Дефолт - Инна Тронина

Вот и случилось то, чего она ждала несколько дней – с тех пор, как вернулась из Питера и обнаружила в спальне мёртвого мужа. Благодетели начинают выбивать долг из наследников навсегда скрывшегося от них бизнесмена. Теперь Саша поняла, что да, действительно, зря она демонстративно не интересовалась делами Артёма. И после самоубийства мужа не поехала в фирму, не покопалась вместе с сотрудниками и юристом в его бумагах. А потому теперь не знает, был ли у Артёма долг, перед кем, и какой. Впрочем, даже если юристы дадут заключение, что документы липовые, и никаких долгов у Артёма не осталось, попробуй докажи что-нибудь «браткам».

Они напомнят, что на свете существует Аллочка, и ради её безопасности нужно раскошелиться. Вряд ли на этих ребят произведёт впечатление заключение юристов и справка о финансовом состоянии фирмы…

Зная, что Виктор Аверкиевич Старосвецкий знаком с Александрой и был приятелем покойного Артёма, «братки» выбрали его на роль посредника. И Витя играет эту роль с таким же удовольствием, как партии в бридж. Брюнет с зелёно-карими глазами, холёным, будто отлакированным лицом, высокий и стройный, он умудрялся шикарно выглядеть и в смокинге, и в рыбацкой куртке, и в военной форме, и в потёртых, нарочито небрежно обкромсанных джинсах.

От Старосвецкого даже в жару веяло холодком – он пользовался только парфюмерией марки «Айсберг». Алкоголь не употреблял, только пиво на отдыхе. Чаще всего заказывал минералку с лимоном, и безмятежно потягивал её даже в угаре ночного клуба. Саша никак не могла заставить мешковатого и рассеянного мужа так же следить за собой и есть, подобно Виктору, хорошо поджаренное мясо с салатных листьев. Артём так и не отказался от коротенькой чёлки, в то время как блестящие шелковистые волосы его приятеля заставляли вздыхать многих дам. Но бывший чекист ни на одну из них не взглянул, хотя геем тоже не был. То ли в шутку, то ли всерьёз называл себя аутистом третьей-четвёртой степени.

Виктор в детстве очень долго не говорил, не играл со сверстниками, не смотрел в глаза никому – даже любимой, рано погибшей матери. Совершенно не умел строить отношения с окружающими. Взгляд его был направлен не вовне, а внутрь, в собственную душу. Виктор обожал одиночество и раньше, и теперь. Когда не стало матери, отец захотел сдать младшего сына в психиатрическую больницу. И Витя, испугавшись такой участи, чудовищным усилием воли переломил себя. Стал общаться с ровесниками, но только по делу. Праздно время с ними не проводил, а помогал бабушке по хозяйству и в огороде. Старался ни с кем не здороваться за руку, сидел за партой один, и сейчас, должно быть, не хотел ни ласкать женщину, не говорить с ней. Ему было хорошо одному.

Специалиста такой квалификации хотели получить в штат многие фирмы, но Старосвецкий выбрал именно тот банк и обеспечивал его безопасность в лучшем виде. Всегда умел предвидеть, предугадать коварные замыслы конкурентов, хакеров и бандитов. Проворачивал в уникальном своём мозгу миллион комбинаций, и перехитрить начальника службы безопасности банка никому не удавалось.

Немного отдохнув, Саша отправилась на кухню, выпила ещё чаю и захлопнула двери на балкон. Душ приняла вечером, поэтому сразу же стала одеваться, невольно стараясь понравиться Виктору. В трауре тот её уже видел, а теперь должен встретить совершенно другую – уверенную в себе, преодолевшую горе женщину. И те, кто захотел с ней встретиться, тоже будут покорены красотой молодой вдовы.

Жемчужные серьги и ожерелье Саша достала из шкатулки работы Фаберже, подаренной Артёмом на десятую годовщину свадьбы – День роз. Украшения великолепно смотрелись с серым бархатным, в классическом английском стиле, костюмом. Высохшие после душа волосы легли так естественно и небрежно, что их не пришлось расчёсывать; наоборот, Саша зафиксировала причёску лаком. Потом обошла квартиру, закрывая окна и гася светильники.

Прокравшись мимо клюющего носом Алика, она вышла на ночную улицу, с трудом подавила приступ зевоты. Достала ключи от своей «Хонды-Сонаты», припаркованной на стоянке. Всё-таки правильно она сделала, что отправила Аллу к прабабушке. Дочка не должна слышать ночных звонков, видеть испуганную мать и знать, что отец имел какое-то отношение к бандитским группировкам, даже влез к ним в долг.

Она ехала, стараясь не задремать за рулём, и электрические огни дрожали перед лобовым стеклом, расплывались и пропадали в темноте. Но слёз не было, и печали тоже – одно только желание прикорнуть хоть где-нибудь, пусть даже там, в неведомой и жутковатой квартире.

