Вся синева неба - да Коста Мелисса

Но до этого Эмиль заставляет себя пройтись под деревьями, чтобы унять головную боль. Он направляется к ручью. Хорошо бы помочить ноги в ледяной воде. Он резко останавливается, потому что Жоанна там, на берегу, сидит на большом валуне. Она прижимает к уху телефон и говорит. У нее уверенный голос, он такого от нее не слышал. Негромкий, но ясный.

— Нет. И перестань мне звонить…

Несколько минут она молчит. Несмотря на шум ручья, Эмиль слышит мужской голос в трубке. Довольно молодой голос.

— Ты… Нет… Перестань, не плачь… Ты говорил, что уважаешь мой выбор… Я… Я не знаю. Я тебе уже сказала… Месяц, полгода, год… Мне нужно время… Нет… Перестань…

Она молчит еще дольше, как будто сдерживается или переводит дыхание.

— Мы договорились… Я вернусь, когда буду готова. Я тебе уже сказала… Ты не можешь продолжать вот так мне звонить… Мне нужен покой. Мне нужно пространство.

Она обхватывает голову руками. Проходит еще несколько секунд. Когда она заговаривает снова, голос у нее сердитый.

— Да, мы любили друг друга, но это ничего не меняет… Нет, теперь я уже не знаю. Мне нужно время, чтобы понять, так ли это еще… Перестань плакать. Как есть, так есть.

Эмиль стоит, застыв, несколько секунд и понимает, что не должен быть здесь. Он тихо пятится, стараясь не хрустеть ветками. Будет жуткий шум, и Жоанна услышит. Она поймет, что он знает. Ни он, ни она не смогут справиться с этой ситуацией. Эмиль быстро возвращается к кемпинг-кару. Теперь он знает. Ей звонит мужчина. Мужчина, который плачет оттого, что она ушла, мужчина, которого она когда-то любила, но теперь не уверена, что любит.

Стол готов. Он его накрыл. Приготовил омлет с грибами, моля Бога, чтобы она ела яйца, зеленый салат и немного риса, который сварил с веточкой розмарина. Поджидая ее, достал чистый лист и ручку, но сегодня явно не тот день, чтобы писать письмо. Головная боль никуда не делась, она стучит в черепную коробку. Картины ночи еще слишком близки. Слова, произнесенные на берегу ручья. Она захотела ребенка, и… она была готова гораздо больше, чем я. Он не знает, почему вдруг доверился. Почему этой девушке? Не потому ли, что проще признаваться в своих ошибках незнакомым людям?

Эмиль познакомился с Лорой в университете. Он скучал на курсе коммерции. Толком не учился. По минимуму. Лора была курсом старше. Она пришла представить другим студентам в качестве примера свою стажировку, которую проходила в агентстве недвижимости. Он нашел ее красивой и дерзкой. В тот же вечер они встретились на студенческой вечеринке. Он поймал ее за плечо в толпе и сказал, что очень интересуется предприятием, на котором она проходила стажировку. Она все поняла и рассмеялась. Он просто влюбился в ее смех. И тогда же наполовину влюбился в нее. Они провели вечер за беседой у стойки бара. Уходя, поцеловались. Назначили свидание на завтра, чтобы перекусить в центре города. Так это все и началось, стремительно. Больше они не расставались. Она приходила ночевать в его студенческую квартирку. Он приходил ужинать в квартиру, которую она снимала с подругами. Иногда ночевал там. Она могла позвонить к нему в дверь среди ночи, просто чтобы вдохнуть его запах перед сном. Или приходила на перемене в его аудиторию и заявляла: «Пошли в кино!» Он удирал с лекций и шел с ней. Она была импульсивна. Вся дышала жизнью. Не любила долго оставаться в одном и том же месте. Все ей быстро надоедало. Она могла уйти с вечеринки через час, мол, ей пахло плесенью. Она решала уехать на уик-энд к морю во вторник вечером, мол, хочешь, езжай со мной, я все равно уеду. Бросив в свою старую машину купальник и зубную щетку, она уезжала. Таким было начало их связи: взлеты и падения, страсть. Он знал, что она свободна, и любил ее еще сильней, понимая, что она может уйти в любой момент.

