Шёл разведчик по войне - Александр Тиранин

«Нет, про тот случай без острой нужды лучше не говорить — подозрение может быть…»

Солдат вышел из кузницы с котелком и пустой кружкой.

— Держи, — протянул кружку, налил в неё из котелка горячего смородинового отвара с толстыми, разбухшими ягодами.

— Большое спасибо, — поблагодарил Микко.

— На здоровье, — отозвался солдат.

Подошёл и унтер — офицер, толстый, высокий и с виду добродушный.

— Здравствуйте, господин офицер, — Микко решил, что маслом кашу не испортишь.

Добродушие унтера тотчас улетучилось. Несколько секунд он смотрел на Микко, как известное животное смотрит на новые ворота, затем грозно обратился к солдату.

— Это кто такой?

— Мальчишка.

— А почему он в военное время находится в расположении военного объекта?

— Потому что он — будущий солдат.

— А пароль он знает? Солдат Арикайнен, ты у него спросил пароль? — И с тем же грозным видом обратился к Микко. — Говори пароль: что такое — бычий глаз в стене?

Микко знал ответ на эту старинную финскую загадку.

— Сук. Затёсанный сук на бревне.

— Молодец! — Обрадовался унтер — офицер. — Воин! Настоящий солдат! Как тебя зовут, солдат?

— Микко Метсяпуро.

— А я Йорма Кананпойка. Похож на цыплёнка? Нет? Должен быть похож, раз такая фамилия…[13] Ты куда путь держишь?

— К родственникам. Родители пропали, вот и хожу, то у одних поживу, то у других. Постоянно взять никто не может, с едой у всех тяжело. А если не на долго, то принимают пожить.

— Война… — Грустно согласился унтер. — Всем в войну плохо. — И сам себе возразил. — Нет, наверно не всем. Кому война в горе, тот её не затеет. Значит кому — то от войны радость и прибыль, если войны бывают. Но это уже не наше дело. Снимай лыжи, пойдём в кузницу, в тепле побудешь. Поешь, что найдётся. А в обед мы тебя хорошо накормим. Обед у нас вкусный, старая Хилма варит, стряпать она большая умелица. Сегодня сиеникеитто с перловкой и кала-майосса из щуки обещала приготовить. Любишь грибной суп и тушёную в молоке щуку?

— Люблю, — безо всякого лукавства ответил Микко: он не лгал, в эту минуту он всякую еду любил.

В просторной кузнице, которая судя по оборудованию, была одновременно слесарной мастерской, даже небольшой токарный станок в ней имелся и за жестяной ширмой работал сварщик, унтер усадил Микко поудобнее, а сам сел на чурбан у двери.

«Почему он так сел? Случайно? Или выход заблокировал?»

— Ешь. Хороший солдат должен быть здоровым и сильным. А чтобы быть здоровым и сильным, надо хорошо кушать. Ай, забыл, старая Хилма позавчера калитки с картошкой пекла, кажется один остался, — унтер прошёл к тумбочке подал Микко завернутый в обрывок газеты пресный картофельный пирожок. Сам же сел на табуретку у верстака. Путь к двери стал свободен.

«Случайно у двери сел», — понял Микко. Но тут же одернул себя — «Не расслабляйся. Как говорит Валерий Борисович: Бережёного — Бог бережёт, то есть, бережёт только того, кто сам бережётся».

Заморив червячка картофельным пирожком да смородиновым отваром, Микко убрал галеты обратно в сумку.

— Спасибо за угощение.

— Подкрепился? Вот и на здоровье, — ответил Йорма. — Скоро обед, тогда уж тебя как следует накормим. Чужие харчи, даже у родственников, не всегда жирные и сладкие. Отдыхай пока здесь, в тепле. А мне без дела сидеть некогда.

Но отдыхать Микко не стал. Вначале помог в кузнице, потом вызвался отнести готовую деталь в сарай, там ещё на поручение напросился. И до обеда дотошно обследовал и кузницу, и сарай. Насчитал шестерых солдат вместе с часовым. Заняты ремонтом орудий среднего калибра. Оценил запоры на кузнице и сараях, осмотрел возможные подходы к ним с разных сторон.

«Значит, мастерские. Мастерские — то мастерские, да какие — то не такие. Зачем держать мастерские вне расположения части? Ладно бы вблизи передовой, где нужен мелкий, но срочный ремонт. И в котле над костром не вода кипит, а гудрон плавится. Странные мастерские… чепуха какая — то, а не мастерские…»

В одном сарае пушки, другой, самый большой, заперт. Тропинка туда протоптана, от ворот снег откинут, но следы только от лопат, от самих ворот полукружья не видно, значит давно не открывались. Ворота на замке и печать висит, значит тропинку часовые протаптывают, когда запоры и печати проверяют. Может быть его для дальнобойных приберегают? Может быть. Но всё же странности здесь бродят, не сходятся концы с концами.