Странно, что пришлось ехать в Хамовники, туда, где сейчас спит Аллочка. А вдруг не спит? Она ведь три ночи подряд только делала вид, что сумела успокоиться и забыться. Повезло ещё, что нет дождя, не елозят перед глазами щётки, не стучат капли по крыше и не заносит при каждом повороте. Раньше включила бы магнитолу, подёргалась под музыку, но сейчас неудобно, и руки дрожат. Дрёма наконец-то отступила, и тёплая тяжесть отлила от головы, от тела.

По Бородинскому мосту, по Садовому кольцу – Смоленскому и Зубовскому бульварам – Саша пронеслась в тишине, закусив губу, сосредоточенная и напряжённая. Когда заметила в условленном месте зелёный джип, вздрогнула – до последнего момента по-детски надеялась, что его там не будет, и встреча не состоится.

Джип мигнул сигнальными огнями и тронулся по Комсомольскому проспекту от центра, тихо и благородно, даже не делая попытки увеличить скорость. Серебристая «Хонда-Соната» послушно следовала за ним, и со стороны казалось, что внедорожник ведёт легковушку на тросе.

Близ Лужников джип покрутился по узким неприметным улочкам, и, поскольку Саша совершенно не знала этого района, легко её запутал. Дома здесь были кирпичные, кажется, серые. И даже днём их трудно было различить. Ночью же Саша абсолютно потеряла чувство реальности и машинально вертела руль, мечтая лишь об одном – чтобы они скорее куда-нибудь приехали.

Наконец, внедорожник затормозил около ничем не примечательного подъезда, остановился. Из-за руля выбрался плечистый высокий мужчина в сером пиджаке, надетом поверх пёстрого джемпера, и в мятых вельветовых брюках. Пёстрыми же выглядели и его руки – потом Саша поняла, что кожа водителя джипа покрыта сплошной татуировкой.

Ни слова не говоря, даже не повернувшись к Саше лицом, он подождал, пока она выйдет из «Хонды», закроет дверцы, подёргает их за ручки. Неподалёку, под облетевшими уже кустами акации и черёмухи, стояли два совершенно одинаковых шестисотых «Мерседеса», и кузова их изрядно запорошило опавшей листвой.

Кажется, начала портиться погода. Усилился ветер, внезапно заморосил дождик, но Саша не чувствовала ни сырости, ни холода. Один только ужас переполнял её душу, потому что пророчества сбывались одно за другим. Сначала застрелился муж, теперь его кредиторы взялись за неё. И кто поручится, что самого страшного не случится с бедняжкой Аллочкой?

Водитель, широколицый и раскосый, молча набрал код на щитке. Придержал дверь, пропуская Сашу, потом захлопнул её. Он не испытывал, судя по всему, ни любопытства, ни раздражения – просто выполнял приказ, и от этого Саше стало ещё страшнее. На третьем этаже сопровождающий позвонил у железной, обшитой вагонкой двери. Им сразу же отворили, будто кто-то специально сидел с той стороны у порога и ждал, когда привезут Александру.

Провожатый тут же пропал из-за спины. Саша шагнула через порог, осмотрелась и увидела хорошенького субтильного юношу в белых брючках и рубашке цвета какао с молоком, надетой навыпуск. Он безмолвно провёл Сашу по пустому коридору, нерешительно протянул руку и постучал в разрисованную под дерево двухстворчатую дверь с круглой кованой ручкой.

– Прошу вас! – громко сказал за дверью Старосвецкий.

Юноша толкнул одну из створок. А потом пропал – как тот, первый. Под незажжённой хрустальной люстрой стоял низкий столик, вроде бы выдвинутый из длинного, занявшего две стены, кожаного дивана. При желании этот диван мог превращаться и в широченную софу, и в такой вот столик, и в кресла с подставками для ног, и во множество разных полочек. Имея дома такой диван, человек не испытывал нужды во всей остальной мебели. Здесь её и не было, только в дальнем углу на тумбочке стояли телевизор «Сони» и музыкальный центр. Со стены полной луной светило бра, да блестел скользкий лакированный пол.

И по этому зеркальному полу, не отрывая от него ног, к Саше подошёл приятный мужчина средних лет, в синем костюме и клетчатом жилете. Тот самый, с которым они расстались всего несколько часов назад в квартире на Осенней улице, – Виктор Аверкиевич Старосвецкий.

– Проходите, Александра Александровна!

Виктор поклонился и отступил, пропуская гостью к столу. Вообще-то они были на «ты» и без отчеств, давно выпили на брудершафт, но в присутствии посторонних сразу же сделались подчёркнуто официальными, корректными.