Ватага «Семь ветров» - Симон Соловейчик

— А что, если никакого ложного товарищества нет? — впервые подумал и тут же сказал Клавдии Петровне Каштанов. — Ну да, конечно, конечно, это чья-то глупая и злая выдумка, удобное объяснение неприятных нам фактов… Конечно! Товарищество ложным не бывает, нет двух товариществ, ложного и истинного! Товарищество одно! Стоит нам допустить, что товарищество может быть ложным, что в каких-то случаях от товарища допустимо отказываться, как мы оправдаем любое предательство, и не только в наших школьных делах, не только! Товарищество есть товарищество, оно дороже всех наших математик вкупе с литературой — вот что мы должны были бы внушать ученикам с первого класса!

Каштанов ушел, оставив Клавдию Петровну в недоумении, и продолжал обдумывать свое маленькое открытие.

Товарищество… Использовать его силу… Не противостоять ему, а использовать его и осторожно, крайне осторожно направлять… Вот ребята на улице, особенно эти, семьветровские. Отчего они на улице сами собой держатся кучкой, а в классе их никак не собьешь в коллектив? Какие механизмы держат ватагу на улице? Как перенести их в школу?

«В поход…» — усмехнулся Каштанов, вспомнив разговор с Фроловой. Так ведь и поход походу рознь!

Фролова не могла понять, чего хочет Каштанов, и учителя не могли понять его, и ребята не понимали — чего он добивается? Каждый день собирает и все расспрашивает, расспрашивает — как играли, когда были маленькие, да кому пришел в голову розыгрыш с мэйкапаром, да какие еще у них были уличные затеи — и так серьезно расспрашивает, словно занят очень важным делом. Они не знали, что Каштанов хочет найти нечто самое главное, без чего ребятам и на улице скучно, что держит их вместе. Не только ведь необходимость в безопасности, не только чувство «своих». И в классе свои, а вот поди ж ты…

Постепенно стало проясняться: ведь у них каждый раз что-нибудь новое… Даже в старую игру сегодня играют по-новому, и невозможно предвидеть ее результат… Они выходят на улицу в ожидании нового и Костю Кострому в вожаках держат потому, что он способен дать идею, придумать что-то небывалое — ну, пусть хоть бочку с прокисшим квасом укатить! Им нужно что-то такое, что было бы непредсказуемым по результату, какая-то задача…

Это слово понравилось Каштанову: задача… Жизнь как цепь задач, которые сначала надо решить в уме, а потом и на практике… Если бы и всю их школьную общественную жизнь удалось превратить в цепь интересных, нетривиальных задач, а?

«Что ж, попробуем, — думал Каштанов, — попробуем…»

Через несколько дней он вновь собрал ребят.

— А что, Костя… Вот Наталья Михайловна, дорогой наш директор, каждый день чуть не плачет: двойки! Приносят ей после уроков сводки, и каждый день одно и то же — двойки, двойки, двойки!

— Ну и что? — спросил «морячок» Паша Медведев. — А мы здесь при чем?

Каштанов не сразу и сказать решился.

— А нельзя ли, — наконец выговорил он, — нельзя ли сделать так, чтобы хоть один день без двоек был? Чтобы во всей школе ни одной двойки за день?

— Во всей школе?

— Да.

— Это как же? — спросил Костя, но Каштанов почувствовал, что он заинтересован. «Взрослый только откроет рот, а я уже знаю, дело он собирается сказать или не дело», — вспомнил Каштанов. Кажется, ему повезло сказать дело…

— Как? — переспросил Каштанов и, округлив глаза, почти шепотом произнес: — Не знаю… — и откинулся на стуле, довольный произведенным эффектом.

Он не знал, как решить задачу с двойками, но зато он теперь знал нечто более важное: ребятам надо задавать только нерешенные, никем не решенные задачи! И вместе с ними решать. «Вот как интересно, — думал Каштанов. Если я, воспитатель, знаю, как провести какое-то мероприятие, оно почти наверняка будет неинтересно ребятам. Они не хотят жить по подсказке, чужим знанием, и нельзя общественную жизнь уподоблять математическим задачам, решение которых известно учителям, а ответ стоит в конца задачника. Только безответные задачи, чтобы и сличить было не с чем! Математическую задачу можно решать понарошку, но жить-то понарошку нельзя!»

— Не знаю, ребята, вот убейте меня на этом месте, если у меня хоть одна мысль есть по этому поводу: как провести день без двоек. Единственное, что я могу вам предложить, — давайте вместе будем думать.

— Нет, — сказал Костя Костромин, и глаза его блеснули, — мы сами.

