Дар великой любви, или Я не умею прощать - Марина Крамер

Мэри

Я приобрела отвратительную, но полезную привычку запирать дверь на все замки и засов, едва переступив порог квартиры. Сперва корила себя за трусость, потом перестала – слишком хорошо помнила пережитый ужас, и повторять как-то не хотелось. С трудом я заставляла себя не оглядываться на улице, но постоянно чувствовала спиной чужой взгляд. Попытки обнаружить наблюдателя ни к чему не приводили – я все-таки не шпионка и не сотрудник спецслужб, чтобы вычислить возможную слежку.

Я никак не могла понять: что и кому сделала на этот раз?

Мой муж давно мертв, его драгоценный старший брат и одновременно компаньон во всех криминальных делишках – тоже, так что «след Кавалерьянца» совершенно исключен.

Алекс? Я даже не знала, в России ли он. Но мерзкое и пугающее до ледяного озноба ощущение чужого пристального взгляда так и не оставляло меня.

День не задался с самого утра. Без предупреждения отключили горячую воду, я обнаружила это, проснувшись ровно за час до предполагаемого выхода из дома. Чертыхаясь и кляня коммунальщиков на чем свет стоит, кинулась греть чайник, чтобы хоть как-то привести в порядок прическу. Разумеется, вышла позже. Решив не рисковать и не опаздывать, поймала такси, согласившись заплатить тормознувшему около меня водителю дикие деньги – проехать нужно всего пару кварталов. Однако в первом же переулке мы обнаружили вырытую траншею и работающую бригаду из водоканала. В объезд получилось в три раза длиннее. Но и на этом неприятности не закончились.

Едва я успела переодеться и спуститься вниз, чтобы начать разминаться, как раздался голос нашего администратора. Появившись в поле зрения, она с елеем в голосе проговорила:

– Вот, знакомьтесь, – лицо Анны Яковлевны при этих словах выражало вежливую радость. – Это Мэри, наш тренер. А это Виктория.

Я повернулась от станка, на котором растягивала ногу, и вздрогнула – на меня смотрела огромная высоченная блондинка с густо накрашенными глазами и убийственно длинными ногами, которые во всей красе демонстрировала максимально короткая юбка. Выражение лица у девицы было таким, что я вдруг очень захотела оказаться как можно дальше от здания клуба. Она смотрела на меня как удав на кролика…

– Мэри, Виктория танцевала раньше, но потом был длительный перерыв, а сейчас хотела бы восстановить форму – просто для себя, понимаешь?

Анна Яковлевна прекрасно знала, что я предпочитаю работать с детьми, а для таких случаев всегда есть молодые мальчики-тренеры. Однако мое привилегированное положение в клубе ужасно злило администратора, и она не упускала возможности подсунуть мне на индивидуальные занятия то старичка с одышкой, желавшего танцевать танго, то расфуфыренную парочку молодоженов для «свадебного вальса» с полным отсутствием слуха и чувства ритма. На самом деле я не брала взрослых на индивидуальную работу еще и по другой причине – мужики начинали лезть с предложениями разного свойства, а тратить время на бесперспективных дамочек элементарно лень. Анна Яковлевна прекрасно знала и об этом. Вот и сегодня не преминула всучить красотулю именно мне просто из природной мстительности. Конечно, мой уровень позволял отказаться и в этот раз, и директор клуба, поворчав потом на меня, все-таки признал бы мою правоту, не желая потерять единственного тренера с международным классом, однако злоупотреблять его терпением тоже не стоило.

Все же я на всякий случай попыталась возразить:

– Почему я? Не логичнее было бы предложить мужчине?

– Ну, ты ведь знаешь, Мэри, мальчики сейчас загружены, а ты очень редко берешь взрослых, – в голосе администратора послышалась легкая угроза – как пить дать, если откажусь, нажалуется директору клуба, сомневаться не приходится.

– Хорошо, – сдалась я, мельком бросив взгляд на будущую ученицу и отметив, как та почему-то обрадовалась. – Что вы хотите танцевать?

– В… каком смысле? – растерянно проговорила она.

– В том смысле, что я не танцую хастл, мамбо, сальсу, джаз и прочие направления. Я работаю только по классике бального танца – программа «десятка». Ну, как вариант, могу дать несложные шаги и вариации по аргентинскому танго.

– О, прекрасно! – обрадовалась Виктория. – Как раз то, что нужно. Я танцевала «десятку» в юности, но это было давно, думаю, нет смысла пытаться восстановить. Так, может, аргентинское?

