Одаренная девочка и прочие неприятности - Мальвина Гайворонская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Итак, что мы имеем? Прошлой ночью Марго умерла. После долгих лет молчания кинжал сестры внезапно позвал Татьяну, и зов этот был сильным и очень жалобным. Почему именно сейчас? Почему такая смерть? При чем тут девочка?
По привычке коснулась пустых ножен на шее. Она знала свои сильные стороны, и стройные логические цепочки в их список не входили. А вот упырю вполне могла бы прийти в голову идейка-другая. В конце концов, для него это дело чести – узнать, почему сбежала без пяти минут правая рука. Пусть напряжет извилины или что там у этих бактерий в голове заместо мозгов.
Потянувшись, Татьяна глянула на старые часы с боем, висевшие на стене. Если не врут – пять утра. Как раз успеет к открытию кофейни. Она встала и, залпом осушив остатки бутылки, твердой походкой двинулась наружу.
Ее мотоцикл, еще ночью подпиравший капусту на грядках, сейчас был заботливо прислонен к веранде и привязан к перилам каким-то шнурком, словно конь за поводья. Рядом точно так же был закреплен и богатырский. Вокруг них с тряпочкой суетился уже знакомый Татьяне енот, старательно натиравший хромированные детали. Завидев ее, резко остановился, сложился в поклоне и шмыгнул в кусты. Русалка хмыкнула. У сильных и независимых женщин, значит, котики, а сильный и независимый мужик енота пригрел. Ага, а сама-то? На мелочевку вроде животных не размениваемся, если уж заводить – так сразу банкира с сыном. Она снова хмыкнула и принялась отвязывать мотоцикл.
– Не сочтите за наглость, но, поскольку вы явно не намерены завтракать, позвольте хотя бы выдать небольшой перекус в дорогу. – Вот и Пень нарисовался, а с ним и мелкая пигалица. Стоит чуть сзади, смотрит во все глаза. Ей-то чего не спится? Боится неприятности пропустить?
– Я правильно понимаю, что в случае отказа твой перекус загадочным образом появится в моем багажнике и ты тут будешь совершенно ни при чем?
– Абсолютно верно, – просиял молодой старьевщик.
– Ладно, давай. – Она забрала сверток и, перехватив странный взгляд девочки, спросила: – Чего тебе?
– Можно вас обнять?
Русалка остолбенела:
– Ты белены объелась?
– Татьяна, ну что вы, в самом деле! Я не имею склонности кормить детей…
– Не к тебе вопрос, – отбрила та и вперила в девочку тяжелый взгляд. – Сдурела?
– Нет. У нас просто принято обнимать тех, кто уходит. Это важно. Мама так говорила.
– Меня это не касается. Не трожь и отвали.
– Сударыня, может быть, все-таки смягчитесь? Это же всего на секундочку, чтобы, так сказать, подтвердить, что недопонимание исчерпало себя, – ненавязчиво решил вмешаться Пень.
– Ты издеваешься? – совершенно ошарашенно переспросила русалка.
– Обижаете, я абсолютно серьезен. Кто мы такие, чтобы осуждать чужие традиции?
Татьяна закатила глаза. Сцена затягивалась, и это бесило.
– Ладно, только быстро и без фокусов.
Девочка метнулась к мотоциклистке, быстро прижалась к куртке и так же быстро отступила назад. На мгновение Татьяна почувствовала неуловимо знакомый аромат.
После того как русалка молча уехала, Александр Витольдович подошел к воспитаннице и мягко положил той руку на плечо:
– Вот видите, а вы боялись. До пробуждения братца еще как минимум пара часов. И если вы все еще не настроены спать, предлагаю заняться делами первой необходимости.
Пандора отчаянно пыталась запомнить ощущение крепкого женского тела и странную смесь запахов кожи, кофе и хлорки. Но опекун прав: всему свое время.
– Да, конечно. Расскажете мне про дом? Или про правила? Местность? Распорядок уборки?
– Сударыня, все это может подождать. Важнее другое. Кажется, с момента смерти матери вы так и не имели возможности поплакать?
