рассмеялась. Флетчер скосил глаза вниз и покраснел.

— Приятно знать, что это из-за меня, — сказала Энни.

— Можете ли вы сосредоточиться на тексте, Нат? — спросил мистер Томпсон, не стараясь скрыть сарказм. — Начните со слов «Но вот она сама сюда идёт».

Даже одетая в школьную форму, Ребекка выделялась среди остальных девушек, которым мистер Томпсон устраивал пробу. Высокая, стройная, со светлыми волосами, спадавшими на плечи, она излучала уверенность в себе, которая завораживала Ната, и он немедленно среагировал на её улыбку. Когда она улыбнулась ему в ответ, он отвернулся, смущённый тем, что, возможно, смутил её. Он знал только её имя.

— Что значит имя? — спросил он.

— Это не из той пьесы, Нат. Ещё раз!

Ребекка Армитэдж ждала, пока Нат, запинаясь, произнёс:

— «Но вот она сама сюда идёт».

Ребекка удивилась, потому что раньше, когда она стояла в стороне и слушала его, он говорил очень уверенно. Она взглянула на свой текст и прочла:

— «Прошу, не осуждай мою поспешность.Но если ты в своём решенье твёрд,Святой отец нас отведёт в часовню:Там под священной кровлей перед нимТы поклянёшься соблюдать мне верность,Чтоб наконец нашла успокоеньеРевнивая, тревожная душа.Помолвку нашу сохранит он в тайне,Пока ты сам не скажешь, что пораНам обвенчаться, как пристало мнеИ сану моему. Ведь ты согласен?»[16]

Нат молчал.

— Нат, ваша реплика, — подсказал мистер Томпсон. — Дайте Ребекке возможность произнести ещё несколько строк. Я признаю, что восхищённый взгляд весьма эффективен и может сойти за актёрскую игру, но ведь мы репетируем не пантомиму. Один или два зрителя, может быть, даже захотят услышать знакомые им строки мистера Шекспира.

— Да, сэр; простите, сэр, — сказал Нат и вернулся к тексту:

— «Да, я готов произнести обетИ быть вам верным до скончанья лет».

— «Идёмте, отче. Небеса так ясны,Как будто нас благословить согласны»,

— произнесла Ребекка.

— Благодарю вас, мисс Армитэдж, это — всё.

— Но она чудесно играла, — сказал Нат.

— О, вы можете произнести целую строчку, не запинаясь, — сказал мистер Томпсон. — На последней стадии подготовки это меня утешает, но я не знал, что вы хотели не только играть главную роль, но быть и режиссёром. Однако, Нат, мне кажется, что я уже решил, кто будет играть Оливию.

Нат проводил глазами Ребекку, которая быстро сошла со сцены.

— А как насчёт Виолы? — спросил он.

— Если я правильно понимаю сюжет пьесы, Нат, Виола — это ваша сестра-близнец; а к сожалению — или к счастью — Ребекка совершенно не похожа на вас.

— Тогда Мария, она превосходно сыграет Марию.

— Наверняка, но Ребекка — слишком высокого роста, чтобы играть Марию.

— А вы не подумали, что Фесте можно превратить в женщину?

— Нет, честно говоря, Нат, я об этом не подумал — отчасти потому, что у меня нет времени заново переписывать всю шекспировскую пьесу.

Нат не заметил, что Ребекка спряталась за колонну, пытаясь скрыть своё смущение, пока он упорно продолжал нести чепуху.

— А как насчёт служанки в доме Оливии?

— Что насчёт её?

— Ребекка может быть превосходной служанкой.

— Я уверен, что может, но она не может играть Оливию и одновременно быть её служанкой. Кто-то в публике может заметить… — Нат открыл рот, но ничего не сказал. — А, наконец-то молчание, а то я было думал, что вы за одну ночь хотите переписать пьесу заново, чтобы Оливия участвовала ещё в нескольких сценах с Себастьяном, о чём мистер Шекспир даже не подумал. — Нат услышал смешок из-за колонны. — Хотите ещё кого-нибудь предложить на роль служанки, Нат, или я могу продолжать распределять роли в пьесе?

— Простите, сэр, — сказал Нат. — Простите.

Мистер Томпсон вспрыгнул на сцену, улыбнулся Нату и прошептал:

— Если вы собирались изображать неприступного, то из этого ничего не вышло. Вы показали, что доступны, как проститутка в казино Лас-Вегаса. Я уверен, вам интересно будет узнать, что в будущем году мы будем ставить «Укрощение строптивой», и это вам подошло бы куда больше. Родись вы на год позже, ваша жизнь была бы совсем другой. Однако желаю удачи с мисс Армитэдж.

— Этого ученика следует исключить, — сказал мистер Флеминг.

— Но, сэр, — сказал Флетчер, — Пирсону всего пятнадцать лет, и он сразу же извинился перед миссис Эплъярд.

— Я ничего другого и не ожидал, — сказал священник, который до того ни разу не высказал своего мнения.

— И во всяком случае, — сказал директор, поднимаясь из-за своего стола, — вы можете себе представить, как это повлияет на школьную дисциплину, если станет известно, что кому-то сошло с рук оскорбление жены учителя?

— Значит, слова «проклятая женщина» решат всё будущее мальчика?

— Это — следствие дурных манер, — сказал директор. — И, по крайней мере, мы будем уверены, что он усвоил этот урок.

— Но что он усвоит? — спросил Флетчер. — Что никогда в жизни нельзя выругаться?

— Почему вы так яростно защищаете этого мальчика?

— Это совет, который вы нам дали в своей первой лекции, сэр: вы сказали, что не встать на защиту несправедливо обиженного — это трусость.

Мистер Флеминг посмотрел на священника, который ничего не сказал. Он хорошо помнил эту свою лекцию. Он повторял её каждому новому начальному классу.

— Можно мне задать вам дерзкий вопрос? — спросил Флетчер, поворачиваясь к священнику.