Мотылек - Кэтрин Куксон

— Нет, Реджинальд, нет. Ты не можешь упрятать ее в сумасшедший дом. Это было бы грешно.

— Грешно? Ты сказала грешно, женщина? И это ты говоришь о грехе!

Тут Агнес услышала, как мать что-то пробормотала, но что именно, не разобрала. Но что бы это ни было, отец разозлился еще больше, и от этого перешел на крик.

— И это ты-то берешься учить меня, что такое грех! Да, вот о грехе-то и нужно бы поговорить, потому что кто это согрешил первым, а? Скажи-ка мне? Кто же это, черт побери, согрешил первым? Она не моя! Разве не так? Скажи, скажи это. Она ведь живое напоминание о твоем грехе, так ведь? И была им все эти годы, кара за твои похождения с дражайшим Ланселотом. Ланселот — рыцарь, Ланселот — романтический капитан Индийской армии. Думаешь, я такой простофиля и ничего не знал? Ты думала, что я ничего не вижу, разве не так? Ланселот, да чтоб ему в гробу перевернуться!

— Это неправда, — почти простонала мать, и добавила: — Она твоя…

Однако ее прервал отцовский вопль:

— Не смей мне лгать, сука! Я слишком долго молчал.

— Да, это правда, ты молчал. — На какой-то момент в голосе матери пробилась новая сила, в нем послышался, и не так уж незаметно, едкий упрек. — Это потому, что я содержала и тебя, и этот дом, и не только до смерти отца, но и после — на те крохи, что маленькая тетушка Джесс оставила мне, вот почему ты помалкивал. Да стоило мне только бросить тебя, тебе бы тут и пришел конец. И… не дай бог, я умру, правда, Реджинальд? Тебе невыгодно убивать меня, как тебе столько раз хотелось, так как мои деньги умрут вместе со мной, и тебе тоже будет крышка, потому что ты ни на что не годен и никогда не был годен, что ни возьми, ни для работы, ни для любви.

Агнес уловила звук удара и слабый крик и мигом заскочила в комнату, где увидела скорчившуюся на полу мать, она вцепилась обеими руками в край кровати. Отец стоял, склонившись над ней, лицо его было искажено до неузнаваемости, он весь клокотал от ярости. Он с удивлением обернулся и, распрямившись, уставился на Агнес, а потом обрушил на ее голову поток невероятных ругательств, отчего она закрыла глаза и втянула голову в плечи. Когда он замолчал, из уголков его рта по подбородку текла слюна, и он растер ее по губам подушечкой большого пальца и неверными шагами вышел из комнаты.

— Мама! Мама! — Агнес повернула голову матери, уткнувшейся лицом в постель, и на миг ее обуял ужас, потому что голова Кейт безвольно мотнулась назад. Неужели умерла? Она быстро нащупала пульс, он почти не прощупывался.

Оттащив отяжелевшее тело от кровати, Агнес подхватила его подмышки, но поднять не смогла, поэтому осторожно уложила на пол и перебежала на другую сторону кровати, чтобы дернуть за шнур звонка.

Она сидела на полу, держа голову матери у себя на коленях, когда в комнату вошла Руфи Уотерз, от неожиданности воскликнувшая:

— Господи боже мой, мисс!

— Быстро позови сюда Пегги… Хотя нет, подожди. Мастер Стенли дома?

— Да, мисс, он ушел к себе с полчаса назад.

— Быстро сходи за ним.

Через несколько минут в комнату вошел ее младший брат. Он был в ночной рубашке и халате. Опустившись на корточки рядом с Агнес, он спросил:

— Что случилось?

— Думаю, это сердечный приступ.

— Сердечный приступ! У нее было такое раньше?

— Не знаю. Но она принимала вот это. — Она показала на стоявший на тумбочке рядом с кроватью синий пузырек. Он взял его и прочитал на ярлыке: «Принимать при необходимости по шесть капель».

— Что это, опий?

Она покачала головой:

— Нет, он пахнет по-другому, наверное, ей это прописали. Ты бы съездил за доктором.

Он поднялся на ноги и сказал:

— Думаешь, в этом есть необходимость?

— Стенли! — прикрикнула она, и он тут же сделался похожим на провинившегося школьника.

— Ну, что ты, что ты, я только имел в виду, что для нее это уже привычно, и приступы и капли.

— Стенли, отправляйся за доктором и привези его как можно скорее. Но минутку, вот и Пегги. Помоги-ка нам поднять ее.

Пегги Уотерз, как только вошла в комнату, тут же увидела хозяйку лежащей на полу, но не проронила ни слова. Втроем они подняли неподвижное тело на кровать, и Агнес, снова повернувшись к брату, сказала:

— Побыстрее, пожалуйста. Поспеши как только можешь…

Произнеся эти слова, Агнес вспомнила, как говорила Джеймсу, что ее братья больше не мальчики. Но от фактов никуда не денешься, и сейчас Стенли очень мало походил на мужчину.

Когда Кейт Торман раздели и уложили в постель — она выглядела как покрытое простынями мертвое тело, — Агнес взяла со столика пузырек и спросила Пегги:

— Ты знаешь, что это такое?

— А, это что-то такое, от чего засыпают, и это облегчает боль и вообще, — ответила Пегги.

— Это опий?

— Нет, это микстура, которую прописывает ей доктор Миллер. Я думала, она безвредная, но она ее прятала. А из-за чего это произошло? Ты можешь мне рассказать?

— Это отец, он набросился на нее.

— Ты хочешь сказать, он ее ударил?

— Да. — Агнес принялась приводить в порядок вещи на туалетном столике и, собирая шпильки, спросила: — Ты что-нибудь знаешь о капитане Индийской армии?

Пегги ответила не сразу, и в словах ее прозвучала осторожность.

— Только то, что он был приятным и красивым молодым человеком, я бы сказала, настоящим молодцом.

— Он когда-нибудь останавливался у нас в доме?

— Да, было такое, во время одного из своих отпусков он проводил у нас бездну времени.

— Он был один? Я имею в виду…

— Нет, он был женат. Жена его была из Дублина. Но его родные жили где-то в центральных графствах, у них, насколько я могла догадываться, было там поместье. Он приезжал по приглашению вашего дедушки. По-моему, отец молодого человека и твой дедушка много лет дружили. Почему ты об этом спрашиваешь?

— Они поссорились из-за этого.

— Ну, что же, это когда никогда, но должно было выплыть наружу, и лучше бы раньше, чем позже, у нее просто не хватало духа.

— Пегги, что тебе известно про Милли?

— Что я знаю про Милли? — Пегги села в кресло у изголовья кровати и сжала ладонями руку хозяйки. — Только то, что она настоящий лучик света в нашей жизни и без нее жизнь в нашем доме была бы серой и совсем безрадостной. Она наша тяжелая ноша, что и говорить, но все стоящее на этом свете тяжелая ноша. Сама жизнь — тяжелая ноша, сплошное сражение, борьба с первого же дня рождения. И жизнь не разбирает между богатыми и бедными, разве что Господь оделяет этим бедных более щедро, если ты понимаешь, что я имею в виду.

— Пегги, ты думаешь, что… что Милли не папина дочь и что поэтому-то он бывает такой?