Завершив дообеденный урок солдаты потянулись в «казарму», стоявший неподалеку от сараев дом из двух больших комнат, одной маленькой, прихожей и кухни.

Двери комнат открыты. И Микко то с одним солдатом поговорит, то к другому с поручением сбегает. То хозяйке предложит помощь, не только вызвал тем к себе их расположение, но и весь дом обследовал. В больших комнатах насчитал по четыре солдатских кровати, а в маленькой, обустроенной получше, кроме кровати и тумбочки стоял ещё дощатый стол и обитый железом сундучок, видимо, для документов.

«Кроватей восемь, а солдат шесть. Какая — то несогласовка. Может быть свободные? Вряд ли. На каждой оставлены аккуратно сложенные вещи».

Старая Хилма оказалась не такой уж и старой, а разбитной голосистой бабёнкой лет пятидесяти.

— Йорма, это новый командир вместо тебя?

— Бери повыше. Он главнее нас всех. И мне приказывать будет. А я буду вытягиваться перед ним по команде «смирно!», и отвечать: Есть, господин офицер! Так точно, господин офицер!

— Откуда ж такой главный взялся?

— Сирота. Родители без вести пропали. Может погибли, а может большевики в Сибирь сослали. А он ходит по родственникам, то у одних покормится, то у других, — уже серьёзно ответил унтер — офицер.

— Тебя как зовут?

— Микко Метсяпуро.

— А родственники твои кто?

— Раз я Метсяпуро, то и родственники Метсяпуро, — ответил Микко. Но тут же прикусил язык — как бы таким ответом не обидеть Хилму:

«Одно из правил поведения разведчика — наставлял его Валерий Борисович, — никогда ни с кем не ссорься, что бы ни у кого не было желания напакостить разведчику». А такую промашку он вчера уже допустил с парнями. Не дело!

— Антти Метсяпуро из Рауту, Теуво Метсяпуро из Мянникке, Николай Олкинен из Ляскеля бабушка в Раухумаа, возле Ляскеля, живёт, — стал сглаживать ответ Микко.

— Нет, не знаю их… Хотя подожди, зять у меня служит, так у них командир тоже Метсяпуро… полковник Метсяпуро…

— Если полковник Эйно Метсяпуро, то родственник отца. Правда, дальний.

— Может быть Эйно, имени я не спрашивала. А что ж полковник Метсяпуро тебя к себе не возьмет? Уж он, наверно, не впроголодь живёт.

— Я его не видел никогда, знаю только, что он есть. И служит где — то в Лапландии. Туда за три года не дойдёшь.

— Письмо напиши.

— Письмо… Про письмо я не подумал. А если и напишу, куда он мне ответит, у меня ведь дома нет.

— Дай адрес кого — нибудь из родственников, к кому чаще заходишь. Сейчас ты к кому идёшь?

— К Юлерми Пюхяля в Киеромяки.

— Пускай полковник Метсяпуро пришлет этому Юлерми для тебя ответ. А ты, если сейчас не дождёшься, потом зайдёшь и заберёшь письмо.

— Не трогали бы вы Юлерми, ему не до писем сейчас, — неожиданно вмешался один из солдат. — У него осенью жена умерла, а он в ней души не чаял. И так живёт, будто ему сосульку в зад засунули, а тут ещё вы со своими письмами… Ты знаешь, что Сильва, жена Юлерми, умерла? — Обратился он к Микко.

— Да, родственники говорили. Она двоюродная сестра моего отца.

— Тем более знаешь. Придёшь в Киеромяки, там у твоего дяди есть друг, Эркки Маслов. Эркки мой шурин, брат жены. Увидишь его скажи: Рейно Пуссинен привет передает и доброго здоровья желает. И ещё скажи, как только унтер — офицер Йорма Кананпойка отпустит меня в увольнение, сразу же приду его проведать. А самогон, я знаю, он варит славный. Так когда, господин унтер — офицер, мне с фляжкой в увольнение сходить?

— Обедать пора, а то со сменой караула опоздаем. Арикайнен сердиться будет. Накрывай, Хилма, — господин унтер — офицер не выказал одобрения идее Пуссинена. Впрочем, и запрета не наложил.

Микко скосил глаза на часы — ходики: «Начало первого. Смена караула, скорее всего, в час».

— А в увольнение… — Продолжил тему унтер — офицер. — Будь моя воля, я бы вас сегодня же всех по домам отпустил. Но нельзя. Война. Так что, будет приказ, кого на Рождество домой отпустить, того и отпущу.

— Сами сегодня на стол соберите, а я пару — другую картофелин потру, да пока в печи огонь горит мальчишке хоть полдюжины дерунов состряпаю и сметаны пол — ложки есть, потушу их в сметане.

— Йорма, а на Рождество многих домой отпустят? — Солдаты не хотели оставлять приятную тему.

— Не знаю. Если здесь останемся, то человек трёх — четырёх, я думаю, разрешат отпустить. Если нас переведут в полк, там как большое начальство решит, но думаю, одного — двух, не больше.