Женщина с мужчиной и снова с женщиной - Анатолий Тосс

А потом наступила длинная, давящая пауза, и только в конце ее я поднял на Маню свои усталые, потухшие глаза.

Она и вправду оказалась сильно неадекватной девушкой — она воспринимала меня абсолютно всерьез. И поэтому, наверное, в ее взгляде появилось чувство. Которое я полностью был готов разделить.

— Мне кажется, что вы глубокий человек с мрачной, чуткой душой, — призналась она мне. — Я вижу в вас бездну, но мрачную, печальную бездну, в которой нет дна и в которой так легко пропасть.

— Да, — вздохнул я, — одно сплошное бездонье. Вам не удержаться во мне, Маня. Вы не боитесь?

— Боюсь, — сказала она о чем-то своем. — Но и трепещу. Вы другой, не как все. Не как эти легковесные мотыльки-однодневки, которым только и нужно, что пустые развлечения да случайные связи. — Тут я пожал плечами, особенно по поводу случайных связей, но перебивать не стал. — Вас отягощает скрытая сила, теперь я поняла, поэтому вас не выдерживают предметы, они рассыпаются под вами в труху. — Я закивал, соглашаясь, — про предметы Маня была права. — Но и не только предметы. Люди наверняка тоже. Я хочу рисовать вас. Я не умею хорошо, но я люблю живопись, до боли люблю, и наверное, у меня не хватит таланта раскрыть вас всего… Но я попробую.

Я ответил на ее взволнованный взгляд своим, мрачным, опустошенным.

— Я не против, — едва долетел до нее мой подавленный голос. — Вы по обнаженной натуре не специализируетесь случайно, потому что…

Но тут кто-то стал дергать меня за рукав, и мне пришлось отвести взгляд от любительницы масла и акварели, чтобы перевести его на Инфанта. Потому что именно он и дергал.

— Лапуля, можно тебя на минуточку в коридор? — попросил он меня подозрительно вежливо. — Дело есть.

Ох, не вовремя он меня отвлек, ведь я уже почти обо всем договорился, незаметно так, осталось лишь обсудить последние детали насчет обнаженной натуры. Например, чья она будет — моя или Манина? И в какой позе — стоящая, как у Боттичелли в «Рождении Венеры», или лежачая, как у Гойи в «Махе»? Все это надо было уточнить, но ведь и Инфанта проигнорировать я тоже не мог.

— Не утоните одна в этом трясинном мире, продержитесь в нем, пока я не вернусь, — печально напутствовал я девушку и вышел за Инфантом в коридор.

Вы знаете, как плачут слоны? Там такая история, абсолютно правдивая, кстати. Я сам фильм видел, потому что обожаю фильмы про животных, особенно про крупных млекопитающих. Про насекомых и глубоководных рыб я тоже люблю, но особенно про млекопитающих. Я вообще в душе подвижный натуралист и мир принимаю в натуральную его величину… Но это так, к слову.

А про слонов, вкратце, вот какая история. Они вообще, как и мы, стадные животные, но некоторые, особенно взрослые самцы, отделяются порой от стада и уходят в полный отрыв. То есть надолго остаются наедине с собой и с окружающей их бездушной природой. Тоже как и некоторые из нас.

И ходят такие одиночки по саваннам, пытаясь разобраться в себе и в мире вокруг, и оглашают окрестности трубными одинокими звуками. И может быть, им и не плохо совсем самим по себе — никому не докладывай, ни перед кем не отчитывайся: что да как. Броди себе, думай, созерцай да пожевывай молодые посадки.

Единственная ихняя проблема в том, что самцы они взрослые, здоровые и крупные.

А иногда и очень здоровые попадаются. В смысле размера. И ничто человеческое им не чуждо. И нужна им, вот прям как нам, любовь. Может быть, не все время, может быть, лишь иногда, ненадолго, но нужна. А где ее взять, когда ты один в тропике и нет рядом ни одной родной души, ни одного родного тела, да и вообще ни одного тела, кроме жирафьего и носорожьего? А природа им всем строго-настрого наказала не переходить границы ихних видов и подвидов. Вот и не подходят им жирафихи с носорожницами. Им слоних подавай.

Слонихи же не рядом и исключительно в стаде, да еще под присмотром своих собственных самцов. Вот и бродит одинокий слон в напрасных поисках любви, в поисках стада со слонихами, которые могут быть далеко, совсем у другого водопоя. Так как африканская прерия тоже не малая страна, и тоже по размеру.

И вот топает наш одинокий слон, мерит шагами километры и гектары и от неутоленного своего желания начинает он потихоньку плакать. Правда, честное слово, я сам в документальном кино видел: идет такой слон, ну, который не трахался очень давно, и текут у него из его слоновьих глаз слезы. И текут по слоновьим щекам и переливаются на бивни, и оттуда уже в землю стекают и окропляют ее обильно.

