Встан(в)ь перед Христом и убей любовь - Стьюарт Хоум

— Я вернулась, потому что готова выслушать дальнейшие наставления, — заявила Холт, застегивая молнию на моей ширинке.

— Ты готова только к тому, — рявкнул я, — чтобы немедленно отправиться восвояси.

— В таком случае, — заверещала Ванесса, когда я начал выволакивать ее из церкви, — зачем ты меня еб?

— Я тебя не еб, — зарычал я и от души шлепнул нахальную девицу по заднице. — Тебя кто-то другой еб. А теперь уебывай!

— Неужели ты меня не любишь? — захныкала Холт.

— Если у меня будут такие ученицы, как ты, — выплюнул я, — то всем будет ясно, что я сам себя не люблю. А теперь уебывай!

— Я буду следовать за тобой повсюду, — дулась Ванесса, следуя за мной по Флит-стрит.

— Посмотри сюда, — сказал я, показывая ей на церковь Святого Дунстана. — В этой самой церкви проповедовал Уильям Тиндейл, знаменитый переводчик Библии и протестантский мученик.

— Ты что, издеваешься надо мной? — спросила Холт. — Я знаю не хуже тебя, что церковь Святого Дунстана лежит на открытой Альфредом Уоткинсом знаменитой лей-линии, проходящей через Стрэнд, поэтому почему бы тебе ни рассказать мне побольше о ее значении у язычников и оккультистов, вместо того чтобы нести всякую христианскую чушь?

Я проигнорировал этот комментарий и направился на восток. Прогуливаясь, я погрузился в размышления и мою память тут же наводнили разнообразные сведения, касающиеся Альсации (так в древности назывался район, лежащий к югу от Флит-Стрит). В центре его некогда располагалось кармелитское аббатство, которое, до конца семнадцатого века обладало официальным правом убежища, и поэтому весь район был наводнен преступниками, ищущими спасения от гнева Астреи. Хотя Мэри Фрит или Молли Срежь Кошелек, под каковым прозвищем она прославилась, более не терроризировала неосторожных путников, которые пересекали живописные окрестности Флита, я почувствовал что ее отсутствие с лихвой восполняет общество Ванессы Холт. Церковь Святого Брайда расположена за старой городской стеной возле восточной оконечности Флит-стрит. Многие считают ее самой красивой из многочисленных красивых церквей, построенных Реном; витая ее колокольня служит моделью для многочисленных современных свадебных тортов в соответствии с традицией, заведенной местным кондитером в восемнадцатом веке. Я зашел в церковь и с удовлетворением заметил, что дверь на колокольню была открыта. Холт последовала за мной.

— Если ты пойдешь за мной по лестнице, — прошипел я моей мучительнице, — я спущу тебя с нее.

По мере того, как я поднимался вверх, в воздухе вилось все больше и больше пыли. Снизу раздавались шаги Ванессы, которая все-таки пошла за мною. Но, поскольку она предусмотрительно держалась от меня на некотором расстоянии, видеть я ее не мог. Взобравшись наверх я увидел в открытые двери, расположенные сбоку от лестницы, колокола и анфиладу из нескольких захламленных помещений. Я поднялся еще выше и холод старой каменной кладки сменился ярким светом солнца. Очутившись на вершине, я полюбовался раскинувшимся передо мной видом Лондона. Колокольня, самая высокая из построенных Реном, была укорочена после того как в 1764 году ее повредило молнией. Это происшествие привело к ожесточенной перепалке между Георгом III и Бенджамином Франклином. Колониальный лидер благоволил к громоотводам с заостренным концом, в то время как фанатично нетерпимый монарх испытывал жесточайшую неприязнь ко всему американскому и поэтому предпочитал громоотводы с затупленным концом. Когда ученый сэр Джон Прингл отказался подержать эту выходку повелителя, явно свидетельствующую о его безумии, король заявил, что Прингл недостоин оставаться на посту председателя Королевского общества.

Тяжело дыша, Ванесса уселась рядом со мной. Я понял, что мне следует действовать тонко, если я хочу от нее избавиться, потому что если я сброшу ее с колокольни прямо сейчас, это может отрицательно сказаться на моих планах. Кроме того, я опасался что, совершив подобное, я могу в запале, увидев гибель девушки, вновь начать повторять за ней все ее движения — то есть, в данном случае, сигануть с колокольни вслед за моим вторым «я». Как я предполагал сообщение о том, что, за исключением колокольни, все здание было разрушено при германских бомбардировках в 1940 году и что это была одна из четырех лондонских церквей, с которых в средневековье звонили вечерний благовест, не вызвала особого интереса у моей спутницы.

