Второй первый брак - Аркади Алина

– Вы одинаково нетерпеливые. Он-то понятно, в силу профессии, а ты?

– А я девочка. Этим всё сказано, – хохочет, пока тащимся к машине и загружаем на заднее сиденье маленького «жука» мой внушительный чемодан, который я должна была оставить в квартире Мартова. – Рассказывай, – садится за руль и ждёт ответа.

– Давай куда-нибудь в кафе забежим. Кофе хочу, сил нет.

Уже через тридцать минут заваливаемся в небольшую кафешку и, взяв напиток, усаживаемся за самый дальний стол. Надеюсь, здесь будут не так слышны эмоциональные возгласы подруги.

– С Мартовым я виделась. Оказывается, к свидетельству о браке прилагается брачный договор, и, хоть убей, я не помню, как его подписывала. – Полтора часа полёта я усиленно вспоминала события пятилетней давности, но так не поняла, когда поставила подпись на документе, который сейчас стоит у меня поперёк глотки, не позволяя выйти замуж за Вадима. – По его условиям я должна состоять в браке пять лет. Срок истекает через два месяца, и это время я должна прожить вместе с мужем под одной крышей. И кстати, он ещё должен захотеть со мной развестись, – потираю пальцами переносицу, повторяя слова Михаила, озвученные утром.

Спустя несколько минут понимаю, что подруга, не отличающаяся сдержанностью, молчит. Развожу руками, намекая, что жду хоть каких-нибудь комментариев.

– Марточка, ты можешь кричать на меня, убеждая в абсурдности моих слов, но я считаю, что это судьба.

– В смысле?

– Пять лет назад из миллионов женщин он выбрал именно тебя, приехав для этого в Москву. Брачный договор только доказывает, что так должно было случиться, потому как в случае, если бы ты собралась замуж раньше, тебе пришлось бы ждать несколько лет. Насколько я понимаю, расторжение раньше положенного срока грозит штрафными санкциями?

– И там столько нолей, что я ужаснулась.

– Мне кажется, он всё продумал, чтобы у тебя не было шанса уйти раньше.

– Для чего, Надь? – взрываюсь я. – Почти пять лет мы жили своей жизнью, не вспоминая о случайном супруге, но именно в тот момент, когда я пришла просить развод, он встал на дыбы и потребовал не просто дождаться истечения срока, а прожить с ним это время, создавая видимость супружеской пары. Бред какой-то…

– Возможно, у него есть на это основания, о которых ты не знаешь. По этой причине тебе происходящее кажется бредом, а ему, напротив, всё предельно ясно.

– Мог бы и поделиться, – устремляю взгляд в окно, наблюдая за потоком людей на улице.

– Вы не настолько близки. Вот Лёшка мне только через недавно рассказал, как его на службе ранили и насколько ему было страшно. Есть вещи, которыми невозможно поделиться с чужим, потому как он ещё не заслужил доверия и не проникся тобой.

– А ты у нас, оказывается, знаток человеческих душ.

– Не в этом дело. – Надя ухмыляется и осматривает столики. – Вон девушка в зелёном пуховике, – указывает в сторону, – подойди и расскажи ей о своих проблемах с мужем.

– Зачем? – таращусь на подругу. – Она мне никто.

– Ты ответила на свой вопрос. Со мной ты делишься как с близким человеком. С близким же? – замирает на секунду, ожидая моего кивка. – Потому что я тебе сопереживаю, проникаюсь твоими проблемами и спешу принять участие в их разрешении. А чужому твоё побоку. Мартов тебя видит впервые за пять лет, и откуда он знает, чем можно с тобой поделиться. А вдруг ты станешь его высмеивать или, что ещё хуже, припоминать слабости. Ну как ты умеешь.

– Не перегибай, – возражаю подруге, хотя отчасти согласна.

Часто я бываю резкой и даже грубоватой, а моя прямолинейность возвела часть сотрудников «ГромСтрой» в статус врагов. Благосклонность Прохорова, проявившаяся практически сразу, добавила ненависти ко мне, сделав объектом обсуждений. Но тот факт, что я нахожусь под крылышком босса, не позволяет многим вступить в открытое сопротивление. Нет, я никогда не мечтала никого из них уволить, но в случае, если компания достанется когда-нибудь мне, правила будут скорректированы и ужесточены.

– В общем, Март, будь терпимее к человеку, который когда-то подарил тебе шанс.

Спорить с подругой бессмысленно, потому как именно Михаилу я обязана той жизнью, которая есть у меня сейчас.