Потом они успокоились. Стали учиться прилежнее (папы и мамы с обеих сторон ворчали). После двух лет метаний между их домами они поселились вместе. Лора закончила факультет и нашла работу, перестала затевать импровизированные уик-энды, начала беспокоиться, когда он не возвращался вовремя. Он почувствовал, что она уже не так свободна. Больше не считал ее вольной птицей. Он решил, что она стала старой доброй домашней кошечкой и навсегда с ним останется.

Да, ему было трудно признаться Рено, что он все испортил, что томил Лору, считая ее идею беременности капризом. Из них двоих он считался способнее, был образцом, тем, кто лучше знает и разбирается в женщинах, не бывает неловким и ничего не боится. А ведь преуспел Рено. Он сумел удовлетворить Летисию. И у него теперь есть ребенок.

Всегда проще видеть в сопернике причину разрыва. Гораздо проще, чем признать, что сам все испортил.

Наверно, поэтому он убеждал себя, что Лора ушла к другому. Скорее всего, никакого другого не было. Лора ушла за своей мечтой, за своей свободой.

Эмиль слышит шаги Жоанны по гравию парковки еще прежде, чем видит ее. Он встает, пожалуй, слишком быстро.

— Доброе утро.

— Доброе утро.

Она, похоже, не в обиде за прошлую ночь. У нее просто отсутствующий вид, как всегда. Она опускается на стул, даже не пытаясь спрятать свой мобильный телефон. Да и хочет ли она его прятать?

— Я приготовил обед. Надо поесть… Рис остынет.

На ней вечная черная шляпа и ансамбль: шаровары и футболка, тоже черные. Значит, она действительно носит только черное. Он наполняет ее тарелку, а она сидит, уставившись в пустоту. Разговор с мужчиной по телефону, похоже, выбил ее из колеи.

— Ты… Ты была у ручья?

Он косит под дурачка, чтобы заставить ее говорить, вывести из апатии.

— Да.

Больше ему сказать нечего. Он протягивает ей тарелку, но она даже не тянется к приборам.

— Ты не ешь?

— Не хочется.

Лицо у нее растерянное, опрокинутое. Интересно, почему она ушла от мужчины, с которым говорила по телефону? Как она от него ушла? Почему он продолжает без устали ей звонить? Мы договорились… Я вернусь, когда буду готова. Это непохоже на окончательный разрыв. Скорее на брейк. Чего она ищет, убегая, уезжая с первым встречным, удаляясь во что бы то ни стало от своего дружка? Хочет что-то доказать? А он сам, собственно, чего ищет? Лист бумаги по-прежнему лежит на столе, рядом с его тарелкой, безнадежно чистый. Он не в состоянии ничего написать. Уезжая, Эмиль верил, что есть совсем простое объяснение. Сегодня он понимает: все сложнее. Обрывки прошлого всплывают, делая все более выпуклым, представляя в новом свете. Наверно, есть не одна очевидная причина его отъезда…

Жоанна подносит ко рту кусок помидора. Она заставляет себя есть. Он видит в этом хороший знак, думает, что, пожалуй, может с ней поговорить, что она, наверное, может его просветить. Она ведь, в конце концов, тоже уехала… Он потирает шею.

— Я пытаюсь написать это письмо со вчерашнего дня…

Голос у него неуверенный. Она поднимает голову от тарелки. Он показывает ей чистый лист.

— Письмо о чем?

Она не спросила «письмо кому», но «письмо о чем». Она совершенно права. Это письмо не адресовано никому в отдельности. Ни его родителям, ни Рено, ни ему самому. Это письмо, чтобы объяснить. Или, может быть, просто письмо, чтобы понять. Наверно, поэтому у него и не получается его написать.

— Прощальное письмо… Моим близким. Чтобы сообщить им о моем отъезде.

Жоанна откладывает вилку и кивает, скорбно поджав губы.

— Они еще не знают, что ты уехал?

— Нет. Я ушел по-тихому, почти как вор. Они… они, наверно, догадываются, что я уехал, они нашли мою студию запертой на ключ, пытались мне звонить. Только Рено знает… Мой лучший друг… может быть, теперь он уже раскололся… Прошло четыре дня…

Она снова начинает есть, маленькими глоточками, не торопясь.

— Почему ты не сказал им, что уезжаешь?

— Они бы не захотели этого понять. Рено — другое дело, но мои родители и сестра никогда бы не поняли… Мне предложили клинические испытания. Протокол для изучения болезни, делать тесты, пытаться замедлить процесс. Они хотели, чтобы я на это подписался.