Последний министр - Валерий Гуров

Поэтому, если даже Родзянко захочет отомстить, он будет искать другие возможности, которые позволят сохранить его честь и репутацию незапятнанными…

Так в 90-е ни один авторитет по схожим причинам не вмешивал в разборки с другими бандитами власть. Поэтому в, на первый взгляд, дерзком поступке господина министра, не было ничего, кроме холодного расчета. Ну а что выйдет из разговора с Родзянко… это только предстояло узнать.

Глава 6

«В политике нет мести, но есть последствия».

1917 год, январь 6,

тайное совещание совета министров, Петроград.

По возвращению в Петроград, Протопопов простился с Курловым и крепко пожал тому руку.

– Спасибо.

– Страшный вы человек, господин министр, – хмыкнул генерал. – Сколько вас знал и никогда бы не подумал, что вы горазды на такое.

– Практичный, – поправил Александр Дмитриевич. – А вы господин Курлов, помимо прочего, думайте меньше, а делайте больше.

– И что делать прикажете?

– Приставьте ка нашего человечка из жандармерии к Родзянко для надёжности, пусть первые дни понаблюдает за ним в оба глаза. Если вдруг Михаилу Васильевичу в голову что нехорошее придёт – доделайте то, чего мы доделывать не стали. Смело доделайте и без моего на то спроса.

– Выполним, господин министр.

Обнялись.

Попрощались по-хорошему так.

Курлов отправился заметать следы случившегося и выделять человечка к Родзянко, а заодно решать вопросы с Кирпичниковым и Васильевым. Протопопов вернулся в здание министерства к вечеру. Там встретил охранника Федю и узнал от того, что приходил Марков Второй, а вместе с ним или позже (Александр Дмитриевич так и не выяснил) небезызвестный Римский-Корсаков. Оба перезаписались на приём на завтрашний день и долго выпытывали куда подевался министр и какими такими делами государственной важности он занят. Им ничего не сказали, но Протопопов понимал, что разговора с правыми не избежать. Просто так от них не отмахнешься.

Сейчас только не время разговаривать.

Позже.

Так то разговор нужен.

Запершись в кабинете и напомнив, что его ни для кого нет, Протопопов приготовил себе крепкий чай и плотно перекусил, разом отужинав и отобедав. Возможно потому, что новое тело все ещё требовало адаптации и настраивалось, Александр чувствовал себя совершенно разбитым и выжатым, словно долька лимона. Поэтому после ужина приняв сто граммов на грудь успокоения ради, завалился спать и продрых до следующего утра без задних ног. Сны ему не снились.

Уже утром его разбудил звонок Курлова, который сообщил, что вчерашние вопросы требующие исключительного внимания улажены и господину министру лично придёт на подпись приказ о премировании отличившихся полицейских из сыска на сумму 500 рублей, а также выделение премии самому господину Кирпичникову на сумму в 1000 рублей. Протопопов поблагодарил генерала за службу и обещал подписать приказ тем же днём, не затягивая. Отдельного упоминания о Родзянко от Курлова не последовало, по чему Протопопов сделал вывод, что Михаил Васильевич никак себя не проявил и не обозначил.

Ждёт.

Убедился в этом министр за завтраком, делая обзор прессы. Журналисты продолжали судачить о дуэли, но не так чтобы активно. Тема заметно утихла и сошла с первых полос. Интерес спал. Газетные вояки все ещё спрашивали – а будет ли дуэль, хватит ли у министра внутренних дел душку в проблеме разобраться? Да едко, да колко, но ни грамма в этих статьях не было от действительности. Не раскопали и не унюхали ничего.

Это вселяло определённый оптимизм.

День начался в приподнятом настроении.

После завтрака Александр Дмитриевич размялся хорошенько, поотжимался и поподтягивался в своем обустроенном спортивном уголке. Приучал к регулярным физическим нагрузкам своё новое тело. И приведя себя в тонус, был готов во всей красе встречать новый день, который обещал быть невероятно интересным и одновременно сложным.

Голицын накануне объявил, что сегодня, наконец, пройдёт заседание совета министров, на котором Протопопов намеревался присутствовать, отдаленно смахивающем на качалку из далеких 80-х. Заседания совета в эти сложные дни происходили регулярно, чаще всего по два раза в неделю. Дел вагон и маленькая тележка у правительства. Но после конфликта с участием Протопопова, премьер Голицын намерено тормознул государственную машину и перенёс заседание совета с 3 января на 8 января, чтобы дождаться, когда улягутся первые страсти. Голицын очевидно хотел, чтобы общественности разных взглядов стало определённо понятно, что выходка министра Протопопова на торжественном приеме не несёт в себе никакого другого порыва, кроме очередного нервного срыва, которых за Александром Дмитриевичем значилось не счесть. И когда в глазах общественности Протопопов отказался «отвечать за базар» после выходки на торжественном приеме, премьер, натужно и последовательно добивающийся отставки министра внутренних дел, получал на руки все козыри в своих начинаниях. Мол, так и сяк, а Протопопову лечиться надо, а не министрствовать. Задача Голицына была ясна – пересмотреть состав правительства на момент открытия думских заседаний. Потому как в нынешнем составе правительство будет подвержено нападкам депутатов. И пересмотр логично было начинать с самого ненавистного министра, коим Протопопов и являлся. Задача же Протопопова заключалась в том, чтобы, во-первых, переубедить Голицына, если говорить мягко, а во-вторых сделать совету на заседании одно крайне любопытное предложение, от которого министры не смогут отказаться ни при каких обстоятельствах.

Вот и посмотрим.

В приподнятом настроении, Александр Дмитриевич явился на заседание, поприветствовал всех собравшихся и занял своё место. Сидя за столом, он не без интереса изучал присутствующих, каждого из которых узнавал легко и с первого раза. В зале собрались все до одного министры нынешнего правительства и канцелярия.

Председательствовал премьер. Князь Голицын был подтянутым старикашкой небольшого роста, под семьдесят. Одевался строго и со вкусом, как и подобает премьеру, и выделялся пышными усами, торчащими в стороны, как два прутика. Голова его была седой, а вот усы, в которых будто сосредоточилась вся жизненная сила Николая Дмитриевича, все ещё оставались чёрными, как смоль.

Внешне власть премьера могла показаться безграничной, когда как на деле Николай Дмитриевич совсем ничего не решал и не имел реального политического веса. Он не назначал министров себе в кабинет, понятия не имел о составе