Девочка ошарашенно смотрела на него, и вдруг все накатилось разом. Мама. Они знали, что будет, и старались подготовиться, но все равно было чудовищно больно. Папа. Его последняя улыбка. Как он помогал залезть в багажник. Как сурово давал последние указания Буцефалу. Как поцеловал в лоб и крепко обнял, уходя – возможно, навсегда… Куртка брата и теплая кожаная куртка тети – символы того, что семья всегда рядом. На глаза сами собой навернулись слезы, и уже спустя пару секунд Дора не то чтобы плакала, а, скорее, ревела белугой, захлебываясь и кашляя. Прибежавший на слезы енот мгновенно вскарабкался к ней на руки, грея мягким, пушистым теплом и тыкаясь холодным носом в щеки, а опекун с невозмутимым лицом стоял рядом, аккуратно поглаживая по плечу и изредка подавая чистые носовые платки.
Дмитрий проснулся от ненавязчивой щекотки. До топ-10 худших пробуждений в жизни это не дотянуло: вопреки обыкновению, он лежал на чем-то мягком, голова не трещала, ощущения, что по тебе прошелся табун единорогов, тоже не было. А вот чьи-то шаловливые лапки были. Быстро выбросив вперед руку, богатырь не без удивления обнаружил в ней недоумевающего енота с пипидастром в руках. Попялившись немного на богатыря, животное попыталось смахнуть с него пыль, после чего было аккуратно отпущено на ковер и побежало убирать дальше. Проводив его задумчивым взглядом, Дмитрий понял, что его удивляло. С каких пор Пень стал таким паинькой? Чаек, еноты, вежливость? Возникало ощущение, что кое-кто обсмотрелся «Гордости и предубеждения», после чего грабанул гардероб костюмера в провинциальном театре юного зрителя. Приемному отцу богатыря пару раз приходилось работать с Пнем-младшим, и у героя папиных историй с этим услужливым дворецким, кроме шейного платка, не было ничего общего. Что там батя говорил? С рыжим держи ухо востро? Он не дурной, он просто не за нас?
Енот вернулся, и вернулся эффектно – в переднике и с чепчиком на голове. Чувствуя себя полным идиотом, Дмитрий наклонился к нему и громко прошептал:
– Что тут вообще происходит?
Пушистый домоправитель предсказуемо не ответил, только возвел очи горе и так красноречиво закрыл лапами глаза, что стало ясно: он тоже глубоко не в восторге. После поманил за собой. Богатырь огляделся и не нашел в комнате вчерашнюю русалку, но обратил внимание на две пустые бутылки у кресла. Видать, уже свалила. Что ж, пришла пора поговорить с хозяином с глазу на глаз.
Пухлый шерстяной проводник успешно вывел ДТП к знакомой кухне. Старьевщик наконец обулся и теперь что-то готовил, сверяясь с тетрадкой. Когда вошел Дмитрий, он как раз разбивал два огромных яйца в миску. Доры не было видно.
– А где?..
– Сударыня много плакала сегодня утром и совершенно устала. Мы уложили ее вздремнуть. Разбудим, когда вы закончите с завтраком и решите-таки стрясти с бедного ребенка причитающееся.
– Плакала? Чего ты учудил?
Ох, не зря ему все это не нравилось.
– Вообще-то девочка недавно лишилась обоих родителей, ей есть о чем лить слезы и без моего вмешательства. Интереснее другое: планируете ли вы в дальнейшем забыть все произошедшее как страшный сон и обходить юную леди стороной?
Врать Дмитрий не стал: такие, как Пень, ложь буквально слышат.
– Скорее всего, нет. Что-то мне подсказывает, что она не просто мимокрокодил для Семьи, а следовательно, знает ответы на мои вопросы.
Пень чуть склонил голову набок и прищурился:
– Так вы поэтому дали ей свою куртку? Считаете уместным втираться в доверие к девицам в беде?
– Вариант «просто позаботился» мы уже не рассматриваем? Не знаю, какие идиоты собирали ее в дорогу, но о том, что даже летом на мотоцикле будет холодно, они явно не подумали.
Александр смерил богатыря задумчивым взглядом.
– Ее собирал мужчина, лишившийся жены и пытающийся спасти дочь. Самое то состояние для хладнокровия и принятия взвешенных решений, конечно же. – И, вернувшись к готовке, продолжил: – Но за куртку спасибо. Не забудьте подарить ее девочке.
– С чего бы это?
– Потому что я вас об этом попросил, а вы проснулись в моем доме живым и здоровым.
А вот и прорезался тот самый рыжий манипулятор из папиных рассказов. Дмитрий не понимал:
– На фига ей куртка?
– Вы ей понравились. Хороший парень, заботливый, а она тут одна-одинешенька в незнакомом доме, с незнакомым мужчиной и растолстевшим