Целыми такими полновесными ручейками, так как, повторю, слоны — существа по размеру весьма отменные. Настолько отменные, что в зоопарке, например, самцов вообще на показ зрителям не выводят. Чтобы не смущать ни зрителя, ни прежде всего зрительниц.

Ученые, кстати, химический состав слоновых слез еще не изучили окончательно. Может, они и не полная чета нашим, человеческим слезам, может, они вообще и не слезы, а что-нибудь другое, такое же застоявшееся. Но раз текут из глаз — значит, мы их слезами и считаем.

Но слон, он животное упорное, особенно когда не трахался давно, и рано или поздно находит такой слон ближайшее слоновье стадо, а в нем несколько половозрелых слоних. И вот что там происходит!!!

Если стадные самцы встречают одинокого плачущего слона, то они его не отгоняют, а наоборот, сами отходят в сторону, предоставляя ему всех своих слоних на выбор. Потому как понимают, как плохо одинокому слону, как горько ему, если не выдержал он и заплакал. И сочувствуют ему стадные самцы, и понимают его.

И слониха, та тоже никогда не отказывает, если просит ее плачущий слон. Не отказывает, а всегда предоставляет. Потому что тоже с пониманием и человеколюбием.

То есть получается, что и нам, человекам, есть чему у братьев наших меньших поучиться. Особенно женщинам нашим человеческим у ихних слоновьих слоних. Потому что нашим женщинам, в отличие от ихних, еще и многое другое требуется от наших самцов. Например…

Но не буду я сейчас про отличия между нами и ими.

В общем, к чему я это все? К тому, что смотрел я на Инфанта в коридоре его коммунальной квартиры и видел не Инфанта, а того самого одинокого плачущего слона.

— Лапуля, отдай мне Маню, пожалуйста, — попросил меня Инфант. И хотя слезы по щекам его еще не катились, но к голосу уже заметно подступали. — Зачем она тебе? Ты же так, для удовольствия, а я…

Я хотел поинтересоваться, мол: «А ты для чего, если не для того же? Может, у тебя какой свежеизобретенный секретный план по отношению к ней выработан? Который нам, остальным, неведом еще».

Но я промолчал, потому что думал о слонах.

— Ты знаешь, когда меня последний раз женщина полюбила? — спросил Инфант.

И я снова промолчал, так как знал, что давно. Очень давно, даже по медицинским меркам — давно. И хотя у нас у всех, кто не в законном супружестве, регулярности вообще никогда не бывает, но вот у Инфанта за все разумные пределы вышло.

— Плохо мне, — продолжал Инфант. — Не помогает мне ничего уже. Никакие доморощенные способы, понимаешь?

Я понимал. Так как знал по себе: доморощенные способы приносят, конечно, облегчение, но только временное. Они — как жаропонижающие лекарства, сбивающие температуру, но не борющиеся с самой причиной заболевания. Собьют часа на три-четыре, в зависимости от дозировки, а потом перестают сбивать. А дней так через десять, как в инструкции написано, вообще перестают действовать. Ну не реагирует на них организм, не отзывается больше.

Вот и с доморощенными средствами аналогичное происходит. И чтобы проблему в корне решить, тут ими одними не обойдешься, здесь женщина нужна. Ну, это нам — мужикам. А вот если женщина заболела тем же самым, то тогда мы ей нужны.

— Лапуля, — еще пронзительней взмолился Инфант, — выручи, передай мне Маню. Хорошая девушка, неадекватная, как раз для меня подходит.

Мне и с этим аргументом пришлось согласиться. Конечно, мне было жалко Мани, я бы сам с удовольствием попозировал перед ней. Повторяю, было в ней что-то, ей-богу, было!

Я еще раз посмотрел на Инфанта и еще раз подумал о слонах. Потому что я тоже, как и он, был сейчас слоном. Правда, из тех, кто отходит в сторону, пусть и опустив печально хобот к земле, но все равно открывая дорогу пришедшему издалека плачущему страннику.

К тому же не мог я не войти в Инфантово положение, в котором, повторю, сам не раз оказывался… Как и не мог уступить слонам в благородстве. Тем натуральным африканским слонам. Не мог уронить перед животными нашего человеческого достоинства. И согласился я с Инфантом.

— Ладно, Инфантище, — вздохнул я. — Видимо, день у меня сегодня такой выпал, особенно жертвенный. Забирай Маню. Отказываюсь я от нее в твою пользу, как от престола отказываюсь.

— Спасибо, — отозвался Инфант, и в его голосе, помимо слез, прозвучала искренность, так что мне сразу полегчало. Потому что от собственных добрых дел сразу легчает на душе.