Вслед за путеводною звездой (сборник) - Коллектив авторов

– Да нет же, я про пацана в серой куртке, – операторша оторвалась от видоискателя. – Вон же он залез на край. Эй! Что за фигня!? Он что, прыгнул?!

– Нет там никакого… – начал было Юра, но тут сильный порыв ветра буквально вбил слова обратно в рот прыткого репортера. Что-то происходило вокруг. Что-то незримое, но очень важное. Ветер выл, ярился, налетал на башню, точно бойцовый петух на соперника. В этом вое и свисте трудно было различить странный мягкий шорох, словно разматывался, спадая с железного шпиля Министерства, большой шерстяной шарф.

Очередной мощный порыв ветра плеснул по маленькой лужице, образовавшейся в неровном водостоке. Холодные капли обрызгали Юре лицо, попали в глаза.

Внезапно сквозь зыбкую пелену дождевой воды репортер увидел прекрасное сияющее существо. Оно величаво взмахивало огромными пушистыми крыльями и даже не летело, а словно плыло по воздуху. Озаренный внутренним светом лик медленно обратился к застывшему человеку. Огромные мудрые глаза, в глубине которых вращались галактики и рождались звезды, на мгновение задержались, разглядывая оторопевшего Юру. Бесконечность зрачков ангела явила Тщетному всю его короткую жизнь. Просто, без утайки и прикрас. И репортеру впервые за много лет вдруг стало невыносимо стыдно.

Его крылатый визави начал медленно отдаляться, постепенно поднимаясь все выше и выше. Словно во сне, Юра наблюдал, как облитая теплым уютным светом фигура возносится над шпилем, догоняя растянувшийся над городом сияющий треугольник ангельской стаи.

Удивительные существа двигались ровно и слаженно, словно составляли единое целое. Впереди, венчая острую вершину треугольника, уверенно взмахивала крыльями большая птица.

Весной на могиле актера расцвели багряные маки. Почтенные старые липы склонили свои ветви, дивясь на это пламенеющее великолепие. Не ко сроку ведь.

В конце кладбищенской аллеи показались трое посетителей. Степенно вышагивал, покуривая трубку, усатый «боцман» Робертыч, рядом, поддерживая под локоть Люсю, семенил бледный после гриппа Владик Лихачев, вокруг, триумфально помечая территорию, бегал довольный прогулкой старый пудель. Когда троица почти достигла приметного памятника у обшарпанной стены, им навстречу со скамейки поднялся тихий и непривычно застенчивый Юра Тщетный.

Поздоровались, помолчали, издали разглядывая удивительный монумент. От темного гранитного основания отталкивалась волна из белого мрамора, на гребне которой красовался сверкающий бронзовый фрегат. Неведомый скульптор мастерски выполнил паруса, снасти и орудийные люки, не забыв, конечно, и про «Веселого Роджера» на флаге.

– Красота-то какая! – восхитилась гримерша. – И кто же так потратился? Может, дети объявились?

– В письме было сказано «от Михаила», – откликнулся «боцман», занимавшийся похоронами старого друга.

– Наверное, преданный поклонник, – предположил Юра.

– Мы сейчас как раз передачу про поклонников делаем…, – и отчего-то осекся, замолчал, конфузливо пиная носком ботинка прошлогодние листья.

– А как же «Пепел звезд»? – прищурился Робертыч. Они с репортером остались стоять на дорожке, а Люся и Владик подошли к памятнику, рассматривая детали.

– С этим все. Завязал, – еще больше смутился Юра. – Знаете, тогда на крыше Министерства я… мне показалось…

– Эй! Посмотрите! – окликнул их Лихачев.

Люди приблизились, склонившись над могильной плитой.

На гранитном монолите надгробного камня, перечеркивая наискосок дату смерти, лежало длинное серое перо.

Черный зонт

Давно это было. Жил в Праге мастер. Всю свою жизнь он делал зонты. И отец его делал. И дед. А прадед мастера зонтов не делал. Зато был придворным алхимиком и предсказателем.

От прадеда унаследовал наш кустарь частицу нездешнего дара. Каждый зонт у него выходил на особицу. И в каждом свое волшебство было спрятано. Едва дождь пойдет, чудо тут как тут из-под купола выглядывает. Одному мяснику из Градчан достался кусочек весеннего неба. Пожилому пивовару со Староместской – теплый солнечный свет. А одна юная дама пожелала, чтоб из зонта – виданное ли дело – ромашки сыпались. И тут не оплошал мастер. Выполнил заказ. Идет дама по Карлову мосту. На дворе ноябрь, дождь холодный хлещет, а за ней тропинка из цветов. Городские пройдохи ромашки эти собирать навострились и приезжим продавать. Мол, счастье приносят. Хорошие деньги выручили!

Бывали, правда, заказы посложнее.