Я пожала плечами. Аргентинское танго я могла дать только на начальном уровне – сама стала брать уроки у педагога из Буэнос-Айреса, приезжавшего к нам в клуб раз в два месяца, совсем недавно. Но человеку, знакомому с основами традиционного танго, которое исполняется в конкурсной программе, это не особенно сложно – все-таки подготовка есть, а дальше нужны чутье, пластика и чувство ритма. Ну, и умение слушать тело партнера – чего мне самой, к сожалению, иногда недостает. Амаду – так звали педагога – посмеивался и говорил, что в аргентинском танго существует вариант танцевания «фамм-фамм», женщина с женщиной, хоть это и не очень правильно, так вот, мол, Мэри там самое место – настолько она пренебрегает мужчиной, пытающимся вести ее в танце. Как в воду глядел, надо же…

Мы обговорили с Викторией расписание, оплату, обменялись телефонами, и она попрощалась. Однако в зеркало я увидела, как, выходя, она обернулась на пороге и пристально уставилась на меня, точно фотографировала. Ощущение опасности, не покидавшее меня в последнее время, с появлением девушки только усилилось.

Девица оказалась настырной и упорной. Крупные формы ощутимо ей мешали, в каких-то моментах Вика была неповоротлива и даже неуклюжа, но я видела, как она старается, как хочет научиться и как выбивается из сил, пытаясь повторить за мной движения. Это упорство внушило мне уважение к ученице и заставило посмотреть на нее с другой стороны.

Вика была немногословна, даже замкнута, после тренировки испарялась моментально, словно ее и не было. Мне казалось, что она живет одна, и однажды во время пятиминутного перерыва я спросила об этом. Вика, вытянув ноги, сидела на паркете, прислонившись спиной к стене, и тяжело дышала. На мой вопрос прозвучало равнодушное:

– Да, одна.

– Совпадение, – улыбнулась я. – Меня тоже никто не ждет вечерами.

– Даже поклонника нет? – недоверчиво повернулась в мою сторону Вика.

– Нет, – подтвердила я почти весело.

Она помолчала, а потом предложила:

– А вы не хотите после работы в кафе зайти? Просто посидеть, поговорить о чем-нибудь?

Предложение меня слегка озадачило – зачем ей посиделки? Но, с другой-то стороны, почему бы и нет, меня ведь и в самом деле никто не ждет.

– Я заканчиваю в десять.

– Отлично, тогда съезжу по делам и вернусь за вами, хорошо? – Мне показалось или в ее голосе мелькнули радостные нотки?

Отработав последнюю тренировку, я зашла в душ и прислонилась спиной к холодному кафелю. Тело ныло, ноги гудели, как телеграфные столбы, перед глазами летели черные точки, а нужно наскоро ополоснуться, одеться и идти – на улице ждала Вика. Прохладная вода более-менее привела в чувство, я оделась и поправила макияж. Ничего, посижу часик, от меня не убудет, да и отвлекусь заодно от безрадостных мыслей.

Я полезла в сумку, чтобы найти там завалявшуюся карточку на метро, и наткнулась на скомканную салфетку. Привычка записывать что-то на обрывках, талонах, старых билетах, рекламках, что щедро раздают у входа в метро, не исчезла даже тогда, когда я приобрела привычку носить в сумке блокнот. Мне просто лень иной раз доставать его, а потому в ход шли «подручные средства». Вот так обнаружилось стихотворение, написанное небрежно и впопыхах в ресторане, где мы отмечали день рождения директора клуба.

Оттенки юности моей,Пустого радостного жара,Мне снятся лучшие из дней,Мне – молодой. Мне – старой.Оттенки ревности моей,Ненужных слез, сомнений лишних,Мне очень жаль, что все так вышло,Ревнивой – мне. Ревнивой – ей.Оттенки радости моей!Пусть снова будет то, что было,Ко мне мои вернутся силы,И ты о прошлом не жалей.[1]

Судя по смыслу, адресовано Марго и касалось, разумеется, нашего общего прошлого. Повертев салфетку, я щелкнула зажигалкой, и язычок пламени лизнул белое тело бумаги, испещренной буквами, как затейливой татуировкой. Когда же я прекращу рифмовать? И когда прекращу страдать о том, о ком не стоит?

Вика ждала меня на парковке – курила, вытянув ноги с водительского места темно-синей «Ауди», и я удивленно уставилась на дорогую иномарку.

– Садитесь, Мэри, – пригласила хозяйка и, легко перегнувшись, открыла мне дверь.

– Хорошая машина.

– Да, хорошая. Только проблем с ней… – Вика повернула ключ в замке зажигания и выехала с парковки, направляясь в сторону центра. – Вы не будете против, если мы посидим в одном неплохом местечке? Там довольно шумно, но есть тихие уголки.