— А знаешь ли ты, что этот храм посвящен жившему в шестом веке ирландскому святому по имени Бриджит? — спросил я.

— Мне наплевать на всю эту твою христианскую чушь! — фыркнула Ванесса.

— Но, — протестовал я, — эта церковь построена на месте древнего и священного Колодца Брайда. В соответствии с кельтской традицией, Бриджит или Брайд — это солнечная богиня, которую почитают во время праздника огня Имболк церемонией, включающей в себя причастие святой водой. Как тебе известно эти ритуалы имеют место в начале февраля, после чего Брайд появляется из-под земли в виде весенних цветов. Колодец Брайда был святыней еще до Рождества Христова, его воды считались самой ценной в магическом отношении жидкостью во всем Лондоне!

— Ни фига себе! — воскликнула Холт. — Это надо так понимать, что мы можем приступить к магической работе прямо здесь и сейчас?

— Ага, — ответил я. — Я спущусь на улицу, а ты оставайся здесь. Когда я подам сигнал, начинай кричать без остановки следующее заклинание "Я горю, я пылаю, я сгораю, я ведьма и бесы вселились в меня".

Я спустился с колокольни, запер за собой входную дверь и вышел на Брайд-Лэйн. Оттуда я крикнул Ванессе, чтобы та приступила к заклинаниям. Я еще долго слышал ее вопли, пока шел по Нью-Бридж-стрит к станции метро «Блэкфрайарз».

Когда я вернулся в Брикстон, я обнаружил в моей постели Лайви, который трахал там Сайиду Нафишах. Это показалось мне дурным предзнаменованием и посему я выдворил Лайви из моего дома. Позднее я выяснил, что именно этот психический вампир и распространял слухи о совершенных мною ужасных убийствах.

Я потребовал, чтобы Сайида отвезла меня в Гринвич. Нашей первой остановкой оказался дом состоятельного оккультиста на Мейз-Хилл. Я быстро убедил сатаниста позволить мне воспользоваться его большим садом, который был скрыт от пытливого взгляда соседей деревьями и высокой зеленой изгородью. Нафишах следовало наказать и поэтому я заставил ее вырыть себе могилу. Я сидел, прихлебывая "Пимм'с", а она принялась за работу. Девица не привыкла к тяжелому физическому труду и вспотела как свинья к тому моменту, когда через несколько часов выполнила первую из порученных ей заданий. Затем я заставил Сайиду принести из сарая гроб и положить его в могилу. Когда моя ученица уселась в могилу, я бросил ей туда томик "Золотого треножника" и заставил прочитать его вслух двадцать четыре раза подряд.

"И да приготовит он серу негорючую в субстанции, в коей оная сера не возгорается — а сие возможно только если солью извлечь душу тела серы, засим же извергнуть из нея обратно. Оная субстанция столь благородна, что сиянием превосходит все звезды небесные, и сущность ее изобилует кровью, подобно Пеликану, иже терзает клювом грудь свою и соком ея, не умаляясь в жизненных силах, вскармливает птенцов. Сия Тинктура, сиречь Роза наших Мастеров, окраса лилового, иными именуемая также Драконовой Кровью, иными же — многоскладчатым лиловым плащом, иже покрывается им Царица Спасения и через посредство его металлам возвращается их природный блеск".

Сайида была хорошей чтицей и я с удовольствием слушал, как она вновь и вновь повторяла три текста, из которых состоит "Золотой треножник". Особенно приятно было созерцать заход солнца, в то время как Нафишах исполняла наложенную на нее эпитимию. Когда стало слишком темно и буквы уже нельзя было разобрать, она просто впала в транс, благодаря чему ей удалось довести до конца начатое. Я был доволен моей ученицей. Нафишах исполнила ритуал добросовестно.

Но еще предстояло проделать немало работы, поэтому мы направились на запад в машине Сайиды, которые мы оставили на стоянке на Дептфорд Грин. Затем мы прошли пешком вдоль Николас-хауза. Кирпичная стена отделяла нас от кладбища. Мы разделись догола перед памятной доской в честь Кристофера Марло. На самом деле доска установлена на месте старой чумной колонны, а вовсе не там, где похоронен драматург. Стоя обнаженным в лунном свете, я разглядывал густую копну волос на лобке Нафишах, а она разглядывала мой член. Эрекция не заставила себя ждать.

— Когда мы одержимы самими собой, — нараспев произнес я, — мы прекрасны. Стоит нам начать подражать природе иной, чем наша собственная, мы становимся уродливы. Познавая себя, мы прекрасны и мы уродливы, когда отвергаем себя.

— Мой повелитель! — простонала Сайида, упала на колени и взяла мой член в рот.