Беглая невеста - Татьяна Алюшина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Можно смело предположить, чем обернулась для девочек вечерняя проверка. Для всех, кроме Аглаи, которая чинно проводила время в библиотеке, повышая уровень своих знаний.
Случай номер два! Девчонки прибили к полу гвоздями ее тренировочные шиповки. Все бы ничего, но за день до этого дедушка Гриша принес Глашке новые шиповки, а то дите жаловалось, что старые совсем разваливаются. Три дня в общей спальне стояли прибитые к полу шиповки, пока уборщица Мария Семеновна, ворча на вечный беспорядок у девчонок, не попыталась их убрать. С трех раз можно догадаться, чем закончился инцидент, если учесть, что на шиповках было черным фломастером написано имя хозяйки.
Случай номер восемьдесят восемь – в столовой на обеде девочки высыпали в Глашкин компот всю солонку соли. Обедают, тут к ним за стол подсаживается тренер сообщить об изменениях в графике тренировок, берет стакан с компотом Аглаи и делает глоток…
Последствия предсказуемы. И это все только безобидные каверзы! Детки-то были зверенышами, такими легкими проказами не ограничивались.
Перечислять ужасы на грани смертельного риска, что они для Глаши придумывали и готовили, замучаешься! И ножки у стульев подпиливали, и битое стекло в кроссовки сыпали, и вшей у бомжей набирали и перед выступлением на соревнованиях выпускали на ее спортивную форму, и ночью, дождавшись, когда она заснет, пытались обрезать волосы под корень, и мальчишкам про такие гадости рассказывали! Да ладно бы только мальчишкам, но ведь и преподавателям, и тренерам! И еще много чего интересного придумывали!
Но почти ничего не срабатывало! Словно кто отводил беду, уберегал!
На стул неожиданно сядет кто-то другой; вместо кроссовок своих, привычных и старых, тренер в последний момент в новые заставит обуться; форму Глаша забудет случайно и выдадут ей чужую; а под стрижку попадет спавшая в ту ночь на Аглаиной кровати новенькая девочка, сама Аглая, оказывается, ночевала в комнате старшеклассниц, мест не хватило. А гадости, наговоренные про нее, Стрельникова просто игнорировала.
Точно отводил кто! Но было еще кое-что. Такой непонятный дар, что ли, – Аглая умела чувствовать направленный на нее взгляд! Хоть в спину посмотрят, хоть сбоку или подсматривают за ней – она чувствовала чужой взгляд и эмоции, вложенные в него.
Ну, как бы это сказать, объяснить? Вроде как мелкие мурашечки по телу пробегают, как небольшой электрический разряд, и если мурашечки эти теплые, значит, смотрят просто так, ничего плохого не думая, а вот если холодные – то это плохой взгляд, недобрый.
Нет, разумеется, что-то «долетало» и по назначению – с синяками-шишками Глаша ходила постоянно, но ведь даже не половина! Процентов десять-пятнадцать! И это были вроде как будни детских учреждений с элементами садизма.
Конечно, и драки случались, а как же! А какие еще аргументы могут предъявить спортивные дети? Они дрались с некоей даже регулярностью, когда девкам удавалось застать ее врасплох. Глашка была худющая, но высокая и жилистая, и кулачки у нее хоть и маленькие, но в силу худобы вострые, как кастет, посему «раздачу» получала не одна она – зализывать раны приходилось всем участницам.
Но было еще нечто – некая загадочная отстраненность и сочувствие людям, за что Аглаю не просто ненавидели, а не понимали и даже остерегаться вскоре стали и относиться с большой осторожностью и, как ни странно, с уважухой своеобразной. Да и отстали вскоре, чему, кстати, немало способствовала ее неожиданная дружба с Колей Крайновым.
– Ты помнишь, как тебя били в туалете? – спросил Николай, переведя наконец взгляд с природы на Аглаю. – Ну, тогда, когда их было трое, а ты одна в женском туалете и когда я вас растаскивал? Там ведь девочки нехилые принимали участие, ладно бы только твои легкоатлетки, но они же и Машку Сорокину позвали, дискоболку, у той удар как кувалда.
Что бы Глаше не помнить про такие эпохальные события? Шрам на брови остался на всю жизнь, той самой Сорокиной и нанесенный.
– Ты помнишь, что ты сделала сразу же, когда я девок разогнал?
Глашка на вопрос пожала плечами, ну, не помнит она, да и с чего бы? Обошлось ведь в тот раз все.
– А я помню, весьма красочно и четко! – многозначительно сказал Коля. – Пока я их там разгонял и утихомиривал, ты кинулась к Ольге Воропаевой кровь ей стирать да спрашивать, в порядке ли она и как себя чувствует. А между прочим, это ты ей засадила кулаком, отбиваясь. У самой лицо все в крови, нос разбит, бровь разбита, майка порвана, а ты на колени бухнулась – и Ольгу спасать. Вот в этом ты вся, Стрелка! Тебе не надо прощать людей, ты на них просто не обижаешься! Ты смотришь на человека, что бы ужасного он тебе ни сотворил, таким взглядом, словно жалеешь его, сочувствуешь. Честно! – кивнул он, заметив, что Глашка собирается возразить. – Ты единственная из всех нас в интернате, кто не обижался на родных, на тренеров, на жизнь, на обстоятельства. Ты наверняка единственная в мире, кто не обижался на девчонок, когда они гандыбили тебя изо всех сил, ты их почему-то жалела. Ты даже никогда не плакала и не жалела себя.
А вот это правда. Глашка никогда в своей жизни не плакала. Может, не случалось пока такого, из-за чего стоило плакать, или не умела? Ну да, да, ей доставалось первые годы в интернате, но все же обходилось, и ничего такого уж страшного не произошло, ну, дрались, но как-то проносило, травм страшных и ужасных не случилось, да и отстали от нее вскоре девчонки. И там она встретила Колю Крайнова.
Он был старше на год и занимался гимнастикой. Коля был гениальным, он – вот кто одарен от бога особым талантом спортсмена! Уже в десять лет он побеждал на всех детских соревнованиях любого масштаба: от регионального до Европы.
Их дружба началась странно.
Глашке девять лет, заканчивался ее первый учебный год в школе-интернате, впереди маячили так называемые сборы, то есть два летних месяца в спортивных лагерях с бесконечными тренировками и целая куча соревнований разного уровня.
На одной из обычных ежедневных тренировок девчонки вдруг завыпендривались, зашушукались, поглядывая куда-то на трибуну. Глашка проследила за их заинтересованными взглядами и увидела мальчика, сидевшего в первом ряду, с большим аппетитом кушавшего яблоко и наблюдающего за ними. После тренировки он подошел прямо к ней, как-то слишком уж очевидно проигнорировав окружающих.
– Ты Глаша Стрельникова? – спросил мальчик.
– Я, – честно, как на допросе, призналась она, ожидая последствий.
Последствия оказались столь удивительными, что Аглая не знала, что и думать.
– Я Коля Крайнов. Слышала о таком?
Глашка кивнула – о Коле Крайнове она слышала много, в основном с влюбленным придыханием при многозначительном закатывании глазок, от соседок по комнате. В данный момент закатывальщицы глаз образовали вокруг них более чем заинтересованный круг слушательниц.