Коло Жизни. Средина. Том второй - Елена Асеева

– Досадой, – также тихо ответил тот.

Мальчик медленно протянул руку в направлении лица Бога и провел перстами по его подбородку, увитому негустой бородой, не менее трепетно сказав:

– Почему ты отличаешься от Першего, Мора и Вежды? И имеешь бороду и усы как Расы?

– Потому как я иной, – ответствовал Темряй и незамедлительно вздев руку, указательным перстом провел по подбородку мальчика, где едва зримо проступал белый пушок, свидетельствующий, что последний не будет иметь бороду и скорее всего усов.

– Как и я, – удрученно проронил юноша, словно вновь ощутив смурь единожды по Першему и Земле.

– Ты не иной, – бас Темряя наполнился таким трепетом. Он зазвучал… запел своей густотой, обволакивая не только мальчика, но и его старших Богов братьев.

И вдобавок, точно дернул со свода залы полотнища облаков, мгновенно свернув их в спирали. Темряй внезапно стремительно вскинул вверх руку, и малозаметно дрыгнул перстами. И тотчас облачно-серая спираль закружилась в вышине свода, плюхая в разные стороны небольшими пятнами, кои принялись оборачиваться и вовсе в крошечных, голубых бабочек. Насекомые торопливо взметнули своими крылышками и запорхали почитай подле самых облаков в своде залы.

– Ты наш… наш мальчик, наш малецык, – полюбовно протянул Темряй, не сводя нежного взора с лица юноши и речью своей, лаская не только его, но и более близкую ему лучицу. – Самый дорогой и бесценный малецык! Наше чудо! – невыразимо мягко дополнил он, и резко щелкнув перстами, в мгновение ока перехватил полет одной из бабочек в воздухе.

Поймав ее на кончик указательного пальца, да неторопливо поднес к лицу юноши. Голубая бабочка, опираясь на короткие, тонкие ножки замерше вытянулась на персте Господа. У бабочки, было небольшое бирюзово-серое тельце с округлой головой и разместившимися на ней по кругу четырьмя красными крапинками глаз, долгие нитевидные усики. Голубые крылья с рисунком из блекло-желтых полос (соответственно четыре округло-треугольных передних и четыре овальных задних) едва зримо колыхались. Яробор Живко по первому внимательно вглядывающийся в спиралевидное облако, мало-помалу иссякнувшее… распавшееся на бабочек, закруживших по залу, перевел взгляд на Бога. Также медлительно он воззрился на бабочку, присевшую на персте Темряя и задумчиво поспрашал:

– А, что случилось со Стынем, Мор?

– Огорчился, – немедля откликнулся Димург, как всегда коротко пояснив о произошедшем. – Но я сумел его успокоить, не тревожься, мой дорогой Ярушка, – также как допрежь того его младший брат вкладывая в каждое слово нежность.

В залу бесшумно вступил Перший, мгновенно пробежавшийся взглядом по сынам и остановив его на мальчике. Яробор Живко, несомненно, ощутив тот взор на себе оторвался от колышущей крылами бабочки и уставившись на старшего Димурга молвил:

– Отнеси меня Отец на Землю. Хочу увидеть окиян, что это такое, – и глас его дрогнул, губы легохонько затрепетали, а в глубинах очей блеснули крупными каплями слезы.

– Хорошо, мой бесценный, – откликнулся Перший, приметив состояние юноши. – Когда того пожелаешь. Но не ноне… позже, – это он добавил нарочно, чтобы снять напряжение окутавшее мальчика, и кое могло перейти в видение… Видение, каковое даже будучи погашенным, сейчас могло отозваться в Темряя утомлением и болью.

Яробор Живко поднял с колена правую руку, и, описав ею коло обок бабочки, продолжающей колыхать крыльями на персте Господа, словно успокоившись полученной отсрочкой на расставание, много ровнее сказал:

– У бабочки на Земле нет такого количества крыльев, это не земное создание.

– Да? – удивленно протянул Темряй и черты его лица дрогнули.

Димург, несомненно, не ведал того обстоятельства и желая, как и иные Боги, вызвать в мальчике желание вернуться на Землю, просто-напросто дал маху.

– Ага… На Земле у них всего четыре крылышка, два передних и два задних, – пояснил мальчик и звонко засмеялся.

Он понял… теперь точно прозрев, понял, что Боги желают его возвращения на Землю не потому, что не любят его, стыдятся аль еще чего. Просто они знают, что сейчас его место, его жизнь должна проходить именно на Земле. Подле людей… всяких разных людей, таких как влекосилы, кыызы, тыряки, лесики, нурманны…

– Ты мне показываешь не земную бабочку, – досказал мальчик и глубоко выдохнул не только смех, но и тягость, что дотоль владела им. – Это бабочка с какой-то иной планеты. Где такая живет, на Палубе?