— Так, ребятишки, — передразнивая Каштанова, говорил Костя. — Собрались в кучу. Это будет у нас совет…

— Совет задачи, — сказал Миша Логинов.

— А давайте просто — куча мала! Все соображения в одну шапку! — предложил Паша Медведев.

— Идет! Принято! Открываем первую в нашей школе кучу малу, и я чувствую, это заседание будет не последним — и следовательно, историческим.

— А у Алексея Алексеевича все историческое: историк же!

— Уважаемая куча мала! Принимаются только прострельные идеи!

Сережа Лазарев, никогда не учивший уроки, предложил:

— Мы с Игорем обходим все классы и объясняем, что к чему. — Сергей показал увесистый кулак. — Можем парочку приемов для наглядности продемонстрировать. Выучат как миленькие.

— Ненадежно, — сказал Костя. — Кто-нибудь от страха и засыплется.

— Надо такое сотворить, — хмуро начал Игорь, — такое, чтоб уроков не было…

Все засмеялись, а Костя сказал:

— А что, ребятишки? Вот это прострельно! Нет уроков — нет двоек, и задачка решена!

Тут же предложения посыпались со всех сторон:

— Поджечь школу! Потом потушить!

— Про нас же и в газетах напишут!

— Чего поджечь? Взорвать ее начисто!

— Стекла все повыбивать!

— Эпидемию холеры устроить!

И только когда все накричались и дошли до того, что надо попросту связать всех учителей, Миша Логинов сказал:

— А я, кажется, нашел… Связывать их не будем, но идея тут есть… Сколько в школе учеников? Больше тысячи. А учителей? Всего полсотни. На кого же легче подействовать?

Костя помолчал и объявил, что Михаил Логинов не только лорд-толкователь, но еще и гений всех времен и народов.

…Через несколько минут вся куча мала двигалась по школе, и странные звучали речи!

В учительской, например, переговаривались так:

— Розетка есть. А какое напряжение?

— Двести двадцать, какое же еще.

— Девочки?

— Можно сделать, — отозвалась Маша Иванова.

— Сколько человек надо?

— Человек пять-шесть и разную утварь… Я восьмиклассниц возьму.

В коридоре на первом этаже остановились у стенда «Ими гордится школа». Полюбовались отличниками из второго и четвертого классов.

— А может, погордились, и хватит?

— А что вместо?

— Команду «Спартака», — предложил Сережа Лазарев.

— Не на тему, — сказал Костя.

— А вот в театр ездили, — вспомнил Паша Медведев. — Там в фойе… Помните?

— Идея!

Так они обошли всю школу, горячась, перебивая друг друга, размахивая руками, и Костя то и дело кричал: «Прострельно! Навылет! Ты гений!»

В раздевалке для учителей было полное запустение. Наташа Лаптева сказала:

— Это я возьму. Это мое.

— Так не обойдешься, нужны деньжата.

Деньжат в нужном количестве не оказалось, и тут же придумали, как их достать. Паша сказал, что у отца в цеху можно хорошо заработать на очистке поковок от окалины.

Так и решили: операция «Окалина».

— Всё?

— Всё.

— А сделаем день, ребятишки?

— Сделаем.

— Мальчики, ну обязательно получится, вот я чувствую! — говорила Маша, — а давно она уже ничего не чувствовала и не предчувствовала.

На другой день девятый класс остался после уроков. Костя рассказал о задаче Каштанова, о том, как собралась куча мала, о гениальной идее Миши Логинова и о плане, выработанном кучей малой.

Слушали его кисло.

— А нам какой навар? — спросил Роман Багаев.

— Никакого. Нуль навара.

— Получится обыкновенное подхалимство, — сказала Клава Керунда. — Не люблю подхалимов, никогда перед учителями не подхалимничала и не буду!

В другое время Костя оборвал бы, наверно, Керунду или ответил бы ей так, что она два дня бы плакала; но сегодня ему было весело. Уговорить класс — это входило в задачу, это было необходимо для решения ее, а задачи надо решать, а не отбрасывать в раздражении!

— Одну минуточку, — весело сказал Костя. — Зачем спорить? Что мы имеем? Мы имеем гениального лорда-толкователя. Прошу вас, лорд: что такое «подхалим»?

Все рассмеялись, а Миша Логинов поправил свою изысканную прическу, подтянулся, поднимаясь из-за парты, вышел к доске и взял мел, негромко при этом напевая, как всегда, когда он обдумывал ответ.

— Предлагаю следующее толкование, — начал он и еще немножко попел, пока в голове у него не сложилось окончательное решение. — Икс зависит от А. Икс не любит А, боится А, презирает А, но угождает и льстит ему, чтобы получить выгоду. Икс — подхалим.