Война и мир в отдельно взятой школе - Булат Альфредович Ханов

— Башню имени Бернарда Шоу.

— Бернард Шоу был мужем Сары Бернар, — сказал Лубоцкий и протянул руку к миске с магнезией. — У него была широкая саксонская кость, он мог…

Договорить Лубоцкий не успел, громыхнуло, пол подпрыгнул, гантели, гири и прочий инструментарий, знаменующий полтора столетия увлечения семьи гигиенической гимнастикой, тяжело звякнули. С полки на стене осыпались медали и кубки, завоеванные предками Лубоцкого в спортивной борьбе.

Дейнен прикусила язык и зашипела, Лубоцкий же опрокинул магнезию на себя.

— Что бы это могло быть? — поинтересовался Лубоцкий.

— Взорвалось, кажется, — ответила Дейнен.

Она достала зеркальце и рассматривала окровавленный кончик языка. На улице орали автомобильные сигнализации.

— Что могло взорваться? — Лубоцкий тер нос.

— Похоже на газовый баллон, — проявила осведомленность Дейнен. — У нас на даче у соседей взорвался — весь погреб разворотило.

И Андрей, и Лиза перебрались через кресло на балкон. Снизу, со стороны переулка, поднималась кипящая пыль.

— Что это? — Лубоцкий сощурился.

— Она, — ответила Дейнен.

У Дейнен зазвонил телефон, она ответила. Молчала в трубку.

Лубоцкий наблюдал за пылью. Пылевая стена поднялась до третьих этажей и теперь приближалась и бурлила, как при взрыве Кракатау или Везувия. Но метров за сто до дома Лубоцкого туча выдохлась и осела, и стала видна улица. Все дома были на месте, припаркованные вдоль тротуаров машины посерели и мигали аварийками, на перекрестке возник затор от погасшего светофора, но люди из машин не выходили, опасаясь пыли, и Лубоцкий узнал странное сиротливое чувство, точно умер мир и остались только они с Дейнен на балконе, и даже пыль не поднялась.

Он оглянулся на Лизу и чихнул в первый раз за этот день.

Дейнен спрятала телефон.

— Безносов звонил, — сказала она.

— И что? — осторожно спросил Лубоцкий.

— Водокачку взорвали. Рядом с его домом старая водокачка, ну помнишь же, с буквами? Взорвали. Сложилась, как спичечная.

— Да. — Лубоцкий потер лоб. — Что бы это значило?

— Это Шерга, — уверенно сказала Дейнен. — Посылает нам зловещий знак.

— Какой?

— Сегодня водокачка — завтра ты.

Дейнен указала пальцем на Лубоцкого. По улице, вопя сиреной и моргая мигалками, проехала пожарная машина. Пыль снова поднялась, ненадолго.

— И еще… — Дейнен замолчала.

— Что еще?

— Там вроде как стену начали строить.

— Какую?

Дейнен пожала плечами. Лубоцкий нахмурился.

— Надо завтра все это серьезно обсудить на собрании, — сказал Лубоцкий и чихнул.

— Взрыв водокачки? — уточнила Дейнен. — Стену?

— И стену тоже. Если уж Шерга взялась за водокачки…

— Ты серьезно? — перебила Дейнен.

— Абсолютно. Бирюлево не пройдет. Надо оказать ей сопротивление.

— Ага… — усмехнулась Дейнен.

— Придешь? — спросил Лубоцкий.

Дейнен не ответила. Она смотрела на обезлюдевшую улицу, на замершие машины и на пыль. Дорогу наискось медленно переходила толстая ленивая собака, в пыли за собакой оставались круглые следы. Неожиданно Лизе стало сильно грустно. Обычно грусть приходила ближе к ноябрю, но в этом году случилась раньше. То ли Лубоцкий со своими эспандерами, то ли взрыв водокачки, то ли ситуация с Шергиной, но Лиза загрустила. Она вдруг подумала, что это надолго, на год и дальше и, может быть, навсегда.

— Приходи, — опять предложил Лубоцкий.