– На Палубе теперь, верно, ничего не живет, окроме рытвин и буераков, – весьма гулко вставил Велет и мощно загыгытал, тем самым поддерживая радость юноши.

– По-видимому, Мор огорчил не только Стыня, но и Палубу, – тотчас подхватил Яробор Живко, узрев, как довольством вспыхнуло золотое сияние кожи Темряя.

Мальчик стремительно раскинул руки, и, подавшись вперед, крепко обхватил широкую шею Димурга, приткнув лицо к плечу, выплескивая туда радость от столь необходимой Крушецу близости Зиждителя. Широким светом улыбок немедля просияли лица Першего и Мора. И Боги, переглянувшись, обменялись зримым удовлетворением, ибо явно показалось желание мальчика, да еще и впервые озвученное, понятое и возможно принятое вернуться на Землю.

Глава восьмая

– Так, где живет эта бабочка? – вопросил Яробор Живко, обращаясь к младшему Димургу.

Юноша уже давно покинул объятия Темряя, и сам того не приметив, оказался в кресле подле Першего. Боги, поместившись в объемных креслах в середины залы, только что начали толковать, когда их резко прервал вопрос мальчика, прозвучавший достаточно громко. Те самые бабочки, которых создал младший Димург, несколько минут назад рассыпавшись на блики света (как пояснил Перший, в связи, с несовершенством материи), присоединились к серым облакам в своде или голубоватой дымке, все еще курящейся по полу помещения.

– Где живет, – задумчиво отозвался сидящий напротив старшего Димурга и мальчика Темряй, то ли от усталости, то ли от дальнего пути, каковой проделал, примостивший ноги на лежак вытянувшийся из сидалища кресла.

– Живет на другой планете, в другой Галактике, – пришел на подмогу сыну Перший, оглядев сзади присевшего на краешек его кресла юношу. – Ты правильно приметил. На Земле Темряй не распределял расселение животного мира, как и обобщенно в Млечном Пути. Он не отдавал распоряжений прокудам, существам, которые занимаются отбором той или иной группы животного сообщества. Сие осуществлял я, по просьбе младшего из Расов, малецыка Дажбы, ибо Млечный Путь находится в его непосредственном управлении. Малецык Дажба, вельми, как и иные сыны, благоволящий ко мне просил именно меня заняться тем отбором… Да и на тот момент Темряй был достаточно юн, и я не стал его перенапрягать.

– Ибо Отец считал, это мне было не по силам и могло надорвать, – смешливо дополнил Темряй и широко улыбнулся.

Той молвью он не столько старался задеть Першего, сколько, похоже, имел в своем характере такие черты, оные земные люди назвали бы, манерность, ерничанье и капризность.

– Никогда не промолчишь, – досадливо дыхнул Мор, каковой обладал не менее скверной чертой характера вечно испытываемым недовольством на окружающих его Богов и существ… и не бурчал только на Стыня и Першего… и теперь похоже еще на Крушеца.

– Да, – несмотря на выпады сынов, ровно протянул старший Димург и провел перстами по поверхности своей верхней губы, с тем словно выплеснув зябь сияния в подносовую ямку. – На тот момент малецыку это было не по силам, и он мог надорваться, мой бесценный Темряй, правильно заметил… Малецык, ты привез с собой заказанное Кали-Даругой? – это Господь вопросил у сына, желая, судя по всему, погасить поток поспрашаний в мальчике.

Обаче, Яробор Живко будучи по характеру любопытно-дотошным, того вопроса Господа не уловил, и сызнова спросил, обращаясь к Темряю:

– Так значит, эта бабочка живет не на Палубе? А где тогда?

– В Северном Венце скорей всего, – теперь весьма направленно ответил на вопрос Мор, каковой коли не мог избавиться от них недомолвками сказывал всегда правдиво.

Яроборка незамедлительно спрыгнул с кресла, и, расправив спину, пошевелил плечами. Он сделал несколько шагов вперед, и, расставив широко перста на правой руке, зачесал назад почасту наползающие на глаза густые волосы, каковые уже не раз просил у демоницы укоротить. Впрочем, всякий раз почему-то прекращал настаивать, стоило лишь Кали-Даруге приголубить их.

– Привез Отец, – ответствовал на вопрос Першего Темряй, надеясь начатым разговором прервать цепь поспрашаний мальчика.

Однако, Темряй просто не знал Яробора Живко, который когда желал, что-то вызнать становился не только настойчивым, но, кажется, и нахальным. Мальчик сделал еще пару-тройку шагов вперед, стараясь отойти подальше от кресла Першего, а после, резко остановившись и развернувшись направо, уставился на Велета, которому совсем редко удавалось уйти от таких вопросов, посему Бог всегда обо всем рассказывал открыто.