Пришел как-то к мастеру один студент. Пальтишко на нем драное, худой, бледный, а глаза, точно угли, горят. Видит мастер, дело тут непростое. Налил гостю сливовицы и спрашивает: «Что тебе, любезный, от меня надобно?»

И рассказал студент такую историю. Была у него возлюбленная Бержка, дочь ростовщика. И все у них шло ладно. Встречались тайком, гуляли. На лодочке по Влтаве катались, лебедей кормили. Вот уже и сами будто два лебедя. Друг без дружки жить не могут. Решили они пожениться. Только преграда перед ними – беден студент. Явился он в дом ростовщика, что под Вышеградом, просит за себя Бержку отдать. А ростовщик слушать ничего не хочет. Выгнал юношу взашей. Дочь, как узнала – хотела от отца бежать. Ничего ей не надо, ни чести, ни приданного – лишь бы милый рядом был. Но ростовщик соединиться им не дал. Посадил дочь под замок, решетки на окна поставил. И приказал слугам дочь стеречь. Пытался студент выкрасть любимую, да ничего не вышло. А Бержка от тоски зачахла и померла.

– Чего ж ты от меня хочешь? – спрашивает мастер, а сам слезу смахивает. Потому человек был не злой и чувствительный.

– Хочу я, – говорит студент, – любовь свою оживить. Сделай мне такой зонт, чтоб в загробный мир сойти и обратно с милой моей возвратиться.

Испугался мастер, стал отказываться. Но парень попался упрямый.

– Без этого мне и жить незачем! – кричит. – Откажешь – пойду тотчас с Карлова моста в реку прыгну!

Вздохнул мастер, не стал брать грех на душу.

– Хорошо, будет тебе зонт.

– Дело! – говорит студент, а сам кошель тугой достает. – Заложил я все, что у меня есть, и братья-студенты еще немного помогли.

– Денег мне за такое не надобно, – отвечает кустарь, – приходи через девять дней. Работа готова будет.

Вот является студент к мастеру в назначенный срок и тут же с порога:

– Готов ли зонт?

– Готов, – хмурится мастер, – только, прошу тебя, подумай еще раз. Человек ты молодой, смышленый. Вся жизнь у тебя впереди. Возьми деньги, что собрал, вложи в дело. Десяти лет не пройдет – разбогатеешь. Большим коммерсантом будешь. А как придет срок – построишь в память о любимой своей часовню. Такой красоты, что все дивиться станут. И стоять ей до судного дня. Это я тебе точно говорю, потому мой прадед провидцем был, и дар его мне передался.

– Не бывать этому, – отвечает студент, – без Бержки моей.

Что ж тут поделаешь? Покачал головой кустарь, шагнул в угол, где тень погуще была, и достает зонт черный, как осенняя ночь. А спицы у того зонта, точно костлявая пятерня. Рукоять блестящая, острая, на вороний клюв похожа.

Вздрогнул студент, но взгляд не отвел. Руку к зонту протягивает.

– Погоди, – говорит мастер, – сперва наказ послушай. Как дождь пойдет, порежь рукоятью ладонь, так, чтоб кровь твоя на мостовую капала, потом спрячься под зонтом и головы не подымай. Смотри только себе под ноги. Они тебя к твоей Бержке сами вынесут. Как найдешь ее – зови к себе. Потом вместе по следам крови твоей обратно выберетесь. Только зонт не опускай и вокруг не смотри. От этого жизнь твоя зависит.

– Да как же я Бержку увижу? Если все время под ноги смотреть? – удивляется студент. – И кровь мою дождь смоет.

– Девушку найдешь по башмачкам, в каких ее схоронили, а кровь живую в загробном мире, как ни старайся, ничем не смоешь. Оттого и грехи наши все на виду. Ну, ступай.

Сделал парень все, как мастер велел. Едва тучи дождевые над Пороховой башней кольцом завились, порезал себе ладонь и с первыми каплями нырнул под зонт. Вот идет по мостовой и в самом деле тягу особую в ногах ощущает. А самого любопытство берет. Что там, в загробном мире творится? Ткань у зонта плотная. Ничего не видать. Только слышно, как вокруг кто-то ходит. И будто бы голоса даже, и звуки всякие. Может, обманул мастер? Ничего не сделал. И сейчас потешается над бедным влюбленным вся Прага. Уже совсем собрался студент зонт приподнять, как вдруг видит чьи-то ноги прямо перед ним. На ногах венские туфли с золотыми пряжками. И голос такой любезный, мягкий:

– Здравствуй, добрый путник, покажи мне свое лицо.

Студент молчит, не отвечает, а голос не унимается

– Что ж ты спрятался, мой друг. Давно я тебя жду. Взгляни же на меня!

Парень опять ни звука, а сам тихонько про себя молитву святому Дионисию возносит. И едва латынь в голове отзвучала, ноги в туфлях обратились куриными лапами, а благозвучный голос хриплым граем. Не стал юноша больше слушать, обошел крикуна и дальше зашагал.