– Я ни с кем не жила, – озвучиваю страхи. – Вадим у меня набегами, может не появляться неделю и больше. А здесь человек, которого мне придётся видеть каждый день. И никуда не деться.

– Почему? Днём он на работе, а вечером ты можешь отправиться на прогулку. Кстати, что сказал Прохоров про условие Мартова?

– Пока ничего. Вот допьём кофе, – взбалтываю напиток на дне кружки, понимая, что объяснений с боссом не избежать, – и поеду в офис. Скажу как есть. Иных вариантов всё равно нет.

– А если он откажется ждать? Я имею в виду, найдёт новую невесту Вадику, и компания уплывёт в другие руки?

– Значит, так тому и быть, – развожу руками, потому что сейчас не имею ответа на вопросы Нади. – Ты же сама сказала – судьба.

Сопровождаемая теорией судьбоносных путей в нашей жизни, добираюсь до офиса. Меня слегка потряхивает, потому что слова подруги никак не выходят из головы, крутятся, будто бешеная карусель, управляемая сумасшедшим, и вселяют страх. И всё же Надя права: я ничего не могу изменить. Ушедшему поезду всё равно, был ли у тебя билет, но можно дождаться следующего и прибыть в пункт назначения с опозданием. Я катастрофически опаздываю, несусь по перрону, догоняя этот чёртов поезд, и вижу лишь размытые очертания. Нужно остановиться, отдышаться и придумать новый план.

Иду по коридору к кабинету Прохорова, решив для себя: если прямо сейчас он объявит, что отказывается от меня в роли невестки, я поднимусь, попрощаюсь с ним и начну всё сначала. В конце концов, на следующие два месяца у меня есть муж.

– Можно, Леонид Олегович? – протиснувшись в приоткрытую дверь, прерываю беседу босса и Татьяны.

– Конечно. – Его губ касается улыбка, а секретарь закатывает глаза, всем видом даёт понять, что ради меня Прохоров отложит все дела. – Новости есть?

– Есть, – но прежде чем вывалить на босса условия Михаила, замолкаю, ожидая, пока Таня покинет кабинет. И даже тот факт, что она притворилась невидимкой, чтобы из первых уст услышать что-то новенькое, а затем разнести по офису, не спасает её от моего вопросительного взгляда, заставляющего проследовать на выход. – Не очень позитивные, – занимаю место напротив Прохорова. – Оказалось, что в довесок к свидетельству о браке имеется брачный договор, по которому союз может быть расторгнут не раньше, чем через пять лет с момента заключения. То есть через два месяца.

– В чём проблема? Ждём два месяца, подаёшь на развод, ты свободна. В принципе, уже сейчас можно запланировать дату, с учётом сроков развода.

– Не всё так просто… – прячу взгляд, не зная, как пояснить Прохорову условия Мартова. – Михаил потребовал, чтобы эти два месяца я прожила с ним. На одной территории, – тут же поясняю, чтобы босс не подумал ничего лишнего. – Он сказал, что за это время я должна сделать так, чтобы он захотел развестись.

Странная эмоция проскакивает на лице Леонида Олеговича, а затем он поднимается и отходит к окну, повернувшись ко мне спиной. Характерная поза босса в момент раздумий. В какой-то момент мне кажется, что он что-то шепчет, а затем передёргивает плечами, словно вспомнив нечто неприятное. Тягучее молчание напрягает обстановку, и я чувствую, что сейчас он произнесёт что-то важное.

– Я правильно понимаю: если ты пойдёшь в суд с целью оспорить брачный договор, Мартов создаст дополнительные проблемы, чтобы оттянуть момента развода?

– Да.

Босс по-прежнему стоит спиной, будто общается с собственным отражением в окне. Уточнение, видимо, необходимое для него, погружает нас в тишину ещё на некоторое время.

– В общем, так, – гулко выдыхает, сформировав решение, – едешь в Питер. Ты в отпуске года два не была… Значит, закрываем отпуск, потом больничный, затем придумаем… Дела передашь Овсянникову, он с тобой в связке работал, закончит проекты в одиночку. Вещей у тебя будет много, поэтому завтра тебя отвезёт мой водитель. Утром. Будь готова. Вадиму скажу, что отправил тебя в Санкт-Петербург для разработки совместного проекта с дружественной компанией. Не будем давить на его тонкую грёбаную душевную организацию, – едва слышно ухмыляется, но я всё равно улавливаю глухой звук.