Лиза снова не ответила. Она поудобнее пристроила блокнот с Коньком-горбунком на перила и стала писать.

Глава 5

От Калачёвки к Колпачному

Нина Дашевская[15]

— Ну ты и накрутил, — сказала Наташа. — Ты что, действительно во все это веришь?

— Лубоцкий врать не будет, — отозвался Петя, — да и Дядя Федор…

— Федя вечно строит из себя самого умного. А твой Андрей вообще возомнил себя сверхчеловеком, от него уже телефон можно заряжать.

Они шагали с Петей по узкому, в неровной плитке, тротуару. Навстречу шла нестарая еще тетка, споткнулась, пробормотала привычное «гори в аду» в адрес нынешнего мэра. Соседний дом с забитыми окнами (под снос) зацепил Петю за капюшон болтающимися проводами. Наташа освободила его, оглянулась: ругательная тетка испарилась, как привидение.

— Вот видишь! — обрадовался Петя. — Зуб даю, она уже в Чертанове. Лубоцкий зря не скажет.

— Петя! Твой Андрей, как всегда, строит теории заговора, а ты ведешься!

Петя хмыкнул. У Наташи Батайцевой была нежная привычка называть одноклассников по именам, даже Шерга во время бойкота у нее оставалась Аней. Вообще Петя не собирался никуда идти с Наташей, она не казалась ему интересной. Наташа была самая младшая в классе и, откровенно говоря, интеллектом не блистала. В школе сестры Батайцевы оказались только из-за своих звездных отцов, но старшая, Соня, была упертая, честолюбие не позволяло ей учиться хуже других. Маленькая же, Наташа, хватала свои тройки, хлопала черными глазами и не расстраивалась. Вот и сейчас она замахала руками, как только Петя попытался хоть как-то проанализировать ситуацию.

— Лубоцкий, может, и строит теории заговора, а водокачку взорвали, — сказал Петя. — Верь не верь — все равно окажешься в Чертанове, как исчезающие пенсионерки. А потом и подальше.

Наташина бестолковость начинала его раздражать. Вот это ее «ничего не будет, а если и будет — ничего не изменишь, а я так и буду хлопать глазами, хоть в Чертанове, хоть в Бутове».

— Чего ты привязался к Чертанову? — спросила Наташа. — Нормальный район… У меня там бабушка живет.

— Вот и поезжай в свое Чертаново, — огрызнулся Петя.

Калачёвку, кстати, они уже прошли, чего вот Наташа за ним тащится, домой не идет? Не обиделась, ну и ладно. Нырнули во дворы, где возле кинотеатра рос старый дуб.

— Дуб ведь тоже спилят? Жалко… А мы тут с Андреем во втором классе желуди собирали, — ностальгически произнесла Наташа. — Он потом в меня с балкона кидался…

Петя на секунду представил Лубоцкого, интересующегося желудями. Хмыкнул. И вообще Наташа сумасшедшая, конечно. Дуб ей жалко, а дома что, не жалко?

Тренькнул телефон. Сообщение от Лубоцкого: «Тайная ветка метро. Заговор хамовников?»

Какие, к черту, еще Хамовники, это совсем другая сторона; что они, всю Москву накрыли, что ли? И в Хамовниках давно есть метро, красная ветка… «Фрунзенская». «Парк Культуры». Чего там еще… на МЦК какая-то станция…

«Заговор храмовников», — исправился Лубоцкий. А, тамплиеры. Лубоцкий в своем репертуаре. Вот… из-за одной потерянной буквы весь смысл… хотя какой тут вообще смысл? Никогда не поймешь, Лубоцкий это всерьез или они с Дейнен придумывают там всякую пургу. Хотя, с другой стороны, не раз уже выходило, что пурга авторства зубастой Дейнен оказывалась ближе всего к истине.

Ветер гнал навстречу пустую пивную банку, Петя наступил на нее, смял — и банка будто обняла его конверс, прицепилась и хрустела при каждом шаге. Петя запрыгал на одной ноге, отцепляя ее, Наташа засмеялась:

— Какой