Подлодка «Комсомолец» - Николай Басов

Проехав с десяток минут в полном молчании, Кашин понял, что не прокомментировать последнюю встречу нельзя. Он повернулся к заднему сиденью, где сидели, поджавшись, три остальных пассажира, и спросил:

– Хороша?

Неожиданно ему ответил шофер.

– Тетя Таня? Это же… – Он опять изобразил на лице что-то насмешливо-восхищенное и вместе с тем почтительное. – Она тут с детства, всех знает… Жила раньше в Североморске. Так ее решили сюда переселить, чтобы к ней паломничества не было. Куда там… Некоторые водилы даже удивлялись, если ехали в эту сторону, и из города никого попутных не было. К ней же не только жены всякие ездят, но и мужики, если у них какие нелады по семейственности.

– Да она и не очень пожилая, как же такую силу набрала? – спросил Шляхтич.

– Она только на вид такая,– ответил шофер, – простая. А на самом деле, прям адмирал в своем деле.

Уже в гостиннице, за ужином, выслушав доклад Колупаева, что, скорее всего, жена Юдина сказал правду, что капитан 3-го ранга уже несколько лет ни в чем хуже, чем в игре «по-маленькой», не замечен, Веригина вдруг спросила Кашина:

– И что мы имеем? Одного игрока, который успешно боролся со своей страстью, и одного распутника, который ни с чем бороться не собирался… Все?

Кашин посмотрел на нее, и ничего не ответил. А вот Патркацишвили, уписывая за обе щеки вторую порцию риса с тушенкой, бодро отозвался:

– Зачем так? Будем дальше искать. Я вот думаю, командир, нужно в Грузию съездить, родню Бухникашвили расспросить.

– Обоснуй, – попросил Шляхтич.

– Э-э, парня, который за три минуты до пожара сообщил, что все в порядке, обязательно следует проверить. Но вам они не скажут, вы грузинского языка не знаете. Мне – скажут. Значит, нужно ехать.

Кашин вздохнул.

– Пожалуй. Только, провернем это быстро. А вы, – он повернулся к остальным, – поработайте пока тут. – Он подумал. – И вот что… Чтобы не возбуждать ненужных эмоций, Виктор Савельевич, ты отправляйся в Рыбачий с Веригиной. А Шляхтич и Стекольников пусть по Североморску побродят.

– Меняешь проверяющих? – спросил Колупаев. – Правильно, от этого глаз свежее.

– А мы с тобой, командир, в Грузию поедем? – спросил Томас. И расхохотался. – Вот это да! Прямо не верится.

# 7. Тбилиси. 8 июня.

Лететь в Тбилиси пришлось с пересадкой в Москве. Кашину очень хотелось забежать домой, у него там где-то на дальних полках завалялся самоучитель грузинского, и ему хотелось все же попробовать выучить эти странные буквы, чтобы связать их с фонетикой, разумеется, с помощью Томаса, хотя бы приблизительно, да и вещички следовало бы сменить, стирать в командировках он толком не научился, привозил бельишко с собой и уже отстирывался дома… Но возник очень удобный рейс, и они на него без труда взяли билеты. Так и получилось, что пересадка эта заняла всего-то часа три, для домашних дел и занятий мало, хотя, для ожидания вылета, куда как скучно.

В самолете, когда они с Томасом уже решили было подремать, минут через сорок после взлета, к ним подошла стюардесса, и приволокла записку от штурмана. Там было: «Просьба сообщить подполковнику Кашину, что в пункте назначения ему следует связаться с капитаном Долбановым Самуилом Вартановичем». Почерк был неровный, Кашин даже подумал, что штурман их самолета писал в раздражении, не привык он, штатский штурман, чтобы пассажиры вот так, через него получали какие-либо депеши.

Летели долго. Томас радовался, как всегда радуются грузины – открыто, шумно, со смехом. Они вообще живут с удовольствием, думал Кашин, хотя прежде ему казалось, что он знает своего сотрудника как облупленного, мы же, славяне, все больше склонны к минору, решил он, и наконец задремал.

А в аэропорту Тбилиси, типовом, жарком и обыденном, как показалось Кашину, стало не до необязательных мыслей. Не успели они получить сумки, которые по неосторожности сдали перед вылетом, хотя с их-то корочками можно было любой багаж протащить на посадочные места, и не томиться, ожидая, пока разгрузят тележку с остальной поклажей, как по радио объявили, что Кашина и Патркацишвили ждут у радиопункта.

У внешней стены аэропорта, между выходами, разнесенных по разные стороны фасада, стояла небольшая выгородка, в которой неспешно, как рыбки в аквариуме, перемещались три девушки в летной форме, а перед выгородкой стояла мрачная фигура в штатском. Кашин даже притормозил немного, когда увидел этого человека. Темный, словно только что загорал на черноморских пляжах, обросший настолько, что даже в своем полуштатском отделе Кашин попросил бы его постричься, и в таком мешковатом пиджаке, что под ним можно было спрятать базуку.

Он представился, и даже Томас, очень дружелюбный с земляками, слегка насторожился. Их отвели к машине, но Томас успел бросить Кашину сложный взгляд, мол, у нас, оказывается, и так бывает.

Поехали не по шоссе, а между домами с незнакомой Кашину архитектурой, с вынесенными на фасад длинными, вдоль всего второго этажа балконами. Под ними на первом этаже оказывалось подобие галерейки, или длинной веранды, на которой, кажется, и кипела жизнь всех семейств, которые в этих домах обитали. И еще Кашин заметил, что семьи были, как правило многочисленными и сложными по возрасту. Тут были и старики со старухами, и дети всех мыслимых возрастов, от грудничков до вполне оформившихся юношей и девушек. Это была жизнь устоявшаяся и совершенно незнакомая.

В машине, стареньком «Москвиче-412», капитан Долбанов стал спокойнее, и решил не терять времени. Повернулся со своего водительского сиденья, и не гляда на дорогу, стал рассказывать:

– Нашли мы вашего Бухникашвили Альберта Вагизовича. Девятнадцати лет, проживающего, однако, не в Тбилиси, а неподалеку. – Долбанову приходилось закладывать нехилые виражи, потому что даже по сравнительно ровной местности тут было сложно проложить прямую дорогу, очень уж странной была эта земля, с камнями, словно бы всплывшими из грунта, и обнаженная иногда такими изломами слоистого камня, что их было проще объехать, чем сравнять. – Прописан он у своей бабки, в Тбилиси, это верно, но до службы во флоте жил в Рустави.

Рустави Кашин знал еще по делу «Тбилиских колдунов», как это расследование двенадцатилетней давности тогда же и было названо. Это был совсем немаленький город, богатый, изрядно устроенный, промышленный центр Грузии, переполненный разными заводами и общежитиями ребят чуть не со всего Союза, которые на этих заводах работали. Стоял он по течению Куры ниже Тбилиси, через него проходило неплохое шоссе в сторону Азербайджана, и был он с одной стороны обставлен невысокими горами, впрочем, круто спускающимися к этому самому шоссе. С другой стороны, в хорошие дни, когда заводы не задымляли воздух, километрах в тридцати была видна другая сторона долины, которую, как считали местные, пробила Кура за все миллионы лет своего течения. На самую высокую из близких гору тянулся, как и в Тбилиси, фуникулер, но Кашин не помнил, чтобы он работал. Зато там же, на этой верхушке была устроена гостинница, куда, причудливо извиваясь, вела дорога. На эту гору, впрочем, Кашин и прежде не поднимался, и теперь, полагал, у них не будет времени съездить.